i'm waiting for you

Он смотрел на опадающие лепестки сакуры и не думал ни о чем. Мыслей в голове не было, ничего не было. Лишь приятная пустота и легкость. Ветер обдувал шею, теребил необычные для японца яркие пряди. Молодой человек поежился. Потоки теплого воздуха подхватывали розовые лепестки вишни и кружили их в странном, но от этого не менее завораживающем, танце. Все было так прекрасно в этот день… Кроме одного. Парень огляделся по сторонам, выискивая кого-то, пытаясь уловить движение взглядом голубых глаз. Но тщетно. «Он же обещал…» Вдруг на глаза ему легли чьи-то теплые сухие ладони. Юноша, было, вздрогнул, но тут же расслабился. Эти руки он узнает из тысячи. — Ты пришел. — Разве я мог обмануть тебя, малыш Чуя? Рыжий улыбнулся и убрал чужие ладони от лица, оборачиваясь. Молодой человек перед ним стоял в костюме и чуть заметно ежился — последнее время он часто дрожал от любого дуновения ветра. Рукава пиджака были закатаны до локтей и весь облик был уже привычным за долгое время, проведенное вместе. Но всего третий день Осаму Дадзай не обвязывал бинтами голову, прикрывая один глаз. — С тебя-то станется, Скумбрия. Дадзай усмехнулся легко и быстрым движением снял с рыжей головы чёрную шляпу, украшенную лентой, поднимая ту высоко над собой. Реакция «малыша Чуи» не заставила себя ждать. — А ну верни! — А ты достань. — на наглую самодовольную ухмылку Накахара Чуя лишь скрипнул зубами, оттолкнулся от земли и, ощущая, как плитка под ногами с треском чуть проседает вниз, прыгнул. Вот только высокий шатен не зря был его напарником — он предугадал выпад, прищурился и отошёл в сторону, не позволяя вырвать головной убор из своих рук. Но Накахару это не остановило. Он все подпрыгивал, пытаясь дотянуться хотя бы до полов, но в итоге Осаму все же умудрялся увести предмет подальше, прямо перед носом низкого партнёра. Они ходили так по кругу, Чуя уже начал даже путаться в ногах, голова кружилась от того, что приходилось задирать ее довольно высоко. Но вдруг шатен все же сжалился над Накахарой и нахлобучил убор тому обратно на голову и, не давая прийти в себя, обнял одной рукой за талию, прижимая вплотную к себе. — Посмотри, как чудесно опадают лепестки сакуры. Такие красивые цветы, и такие недолговечные. Как и вся человеческая жизнь. — Что ты… — Чуя уже отдышался и нахмурился, не понимая до конца, к чему ведёт этот дурак. — Тш-ш. — тонкий палец ложится на чуть припухлые губы. — Если когда-нибудь придет мое время отцвести, я хочу опасть лепестками вместе с тобой, кружась на ветру и одновременно падая на землю. Свободной перебинтованной рукой Дадзай поймал летящий розовый лепесток и провел им по щеке рыжего. Тот покраснел невольно и отвёл взгляд. — Не неси чепуху. Они оба помнили, зачем они здесь. И Осаму мягко сжал ладонь Накахары, выпуская того из объятий и провожая к фонтану. Скульптура женщины с кувшином в руках величественно возвышалась и в то же время создавала какое-то романтическое настроение. — А помнишь… — начал Чуя, стоило им сесть на парапет. — Как мы впервые здесь оказались? Конечно помню. — Осаму усмехнулся. — Ты, весь перепачканный в крови, и я — красивый и сверкающий в своем великолепии. — Да иди ты, я серьезно! — Накахара боднул собеседника плечом и прислонился к высокому парню. — Даже и не верится, что уже три года прошло с того момента, как я хотел выбить тебе зубы. — Да, сплошная портовая романтика. Осаму поднял голову к небу. Розовые лепестки все кружились в воздухе. Ночное небо Йокогамы, должно быть, освещали звёзды, но огни ночного города не позволяли этого увидеть. — Чуя… Рыжий почувствовал, как напарник вдруг напрягся. — Да? — А… Спой ту песню. — шатен закусил губу. — Которую ты пел здесь в первый раз. Это было необходимо ему сейчас. Слишком многое произошло за последние дни. Приходилось на ходу придумывать различные пути, и пока все складывалось… Не слишком удачно. Но обратной дороги, наверное, в этот раз действительно не было. И Чуя, словно чувствуя всю тяжесть, что была на душе его второй половины, запел тихим, чуть хриплым от выкуренных сигарет, голосом. «Machi no akari ga Totemo kirei ne Yokohama, Buruu raito Yokohama Anata to futari Shiawase yo…»* Под успокаивающий мотив городской, такой родной уже песни и мягкого голоса у Осаму начали слипаться глаза. На душе вдруг стало спокойно. Как и всякий раз, когда они с Накахарой отбрасывали маски переврагов и либо выпивали вместе в каком-нибудь баре (кроме Люпина. Чуя всегда почему-то был против того, чтобы становится частью «лучших друзей» Дадзая), либо просто прогуливались по ночному городу. Любуясь на голубые огни Йокогамы. «Совсем как его глаза…» Дадзай и не заметил, когда их любование сакурой под тихое пение рыжего эспера переросло в действо с романтичным уклоном. Хотя, говорят, что этот фонтан как раз благословляет на сильную любовь всех, кто посещает его. Но целовать пухлые губы Чуи — ох, за это Осаму готов и всю свою душу отдать. А когда чувствует столь желанный сейчас ответ, и вовсе ощущает, как сердце грозит выпрыгнуть из перебинтованной груди. Накахара приобнял шатена за плечи, размыкая губы и давая тем самым больше доступа. Разрешая. И это не может не подкупать. Дадзай прижимает рыжего ближе за талию, углубляет поцелуй, чуть покусывая чужие губы и проводя языком по ровным зубам. Но он чувствует, что не здесь. Мафиозная романтика — это, конечно, хорошо. Но не тогда, когда жаждешь повалить своего партнёра прямо на парапет, едва ли отделяющий двоих людей от воды. — Давай сбежим? Чуя понял все без слов. «Сбежим» — значит убежать в их общую тайную квартиру на окраине города. Ту, о которой — слава хитрости Осаму — все ещё не прознал Мори Огай. И не важно, что на машине туда ехать часа полтора. На байке Накахары домчатся за минуты, по пустой-то трассе. Сердце рыжего всю дорогу выполняло просто мастерские кульбиты, заставляя крепче сжимать руль, когда он чувствовал спиной тепло, жар чужого тела. Стоило только закрыться входной двери, как они буквально налетели друг на друга в каком-то страстном, почти животном порыве. Дадзай жадно сминал губы Накахары в поцелуе, уже самовольно проникая в глубину чужого рта языком, переплетая его с чужим. Шатен прижал Чую к стене и раздвинул коленом его ноги, чуть нажимая на пах, заставляя утонуть в поцелуе невольный полустон своего партнёра. Рыжий привстал на носочки и обнял любовника за шею, вздрагивая от еле ощутимых покусываний на шее и горячего дыхания. — На кровать… Пойдем… Осаму усмехнулся по-доброму. Принцесса дала «добро». На черных простынях белоснежная кожа и разметавшиеся рыжие кудри смотрелись слишком великолепно. Осаму закусил губу, окидывая взглядом напарника, что тянул сейчас к нему свои тонкие руки в немой просьбе. Никто из них не заметил, как они оба остались без одежды. Какое-то странное «Скорбное» помутнение. С растяжкой приходилось заморачиваться каждый раз, поэтому на прикроватной тумбе предусмотрительно стоял тюбик смазки. Дадзай окунул в вязкую жидкость пальцы, а после аккуратно проник сначала одним, а потом и двумя внутрь Накахары, ощущая, как мышцы с неохотой, но все же поддаются. Наградой для шатена был тихий судорожный выдох и короткие ноготки, что царапали сейчас забинтованные плечи. После того, как Накахара сам начал насаживаться на ласкающие изнутри пальцы, изнывая от желания прикоснуться к себе и тихо поскуливая, Осаму все же прекратил растяжку и небрежно вытер руку о простынь. Он и сам был уже не в силах терпеть, особенно глядя на то, как его любовник закусывает губу и закатывает глаза к потолку от желания. Дадзай не стал переворачивать Чую в излюбленную коленно-локтевую. Он знал, что рыжий именно эту позу ненавидит всей душой, и сегодня хотелось сделать все идеально. Так, чтобы рыжик запомнил надолго. Он приподнял чужую ногу, аккуратно целуя лодыжку, закинул себе на плечо, тем самым, приблизив к себе Чую. — Осаму, — повелитель гравитации покраснел, голубые глаза были подернуты поволокой. — Давай уже. Дадзай и сам давно был не в силах тянуть. Он сперва осторожно надавил головкой члена на успевшее сжаться колечко мышц, но не увидев на лице рыжего никаких отрицательных эмоций, резко вошёл. Накахара прогнулся в спине — первый толчок, и прямо по простате. — Ещё… Сильнее… Рыжий закусил губу. Дадзай прищурился и сразу начал грубо вбиваться в тело под собой, смотря прямо в голубые омуты глаз. Он то срывался на бешеный темп, буквально выбивая из Накахары вскрики, то наоборот замедлялся и почти выходил из жаркой глубины, не без удовольствия ощущая, как нежные стеночки сдавливают член в попытке удержать в себе. В такие моменты Чуя начинал метаться по постели от неудовлетворённости. Уже предчувствуя разрядку шатен накрыл своей рукой вставший член партнёра, заставляя того громко простонать его имя, и одновременно с этим резко вошёл, в очередной раз попадая прямо по заветной точке. На последнем толчке Осаму прошипел сквозь зубы, и только успел выйти, как кончил. Вместе с ним белесая жидкость залила живот самого Чуи. Осаму потянулся за салфетками и вытер рыжего и себя. В душ идти настроения не было, но и засыпать в таком виде тоже было бы слишком. После Осаму прилёг рядом с любовником и провел по рыжим спутавшимся прядям. Решение все же пришло. И хоть и с горечью, а все же другого выхода шатен не видел. Дадзай спустился рукой ниже, ладонь легла на щеку Чуи, огладила скулы. Печальная улыбка тронула тонкие губы. Он обязан был сказать. — Я должен уйти, малыш Чуя. Накахара ничего не сказал, словно действительно мог прочитать все, что было в мыслях у его напарника. Словно действительно видел всю его прогнившую черную душу насквозь. Он промолчал, лишь прильнул к ласкающей руке щекой и потерся, глядя при этом в глаза так преданно и верно, что у Дадзая защемило сердце. — Я буду ждать, Осаму. «Ты не дождешься меня, глупый» — пронеслось в голове у суицидника. Он потрепал рыжего по волосам, дождался, пока тот задремлет и поднялся с постели, неторопливо одеваясь. У него осталось ещё одно незаконченное дело. На следующий день Чуя получит приказ о срочной командировке. А когда вернётся, все, что ему останется — взорванная машина и данное от всего сердца обещание. «Я дождусь тебя, Осаму». *** — Дадзай-сан, вы далеко? Шатен обернулся и увидел семенящего за ним мальчика-тигра. Лёгкая улыбка тронула губы самоубийцы. — Не очень. Мне надо кое-куда зайти. Я жду одного человека. — Я-я-ясно. — протянул Атсуси и с удивлением посмотрел на наставника. То он сидит у непонятной могилы лучшего друга, то вдруг ждёт кого-то важного. Темная, непонятная душа. Хотя, кто его знает, какой он — настоящий Осаму Дадзай. Но вслух же парень произнес другое, — Очередная девушка, согласная на двойное самоубийство? Дадзай внимательно посмотрел на своего ученика, и этот взгляд, казалось, пронзал насквозь, выворачивал душу, открывая истинные чувства и мысли юноши. — Если бы, Атсуси-кун. Если бы. Они дошли до фонтана в Ямасита. Сердце Осаму защемило от нахлынувших воспоминаний. Когда-то, пять лет назад, они вдвоем приходили сюда, чтобы полюбоваться опадающей сакурой. Чтобы потанцевать. Чтобы просто побыть вместе. Здесь все и закончилось. — Время цветения сакуры, да? Атсуси моргнул недоуменно пару раз и промолчал. Он не знал, что творилось в душе его наставника, но улыбка у того была печальная-печальная. Такую он видел лишь раз, тогда, на могиле некоего Оды С. Они даже не заметили одинокую фигуру в кимоно, что подошла к ним из-за спины, тихо шлепая сандалиями. — Неужели ты не мог прийти сюда раньше, идиот Дадзай? Мягкий, но строгий и переполненный горечью голос заставил агентов обернуться. Подошедшей к ним оказалась одна из членов Исполкома Портовой мафии — Одзаки Кое. Старшая сестра всех мафиози. «И наставница Чуи…» — тут же пронеслось в голове у Осаму. — Сестрица? Что привело тебя сюда… Ещё и с цветами. Действительно, в руках женщины был букет ярко-алых камелий. Она промолчала. Лишь обошла двух членов вражеской организации, нагнулась и положила букет на парапет фонтана. Затем она выпрямилась и бросила суровый взгляд на Дадзая. — Он ведь ждал тебя. Все это время ждал. Осаму знал. А если и не знал, то догадывался, припоминая уверенный взгляд голубых глаз. И вспоминая слова рыжего после спасения у Цитадели Мертвеца. «Я все ещё жду тебя, Дадзай. Тебя, а не выскочку из Вооруженного Агентства». Знал, и все равно струсил. Перебраниваться на поле битвы и ощущать друг друга реальными врагами совсем не то, что вновь вспомнить былое, снова отдаться взаимным чувствам, утопая друг в друге. Дадзай не был уверен, что не захочет вернуться назад. Но он все же решился. Спустя полгода. В надежде, что Чуя не устанет ждать. Дата ведь тоже не была случайной — юбилей с ухода Осаму, можно сказать. Шатен непременно хотел пошутить на этот счёт перед Чуей и посмотреть на реакцию. Наверняка тот силился бы не засмеяться, но все равно бы дёрнул уголком губ в ухмылке. Но рыжего здесь не было. И это заставляло закусить губу от досады. «Неужели…» — Он ждал тебя. Все эти годы приходил к этому чертовому фонтану. — Сестрица Кое вновь приблизилась к Дадзаю и Атсуси. — Бросал все, заканчивал миссии раньше срока, лишь бы прилететь на место в девять вечера и не опоздать, в надежде что ты придешь. Почему-то Дадзаю показалось, что его сердце вот-вот остановится. — И знаешь… Я бы с радостью убила тебя прямо здесь и сейчас. — Женщина коснулась чехла катаны, что всегда была при ней. — Но не могу. В память о Чуе. Потому что он любил тебя, и ждал, словно верный пёс. Осаму резали слух все слова, что произнесены были в прошедшем времени. Они въедались под кожу и заставляли проявиться наконец пониманию, что же случилось. Осознанию, для чего Кое-сан принесла цветы к фонтану. Почему «в память о Чуе»… — Когда?.. Собственный голос звучал хрипло. Но было уже плевать и на него, и на Накадзиму, что в удивлении воззрился на наставника. — Месяц назад. Так торопился к «тебе», что пропустил пулю мимо сердца. В словах женщины звучала мрачная ирония. Она не могла простить Дадзая. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Накахара Чуя был для нее практически сын. Или младший брат, которого у нее никогда не было. И он погиб из-за того, кто даже не мог просто прийти на встречу вовремя. Осаму осел на парапет. Когда-то они сидели тут вдвоем — он и Чуя. Рыжий напевал ему «голубые огни Йокогамы», а после тонул в его поцелуях. Где-то рядом стоял припаркованный малиновый мотоцикл. Такой раздражающий. «Я буду ждать тебя, Осаму». Дадзай усмехнулся мрачно. — Я же сказал, что ты не дождешься меня, малыш Чуя. Он не помнил, как они разошлись. Не помнил, что ещё говорила сестрица. Не помнил, что он наплел Накадзиме. «Я буду ждать…» Хотелось выть и смеяться одновременно. Месяц! Такой маленький срок по сравнению с пятью годами, а как сильно он изменил жизни людей. Первая бутылка сакэ была осушена практически как вода — залпом. Осаму даже не поморщился. Дальше в ход пошла бутылка виски. Дадзай пьянел всегда с трудом, но выпивки дома было предостаточно. А позже он отправился в один из тех баров, где когда-то в юности они зависали с Чуей. На утро Осаму уже почти совсем не помнил разговора у фонтана. Лишь обрывки фраз. «Ждал все эти годы… Спешил… Ты мог прийти раньше…» Точно. Чуя ведь наверняка скоро должен вернуться с миссии и прийти на их место. Он же просил Дадзая прийти, говорил, что все ещё ждёт. Шатен не мог просто взять и разочаровать свою рыжую принцессу. Дадзай кое-как собрал себя по частям, умылся, накинул на себя бежевый плащ и стремглав направился в знакомый район. Стоило просидеть у женщины с кувшином пять часов, чтобы понять, что Накахара не придет. «Неужели забыл?..» Шатен не верил. Не после всего, что их связывало. Мимо пролетел очередной розовый лепесток. Высокая фигура поднялась с парапета и огладила бетонную плиту. Он ещё вернется сюда завтра. «Я буду ждать тебя, Чуя».