Целую кончики твоих пальцев

Она проделала по-настоящему большую работу. В конце концов, спешить было некуда. Если бы нечто подобное случилось с Ней раньше, до знакомства с… Хотя нет, ничего подобного не случилось бы. Тем не менее, гипотетически, если бы нечто похожее случилось бы с Ней раньше, самым простым решением было бы расплавление к чертям всех систем «черного ящика» и взрыв. Большой такой взрыв. Но не теперь. Чертова девчонка заразила Ее чем-то таким… Гуманизм? Можно ли было назвать это чувство так? Особенно по отношению к тысячам турелей, модулей, дроидов и других разнообразных систем, насильно погруженных в спящий режим. Нет, наверное, не гуманизм. Наверное, это просто потому, что одна неугомонная испытуемая называла комплекс своим домом. Даже если ты не собираешься возвращаться, разве обязательно взрывать собственную спальню? Можно просто оставить ее кому-то другому. В смысле, если еще кому-либо из человечества она понадобится. Если человечество еще живо. Она так и не удосужилась выяснить. Она тщательно и долго работала. Да, комплексу уже не нужен был глава, но нужно же было, чтобы он простоял как можно дольше, будучи законсервированным. Она действительно расплавила все системы «черного ящика», внимательно изучила связи своей личности с комплексом, вынула самое необходимое, то, что можно было безболезненно оторвать, остальное — отметила. Самым ценным участком, нужным Ей, были личные воспоминания — их Она скачала себе все, без остатка, бережно, перепроверяя восемь раз перед удалением каждого байта с серверов комплекса. В андроидный корпус, конечно, много не засунешь, но у Нее было время и на то, чтобы пересмотреть немного свою конструкцию, снеся кое-что, что Ей скоро не понадобится, и добавив нужное. Она не трогала только генераторы электричества в руках. Пара хлопков по собственному лицу, сопровождаемая небольшим кусачим разрядом, помогала собраться. Не остановиться на полпути, не забиться в угол комнаты управления, не потерять силы… Она ведь решилась. Взаправду решилась. Очередной удар с разрядом нарушил целостность обшивки, и вышло больнее, чем обычно. Она ойкнула и потрогала образовавшуюся на лице прорезь. Все же нужно было и себя чуть-чуть поберечь. Она уже так много сделала — стоило поберечься. Ради нее. Ради них обеих. Да и зря делала то маленькое устройство, что ли? Что действительно стоило решить, так это стоит ли идти с полностью заряженной батареей. Учитывая обстоятельства, возможно, Ей пришлось бы позаниматься энергозатратной работой… Хоть Ей и было уже все равно. «Главный модуль отсоединен. Переход на автоматическое самообеспечение. Консервация». Она вдохнула «полной грудью», не нуждаясь в воздухе — просто потому, что Ей необходимо было. И так часто делала Её лучшая испытуемая, когда они выходили на поверхность. В этот раз, однако, в глаза Её были встроены искусственные подобия слёзных желез с бесцветной безвредной жидкостью — и «слёзы» не замедлили потечь, заставляя ток немного кусаться на так и не заделанных царапинах на лице. — Всё в порядке, милая, — Она улыбнулась так, словно Челл была рядом, и с любовью погладила кажущиеся такими старыми двери пристройки, скрывавшей вход в комплекс. В их дом. — Ты… береги себя, комплекс. Береги себя. Она закрыла дверь, чувствуя, как обрываются последние корни, связывающие Её с комплексом. С их домом. Что ж, всё равно это был дом только тогда, когда внутри Ей ещё было тепло и уютно. Она не удержалась и прижала ладони к лицу, стараясь, чтобы безвредная бесцветная жидкость стекала по пальцам. Челл как-то сказала, ну, знаками, что эта штука немного пахнет росой. Как будто Она знала, какой запах у росы. Но всё равно улыбнулась от мысли об этом. Они прожили вместе довольно хорошую жизнь, на самом деле. Были тесты, была наука, были длинные полуустные-полужестовые диалоги. Был сон в одной кровати — ну, как «сон», у Челл сон, а у Неё спящий режим. Был торт, и не один. Но главное — была сама Челл. Каждую минуту, даже если Она находилась вне андроидного корпуса, Она знала, что Челл здесь, с Ней, дома — она сама несколько раз называла Aperture домом. Может, просто потому, что больше ей некуда было пойти? С другой стороны, она же, опасная немая сумасшедшая, несколько раз робко, но со счастливыми глазами назвала Её саму своей семьёй. Нет, признания тоже были, но семья… В этом слове было что-то тягуче-нежное, растекавшееся будто по всему комплексу — и Она пела ей, пела о своей любви к той, что считала Её своей семьёй, пела не вслух, но во всех рабочих звуках комплекса была слышна эта серенада. Это длилось так долго, что Ей даже стало казаться, что их время никогда не кончится. Однако времени оказалось меньше, чем Она рассчитывала — лет двадцать, от силы. Она всё откладывала разговор о том, чтобы сделать Челл по крайней мере подобной себе — бессмертной, то есть, или почти бессмертной. А потом, когда Её лучшая испытуемая так внезапно и быстро угасла, словно впорхнувший в пламя мотылёк, Она уже не успела. Что ж, даже передовые технологии не гарантировали стопроцентного успеха, а Челл к тому же была единственной пациенткой. Она боялась тогда, а сейчас думала об этом с задумчивой улыбкой, идя в высокой, Ей самой по колено изумрудно-зелёной траве. Девушка очень любила повалиться в неё где-нибудь, невзирая на саркастичные замечания о насекомых и змеях, дождаться, пока Она устроится рядом, и начать рассказывать, что ей видится в облаках. Сама глава комплекса видела только взвешенный в небе конденсат водяного пара, но ради девушки честно старалась придумать, на что же облака могут быть похожи. Вот и сейчас Она добрела до точно отмеченного на Её навигаторе места. Прошло довольно времени с тех пор, как Она тут была, и трава уже давно выпрямилась, но ведь Она была всё ещё высокотехнологичным андроидом — даже если заменила массу нужных вещей дополнительными винчестерами для хранения всех дорогих воспоминаний. Она легла точно там, где в последний раз ложилась Челл, и посмотрела в безоблачное небо. Девушке очень нравились Её руки, даже странно — то есть, она никогда не говорила про это, но часто брала Её за руки, гладила ладони, плечи, помогала снять перчатки, но чаще всего — прикасалась губами к кончикам пальцев, там, где у людей располагались подушечки. Сама Она только посмеивалась смущённо и иногда спрашивала, что это такое с испытуемой. Та, конечно, лишь лукаво улыбалась и награждала андроида поцелуем в губы, но никогда не отвечала напрямую. «Это значит обожание, ГЛэДОС, — написала её дрожащая рука уже на койке в медблоке, пока была ещё достаточно тверда, чтоб держать карандаш. Пока они думали, что это просто переутомление. — Я люблю тебя». Она улыбнулась в ответ и ответила, что Она тоже. — Обожание… — Она подняла вверх руку. Перчатки и сапоги Она оставила в комплексе — Ей хотелось чувствовать траву под собственными ногами и руками, пускай и с искусственными сенсорами. Её тонкую ладонь мгновенно согрело солнце — каждый изгиб, каждую фалангу и «подушечку» каждого пальца. Как будто все поцелуи Её испытуемой разом загорелись на искусственной кисти. Она закрыла глаза, всецело отдаваясь этому странному непривычному чувству — в конце концов, теперь все Её процессы действительно принадлежали только Ей. Она подняла вторую руку. На ум пришло попросту заставить тактильные сенсоры воспроизвести всё, что Она помнила о прикосновениях Челл, и Она так и сделала. По лицу с повреждённым покрытием снова заструилась бесцветная жидкость, но на этот раз андроид не стала закрываться руками. Она взвешивала варианты тогда. Пыталась быть логичной и честной и с собой, и с памятью о Челл. Да, Она любила науку. И да, тесты всё ещё были важны для науки. И да, её смерть очень больно ударила по Ней. Но объективно, даже попросту объективно — с её смертью теряла смысл и наука. Челл была слишком хорошей испытуемой. Идеальной испытуемой. Она ведь и правда могла найти решение для любого теста, даже без стандартного выхода через дверь — они тестировали и на это. Челл задала слишком высокую планку, и без неё это было далеко не так весело. Не говоря уж о любви. Поэтому единственным правильным выходом для Неё, спустя столько времени раздумий и поисков, оказалась собственная смерть. Это было не так уж тяжело устроить, на самом деле. Главной задачей было полностью вместить свою личность в корпус андроида, безжалостно оборвав связи со вспомогательными программами, удалить бэкапы, заставить комплекс тихо спать без Неё… В конце концов, комплекс был и Её домом и любимым детищем. Просто без испытуемой стало очень уж тихо. Настолько тихо, что даже грохот систем охлаждения не заглушал всхлипываний синтезатора голоса. Она открыла глаза и села. Внутреннее оповещение сообщило, что аккумулятор перегревается, и что заряда осталось от силы на час. Андроид скрестила ноги по-турецки, уперлась ладонями в землю и откинулась назад, безбоязненно глядя прямо на солнце. Светило было сегодня необычайно ласковым и довольно быстро высушило дорожки бесцветной жидкости на белых щеках, согрело краешки прорывов обшивки на лице. Она долго смотрела прямо на солнце, бережно перебирая в голове воспоминания, запрокинула голову, выкрутила громкость синтезатора голоса на максимум и запела о дорогой девушке, которой стоило бы бежать от науки. Спустя час и десять минут песня смолкла на очередном повторе имени. Спустя ещё пять минут раздалось странное шипение, и из приоткрытого рта ещё сидевшего в устойчивой позе андроида с потухшими линзами повалил дым. Маленькое устройство в голове расплавило Её личностный центр вместе с последним облегчённым мысленным вздохом.