Консорциум

      Туман плыл через ветви Чардрева, нереальный и угнетающий, как паучий шёлк или тяжёлый бархат.       Король ночи приблизился к нему бесшумно, двигаясь столь спокойно, как не смог бы ни один смертный. Бран не чувствовал никакого страха, ничего, кроме пустоты, вечной его спутницы с момента смерти Трёхглазого ворона, с тех пор как он ушел за Стену. А может и вовсе с самого падения.       Рука гладила его подбородок, его лоб, волосы. Прикосновение Короля ночи было ужасающим, холодно-прекрасным, и зима расцветала у него под кожей с каждым легким взмахом кисти. Запястье горело диким, горько-сладким пламенем в месте, свидетельствующим об их последней встрече. Этот знак ощущался – и всегда будет ощущаться – как печать собственности.       Рука легла на его щёку. Не отводя взгляд, затаив дыхание, зная, что его собственные губы будут ощущаться чертовски горячими на холодной коже, Бран прижался ртом к запястью Короля ночи.       Он почувствовал, как в самой его сердцевине прошла дрожь волнения. Там, где, как он думал, уже все давно было покрыто льдом. Это была боль, такая же резкая, как разбитое стекло, и такая же сладкая, как жидкий солнечный свет, текущий по коже, как глазурь. Он позволил вырваться одному вздоху, который, как казалось, задержался между ними на вечность.       Медленно глаза Короля ночи опустились к его запястью. Там, почти в том же месте, что и у Брана, остался пёстрый, ржаво-красный подтёк. Бран заметил, как в ярко-голубых глазах Короля ночи промелькнула тоска.       Сразу же, подобно трескающимся потокам зимы, тающим на солнце, он почувствовал обжигающе-быструю сырость, будто он сломил скорлупу яйца голубя или дракона. Преодолевая себя, он посмотрел на чудовищно-утонченное лицо и ждал; ждал смерти, ждал чего угодно, что должно было произойти.       Король ночи обнажил свой меч. Одним плавным ударом он толкнул его вниз, пробивая белый снежный покров.       Как умоляющий слуга в присутствии своего господина, Король ночи упал на колени перед Браном.