Damoclis gladius

«Кто чует меч над шеей преступною, Тому не в радость яства Сицилии"

                            Шон приходил к нему каждую ночь — достаточно поздно, чтобы его младший брат мог уснуть, но недостаточно, чтобы сам Финн задремал в ожидании.        Обычно, они устраивались так близко друг к другу, что их волосы переплетались меж собой, а лбы соприкасались, и тогда Финн вслушивался в чужое сердцебиение, кладя ладони с передней и задней стороны груди. Сердце рядом билось так же громко, как и его самого, но, может быть, даже немного быстрее. Они тихо переговаривались друг с другом о жизни — порой это была жизнь прошлого, а в какой-то раз это жизнь будущего, но настоящее их никогда не заботило. Иногда они касались друг друга, потому что Диасу было страшно идти на большее, а Финн не хотел его торопить. Их ночи — длинные и проведенные в душной палатке, где всё пахло плотью и потом — были сокровенны. В руках друг друга они находили своё утешение.        — О чём ты думаешь?        Шон уютно устроил свой подбородок на чужой груди, поглядывая вверх на Финна. Ему очень нравились глаза Диаса — темные, цвета топленного шоколада, с ярко желтыми прожилками у зрачка. Эти глаза принадлежали бойцам, диким животным в степях, и Финну нравилось, что лишь рядом с ним этот взгляд плавился и обжигал так сильно.        — О будущем, — солгал подросток, накручивая на палец чужую прядь. Да, волосы у Диаса отрасли достаточно быстро за время его скитаний по Америке и с этим срочно надо было что-то делать.        На самом деле, он думал про сейф.        — И что это за будущее? — игриво спросил Шон, выводя пальцем абстрактные образы на оголенной груди.        — Счастливое, — кратко ответил ему подросток, продолжая играть с чужими волосами. Да, может длинная шевелюра и имела свои плюсы, но то, как она свисала по бокам. Ужас. Нужно было ему самому обстричь его, пока Диас спал. Он выходил из их тусовки.        — А мы с Даниэлем в нём есть? — ехидство не покидало голос Шона.        — Конечно, я же сказал «счастливое», — в той же манере выдал ему он.        Они замолчали. Шон спрятал своё лицо в изгиб чужой шеи и смущенно засопел. Финн обхватил того поперёк живота и лениво поцеловал в загорелую щёку. Он опустил взгляд вниз — картина их обнаженных тел предстала перед ним. Ноги переплетены между собой так, что нельзя было разобрать где чья и Финну нравилось обманывать себя, что они с Шоном почти одно и то же живое существо. Это казалось ему привлекательным, ведь лишь рядом с Диасом он чувствовал, что дыра, о существование которой он даже не подозревал до конца, была наконец-то заполнена. В тот самый день, когда Кэсс привела братьев в их лагерь, он осознал, что всё это время был пуст и лишь Шон может исправить это. Сейчас же, поглаживая чужие ребра, он лишь подтверждал это. Никогда еще сочетание оливковой и молочной кожи не было таким правильным.        — Я давно хотел тебя спросить, — Шон вдруг резко выпрямился, усаживаясь сверху на чужие бёдра. В последнее время, он совсем перестал стесняться своей наготы и Финн подозревал, что Ханна приложила свою руку к этому. — Откуда у тебя этот уродливый шрам?        Указательный палец приземлился на чужой груди, обводя по неровному контуру объект обсуждения. Диас следил лишь за своим пальцем, словно в надежде, что невесомое касание помогло бы ему раскрыть историю увечья. Но кожа оставалась равнодушной.        — Вообще-то, шрамы украшают мужчин, — хитро произнёс Финн, хватая чужую ладонь и поднося к губам, чтобы оставить невесомый поцелуй на запястье. Шон шумно выдохнул через нос.        — Да, но определенно не этот, — заметил парень, пытаясь высвободить руку. Делал он это крайне пассивно и фальшиво, только для того, чтобы больше раззадорить. Тот поднялся губами выше, начерчивая себе дорогу до костлявого плеча и ловя каждый трепещущий взгляд сверху. Ему нравилось играть.        — Грубо, — выдохнул в ушную раковину Финн, аккуратно покусывая мочку уха. — Очень грубо.        — Правда? — слишком фальшиво удивился парень, отстраняясь. — А я думал, что ты любитель подобного.        Финн улыбнулся на это, и вытащил свои ноги из-под чужого тела, удобно устраиваясь по-турецки. Шон последовал его примеру и вновь накрыл шрам ладонью — тот был таким хаотично неровным, что части его проглядывались под всеми сторонами руки.        — Так может быть ты всё же расскажешь мне? — Шон растянул все буквы точно таким же образом, как Дэниель упрашивал Финна украсть ему немного печенья из супермаркета. Парень тяжело вздохнул и кивнул.        — Это глупая история, говорю тебе сразу, — он с тоской посмотрел на чужие руки и накрыл их своими. — Это ещё до моей отсидки было. Я иногда подрабатывал грузчиком в одной благотворительной организации — там, конечно же, мало платили, но хоть что-то. Мы часто бывали в одной небольшой церкви со всеми этими католическими замашками вроде органа и мальчишеского хора. Я крайне не люблю религию, хотя моя мать была жесткой протестанткой. Стой, ты верующий?        — Неа, мне плевать, если честно, — пожал плечами подросток и кивнул пару раз, чтобы собеседник продолжил разговор.        — Классно. Короче, был там один парень — типичный парнишка из приличной семьи со всеми этими своими примочками хорошей жизни. Знаешь, огромный дом, воскресная школа и лабрадор с банданой на шее. Короче, звали его Нилом Миллером и он был непростой штучкой. Мы с ним неплохо общались. Слово за слово и вот мы у него дома и…        — …он оказался больным психом и пырнул тебя ножом в грудь? — озвучил догадку Шон.        — Не, он оказался геем.        — Черт, я даже боюсь тогда подумать… — скулы у подростка стали краснеть от размышлений на тему связи гомосексуальности Нила Миллера и шрамом от ножевого ранения в грудь.        — Воу, воу, притормози! — успокоил его Финн, — Я ведь ещё не рассказал. Сидим мы на его диване в кухне, он предлагает мне всякую мажорскую выпивку из папочкиного тайника и нагло заговаривает зубы, представляешь? Зубы заговаривает! Мне! А потом наклоняется так… предлагающе. Ну, а я человек не привередливый в этом вопросе — что мне дали, то и беру. И вот его ладонь у меня на бедре, а сам он на коленях и…        — Ладно, ладно, давай без подробностей, — прервал его Диас.        — Ладно, просто скажу, что рот у него был отменный. — Шон закатил на эту реплику глаза. — Ну, в самый пикантный момент дверь открывается и там его злобный католический папаша с сумкой продуктов только из Target`а. Он, конечно же, в шоке — не каждый же день увидишь своего драгоценного сынка между чьими-то ногами, да? Ну, вот он и схватился за мясницкий нож и вонзил его мне в грудак, пока Нил пытался ему что-то прокричать с полным ртом слюней.       — Это… так ужасно, — тихо прошептал Шон, смотря на сцепление их рук над шрамом.        — Не, всё ведь обошлось. Я забежал в чью-то комнату, отрыл там изоленту и заклеил рану, а потом выпрыгнул через окно — спасибо, что первый этаж, — спокойно ответил Финн, доставая самокрутку из своего тайника. Одну он протянул Диасу, но тот отрицательно покачал головой и отвёл руку с косяком в сторону.        — Серьезно? Даже швов не накладывал?! Каким образом ты не подхватил никаких заражений? — Шон слишком эмоционально жестикулировал для шести утра. Его друг лишь закатил глаза и упал на спину.        — Зараза к заразе не липнет, — подвёл итог парень, выпуская густой дым из легких. — Не волнуйся за меня, солнце, я выбираюсь из любой задницы.        На этой фразе, Шон задумался. Он раскрыл вход палатки, чтобы хоть немного глотнуть свежего воздуха. Бояться, что их увидят, не было необходимости — в такой ранний час даже птицы щебетали неохотно. Диас смотрел на безмятежную природу у самого входа и утренняя прохлада его совершенно не беспокоила. Шон смотрел на стройные стволы деревьев и думал о свободе. О её цене. О будущем. О их будущем.        — Почему ты не обратился к родителям? Или врачам? — всё еще не находил себе места подросток. Жестокая сцена, где из груди окровавленного возлюбленного торчал нож ярко представилась перед глазами.        — Потому что всем всегда было на меня плевать, Шон, — честно ответил Финн, стряхивая пепел рядом с собой и полностью игнорируя банку-пепельницу. — Всем всегда было на меня плевать, и я слишком быстро смирился с этим, сладкий.        Они замолчали. Шон прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки природы и его одолело жуткое эгоистичное желание. Ему захотелось обернуться настоящим волком с клыками и вздыбленной шерстью, чтобы убежать в глухой лес, где его бы никто никогда не нашёл. Он бы бегал с другими дикими волками, загоняя уставшую добычу в тупик, где бы кровожадно опускал свои острые зубы в нежное горло. Но перед глазами было лицо младшего брата. Слабого и невинного брата с неукротимой силой в руках. Его волчьи мечты никогда не станут реальностью, пока он должен был защищать свою семью. И это не обязанность Диаса, это его выбор и он готов нести за него ответственность.        — Каким ты видишь своё будущее?        — Очевидно, я ведь столько раз рассказывал тебе про кокосовые коктейли…        — Нет, я говорю про настоящее будущее, — Шон обернулся к нему, и Финн увидел всю ту жестокость, которую вообще могло отобразить его мягкое лицо. — Что ты будешь делать завтра, когда наша работа закончится? Что ты будешь делать через месяц? Куда ты пойдешь? Я пойду с тобой? А мой брат пойдет с тобой?        Шрам помог ему понять одну истину — для Финна жизнь была бардаком и до тюрьмы. Ему всегда казалось, что его друг был хорошим парнем, который просто встал ни на ту дорожку, но сейчас карты разыгрались совершенно по иному. У Диаса будто выбили почву из-под ног. Он не был уверен в своём выборе следовать за этим парнем, а потому он так выжидающе разглядывал его сейчас, пытаясь найти хоть какие-то подсказки.        — Шон, я всегда выбираюсь из дерьма, — Финну перестал нравиться этот разговор. Из сладко ностальгичного он перерос в чудовищно удручающий. — Если тебе страшно, что ты и твой брат надеются на неправильного человека, то это глупо. Я вытащу нас из этой дыры и мы доедем до Мексики, слышишь? Что может пойти не так?        Шон напрягся всем телом и в один миг тут же опал, уронив голову на грудь. Он чувствовал себя глупо из-за этого. Это же Финн, у него всегда есть план и рядом с ним безопасно. Почему же Диас не может избавиться от этого чувства, что всё вот-вот должно было оборваться и разрушиться, как карточный домик? Он чувствовал костлявую руку судьбы на своей шее, что никак не могла оставить его в покое. Несчастье всегда преследовало его, и Шон думал, что оно должно вот-вот его настигнуть опять. Слишком хорошо шли у него дела в последнее время.        — Солнце, — ласково позвал его Финн, туша окурок в пепельнице, которую так старательно игнорировал ранее. — Выбрось это из головы и вернись ко мне. На улице холод просто ужасный, давай подремлем хоть часок перед работой.        И Шон вернулся. Ныряя назад в наркотический дым и в ещё свежий запах близости между ними, он нащупал чужую щеку и крепко поцеловал её. Финн глухо засмеялся от подобного акта нежности, но также он понимал, что таким образом Диас пытался загладить неровности от разговора. Большим пальцем он продолжал поглаживать очертания челюсти.        — Я верю тебе, — тихо произнёс парень, заглядывая в глаза напротив с полной покорностью и обожанием. — Я доверяю тебе самое дорогое — моего брата.        С этими словами, он поцеловал его.        Этот поцелуй был другим. Он не был привычно страстным, что было нехарактерно для их безумной влюбленности друг в друга. Этот поцелуй был полон доверия и заботы, когда легкие поглаживания направлены на то, чтобы успокоить, а не возбудить. Он не был похож на их привычную схватку за лидерство. Сердце Финна переполнилось трогательной любовью к этому парню напротив, но у чужих губ был привкус горечи. Он чувствовал, что это всё незаслуженно, что его лишили чувства триумфа, отдавая всё самое ценное сразу. Финн ещё ничего не сделал, хотя и задумывал, а его автоматически посчитали героем.        «Завтра» должно было доказать Шону, что этот поцелуй Финн заслужил полностью. Обнимая дремлющего парня в своих объятиях, он сам медленно засыпал и думал лишь о трёх вещах:       Отвлеченный Меррил, открытый сейф для выдачи зарплат, Дэниель в пустой гостиной.