***
--- 21:07 04.07.2016 От кого: Арс Уже в самолете --- 21:07 04.07.2016 От кого: Арс Ложись без меня, если устанешь --- 21:07 04.07.2016 От кого: Арс Или Кьяра подарит тебе тишину --- 21:08 04.07.2016 От кого: Арс Пользуйся своими возможностями по максимуму После этих сообщений Арсений выключил телефон, его самолет начал набирать высоту. Его мысли были уже дома, обгоняя самолеты и скорости света.***
Кьяра не дала папе и шанса на тишину. Она словно чувствовала антоново беспокойство и выражала свое собственное доступным ей способом — плачем, но Шастун был благодарен малышке за это. За постоянным присмотром, играми и увлекательными сказками парень и сам забывал о необоснованной тянущей тревоге. Около 9 вечера Антон и Кьяра уже лежали на большой родительской кровати, завернутые в летний теплый плед. Папа читал ей одну из ее красочных книг, а она тыкала пальчиком, постоянно спрашивая о том, как читается то или иное слово, что это за предмет или когда вернется папа. Последний вопрос звучал чаще всего. Малышка уснула, и парень аккуратно перенес девочку на ее рядом стоящую кровать, поправляя одеяло. На телефоне 22:14, Антон отправился на кухню и, стащив из холодильника шоколадку, сел на диване в гостиной, включая телевизор. Его парень не включал весь день — Кьяра одна из немногих детей, которая не любит цифровые технологии. Они не вызывали у нее таких эмоций как цветные книжки, в которых были красивые «принэссы» и «лосядки». А особенно «принссы». Она часто так называла Арсения, потому что он и вправду часто геройствовал в глазах девочки: злую собаку усмирит, вредного Мяуську подержит, пока девочке не надоест гладить любителя свободы. На первом канале идет какой-то сериал, Антон не вникает в смысл, просто смотрит картинку красочного кадра из клуба. Понизу бежит строка экстренных новостей, парень опускает взгляд, бегло мазнув по словам, и сердце останавливается: Самолет, следовавший рейсом Москва — Воронеж, потерпел крушение при посадке в аэропорту. На борту находилось 374 человека, из которых 193 погибли. Мир как будто бы все подстроил. По ушам сразу же ударяет телефонный до ужаса громкий рингтон, и Антон хватается за этот звонок, как за спасительную тростинку, желая увидеть строгое «Арс» на дисплее, но это не он. Мама. Поднимает трубку и, выслушивая первые десять секунд ее взволнованный монолог, говорит, что сам ничего не знает и позвонит позже. В голове опустошение, а то противное ощущение тянущей тревоги бессовестно ликует. В тумане Шастун звонит по указанному в новостях номеру и ждет, время тянется, как жвачка. Если есть жвачка, дружба, то где этот мир, хочет задать себе вопрос парень, но оператор отвечает по выученной и множественно проверенной схеме: имя, фамилия, отчество, соболезнования, прощание. Если до звонка у Антона было одно преимущество перед этим гнусным чувством — вера, то сейчас оно плясало на ней самый энергичный танец, вдавливая остатки колючими каблуками своих сапог.***
Антон хочет провалиться в сон, готов даже на самый страшный типичный ужастик в собственной голове. С монстрами со свисающими ошметками тканей, вывалившимися органами, бензопилами, страшными вирусами или еще чем-то. Можно даже с чередой жестоких неразгаданных полицией убийств. Только бы не оставаться в реальности, которая хуже любого кошмара. Шастун не смыкает глаз. Постоянно просыпается Кьяра со слезами на невинном детском личике, из-за чего ее прекрасные небесного цвета глазки покраснели; он подбегает к ней, скрывая свой потухший взгляд, не зная, как теперь отвечать на ее вопрос о папе, который она задает каждый раз, перед тем как снова погрузиться в неспокойный сон. Только под утро он засыпает в полусидячем положении с укутанной в цветастый детский плед Кьярой под боком. Через полтора часа его будит дочка, и все словно начинается как обычно: раннее пробуждение, ленивое умывание, завтрак. От помощи своей мамы он отказывается, отправляя сухое сообщение с благодарностью, но она все равно приходит. Он понимает и принимает ее заботу, позволяя затолкать себя в спальню и оставить там на адский сон, без которого он, как бы это парадоксально не звучало, не мог. Это был первый раз, когда Шастун считал минуты, сам не зная для чего. Ни спать, ни, уж тем более, просыпаться, он не желал. Хотелось абстрагироваться от этого мира, а лучше вынырнуть из этого самого страшного кошмара в жизни молодого парня.***
Похороны для Шастуна были словно в тумане. Он не помнил, как проходило опознание трупа Арсения; как звонил в первую попавшуюся организацию, которую ему подсунули знакомые, расхваливая агентство ритуальных, мать его, услуг; как принимал ничего незначащие для их разрушенной семьи соболезнования с Кьярой на руках, не выпуская ее ни на минуту. Ему было интересно, говорили ли те люди правду. О времени, что лечит, о боли, что угасает с этим самым временем. Даже спустя 12 лет по ночам в ушах звенел оглушающий плач полуторагодовалой Кьяры, который давно уже закончился, а перед глазами пестрели видео очевидцев крушения, которые крутили по новостям первые несколько дней. Он так же просыпался время от времени с криком из-за этих картин, выискивая руку Арса, обжигаясь холодом, царившим на второй половине огромной кровати. И тогда к нему приходило спасение, которым было далеко не время, а их с Арсением любимая малышка — Кьяра, которая помнила папу лишь по обрывкам доступных ей воспоминаний и многочисленным фотографиям. В эти моменты она прижимала мокрое от слез лицо отца к себе и гладила его по светлым волосам. — Папочка, — обращалась она к нему, шепотом, таким нежным и успокаивающим, — я тоже по нему скучаю. После этого они шли на кухню. Девочка аккуратно вставала на табурет, чтобы достать нужную упаковку, Шастун подстраховывал, позволяя быть самостоятельной. Дочка была упертой, похожей на Антона, и рассудительной, как Арс, светлые волосы и голубые глазки делали ее точной копией своих родителей, только рост выдавал — маленькая и миниатюрная, хрупкая. После она заваривала чай, который всегда был и вправду очень вкусным. Они распивали его долго, обсуждая все на свете, Антон шутил, Кьяра заливисто смеялась. Примерно через час уютных разговоров, когда смех переходил в сонное хохотание, отец отправлял Кьяру спать, домывая большие кружки. Антон обещал себе, что вырастит малышку и нарушит череду коротких интрижек полноценными счастливыми отношениями, но вот Кьяре уже 21, она переехала жить отдельно со своим молодым человеком. Хорошим человеком, он Шастуну понравился. А Антон все не может обрести счастливые отношения. Хотя хорошие люди были на его пути, готовые принять мужчину со всем его багажом из прошлого. Он просто не мог доверить свое сердце кому-то еще раз. Спустя пару лет в его жизни все же появляется Ирина Кузнецова, красивая женщина, состоявшаяся, пережившая трудности. Твердый стержень внутри, трудолюбие, рационализм, которые помогли добиться успеха и процветания ее компании, сочетались с жизнерадостностью, нежностью, умением доверять и принимать людей. Она не требовала от Антона его сердца и души, оба осознавали, что уже стары для этих сказок и слишком потрепаны жизнью. С ней было спокойно и даже можно было бы сказать, что счастливо. Антон любил Иру, оберегал, благодарил за то, что она вытянула его из этого затянутого туманом образа жизни — постоянно ожидающего. Его жизнь вошла в новое русло спокойной реки. Он по-прежнему навещал могилу Арсения, но уже со спутницей. Однажды Кузнецова с нехарактерной для нее кротостью спросила разрешения на это, и Антон не мог подобрать слов, чтобы сказать, как он ей благодарен. В тот раз она, сидя около надгробия с фотографией известного ей лишь по рассказам Шастуна парня, шептала благодарность и обещание. Обещание беречь его так же как это бы делал Арсений.