В моём доме живёт призрак

      В моём доме живёт призрак.       Мне стало это ясно, когда из коридора послышался высокий и отрывистый смешок, похожий на скрипнувшую половицу, но я-то знаю. Призраки всегда выбирают многоквартирные дома, чтобы там их путали с соседями и с ветром, с дефектом отопления, с другими неполадками, даже с шумной улицей. Особенно им нравятся забывчивые люди: например, я — так можно шевелить посудой сколько угодно, а человек наутро не заметит разницы.       Ах, да.       Призраки не хотят быть замеченными.       Все эти фильмы ужасов — чёртова брехня. Неизвестно, есть у духов полиция или нет, но если тебя заметили, то ты, мой друг, облажался и больше не имеешь права гулять по домам и шебуршать чужими вещами ночи напролёт. Как когда мама разрешает подольше не поспать: «Только чтобы тихо!» — пригрозит она. Поэтому призраки хоть и рисковые из-за скуки, но не совсем глупые и не шумят по поводу и без. Вы думаете, они приходят ночью? Они всегда здесь. Просто днём прячутся за гулом машин.       Призраки не могут навредить — и не хотят. Родом из тихого места, безобидные невидимки достаточно подумали над своим поведением. У них была не минутка и не две, а долгие годы наедине с тишиной и одиночеством, прежде чем им позволили выйти — а там уж каждому своё. Кто-то остаётся со своей семьёй, с умершими бабушкой и дедушкой, с предками и мириадами людей, из которых складывалась их внешность: древнегреческий правитель с родинкой над ухом, рыбак с кривым большим пальцем; их характер. Кто-то же спускается — это образно — на Землю.       Я могу продолжать говорить «призраки», но тогда, подумайте, всё станет похожим на описание вида из учебника биологии, т.е. бездушным, слишком исследовательским. Я лучше расскажу вам о призраке, который живёт у меня дома, о девочке, которая любит пошутить: то дверь откроет, притворяясь сквозняком, то хохотнёт, как прежде, в тембр половицы. Мелькнёт она где-нибудь в зеркале, пока я отвернусь, и смеётся, что её человек пожимает плечами от непонятного, необоснованного страха.       Мой призрак — немножко эгоист.       Мы живём вместе так долго, что уже стали похожи. Не удивлюсь, если она сама меня пугается, когда я вдруг встаю ночью и прохожу мимо неё, потирая глаза кулаком, а как уж ей следует затаиться, коль я не сплю до пяти утра… Мы вместе пьём чай, точнее, я пью, а она сидит и стучит пятками по тёплой батарее. Её невидимые волосы качаются туда-сюда. Безрассудная девочка-призрак.       Мне нравится думать, что мы дружим. Тайно.       Вот нагрянет на меня ночью холод, какой от призраков не бывает, сижу, ёжусь на кровати, а она садится рядом и не дышит, чтобы не спугнуть. «Ну, что случилось?» — «А я темноты боюсь». И девочка-призрак зажигает лампу — белую, как автомобильные фары, — движет ей за окном, даже зажимает нос, изображая звук клаксона. Тени рассыпаются по стене, как обрывки обожжённой бумаги, и когда девочка возвращается на кровать, то я уже сплю; она привычно скидывает с меня одеяло.       Наутро вместе музицируем. Вдруг дёрнусь, встану — померещилось или кто-то подпел? А вокруг уже тишина и всё молчит, затаившись до тех пор, пока снова не запою: сначала настороженно, затем спокойно. Расстроенная девочка больше не подпевает. Раз-два, не больше, в день ей можно шкодничать, чтобы жило это неустойчивое, но спасительное: «Показалось».       Идёт со мной до двери, пялится на то, как я оглядываюсь, перебирая ключи. Ей, как другу, известно, что, выскочи она куклой, тенью, вором, моё сердце зайдётся в припадке и не отомрёт; ей, как призраку, неясно, откуда у меня такие страхи.       А тут оговорюсь, что призраки никак и никогда не станут чем-нибудь иным. И кукла — просто кукла.       К тому же, если б девочка и могла, она не стала бы игрушкой.       Она мечтает о пушистой, длинноусой, игривой кошке.       Я не знаю, что с прогрессом в призрачном мире, не знаю, станет ли мой призрак когда-нибудь живой, но сейчас мы дружим по-другому: трудно, странно и пугающе. Девочка шутит — я шугаюсь. Трясусь — и девочка включает фары.       Теперь пишу о ней историю, а она сидит рядом: невидимая, растерянная. «Ты же меня боишься». Брови сдвигаются к переносице.       Милая девочка-призрак.       Вот она перегнулась через плечо, взглянула на три новых слова и засмеялась. Плечи её человека вздрогнули, замерли, и она запоздало прикрыла рот рукой.       Сижу и думаю: то ли половица скрипнула, то ли кто-то посмеялся…       Призраки никогда не признаются.