Вот такие макароны

Взрослая жизнь ударила нас с Рыксей по лицам буквально в первый же день в Парме. Мы неслись ей навстречу, думая, что она ожидает нас с распростёртыми объятиями, на самом же деле она размахивалась, чтоб вмазать нам покрепче. Всё произошло стремительно, именно стремительно, потому что иначе попасть почти на пятьсот евро невозможно ‒ а вот мы умудрились. Как это произошло? Наверное, чтоб не отпугивать студентов, часть расходов, которые им предстоит встретить лицом к лицу, скрывается, и выкатывается, как рояль из кустов, когда студенты стоят на заранее подготовленном белом кресте под вывеской «Добро пожаловать». Так как мы оставались дольше, чем на три месяца, мы обязаны были получить вид на жительство: для нас это одним словом звучало как бумажная волокита. Пройти все семь кругов бумажного ада, включая копировальные центры, почту и госучреждения без знания языка стоило почти сотню евро. К этому удовольствию добавлялась необходимость купить страховку на всё время пребывания в стране. В тот же момент краски солнечной Италии для нас померкли, в тон настроению заморосил дождик. Если до той поры, пока мы не получили счета за удовольствие жить и учиться в Италии, мы считали, что взрослая жизнь за границей сведётся к простому «от сессии до сессии» с перерывами на кутёж, то теперь мы думали, что придётся снизойти до жёсткого выживания. О кутеже и поездках в Милан на шоппинг и речи быть не могло, а квартплата стала и вовсе существом из страшных снов. ‒ Ладно, по ресторанам мы и так ходить не собирались, ‒ сказала Рыкся, выжимая волосы от мороси. ‒ А на кухне стоит ящик апельсинов, так что еду тоже можно не покупать до конца недели, ‒ поддакнула я. ‒ Ну, за хлебом-то сходить надо, ‒ жалобно протянула Ры. Мы зашли за хлебом и по закону жанра зашли в отдел с вином, потом поняли, что хлеб с вином это совсем печально, нашли колбасу по акции, потом вспомнили, что нужно купить что-то на завтрак и, наверное, на следующий обед, в общем… счёт из магазина и вовсе привёл нас в уныние. Даже возможность купить санкционную у нас колбасу по цене докторской не доставляла удовольствия. Мы грустно плелись по улицам, притянутые к земле невесёлыми мыслями и тяжёлыми пакетами, хотелось привалиться к стене или шлёпнуться на асфальт и немного поплакать, но в вертикальном положении удерживало напоминание: «Не размажь тушь и не разбей яйца». Всю следующую неделю мы носились с документами на проживание. Без знания языка всё происходило в разы медленнее и мучительнее, но нас спасала Рыкся, которой хватало знания французского языка и обаяния, прилагавшегося к виду потерявшегося подростка, чтобы нам по мере сил помогали все. Кто-то объяснял нам, как заполнять бланки, с помощью языка жестов, кто-то пытался прямо на месте научить нас итальянскому, кто-то ‒ рожал из себя давно забытое знание английского. В наш словарь плотно вошли две фразы: «Вы говорите по-английски?», «Не понимаю» и, на случай, если собеседник не оставлял попытки что-то нам объяснить, мы прибегали к последнему варианту, после которого беседа как правило заканчивалась: «Да». В нашем случае все диалоги начинались следующим образом: ‒ Parla inglese? ‒ No. ‒ Блядь. ‒ Russe? Мы пережили неделю бюрократического ада. Когда мы отправили несчастный конверт, не дававший нам спокойно спать последние три дня, из почты мы выбегали, напевая «Уно-уно-уно-ун моменто» под ошалевшие взгляды мирных жителей, которые так же, как в нашей родной и холодной России, пытались найти потерянные посылки и отправить открытки родственникам в Альпы. К сожалению, радость от чувства, что бюрократическая машина пропустила Вас через себя и не покалечила, стоит довольно дорого. В нашем случае она была эквивалентна стоимости аренды жилья на следующий месяц, так что остались мы с минимальным количеством средств, чтоб протянуть ближайший месяц. Как только мы облегченно вздохнули, как активизировались люди, которых мы оставили по ту сторону российской границы. Когда мы уезжали, многие пожелали нам гульнуть как следует, и ревностно следили, чтоб мы выполнили их завет. Каждый вечер нам звонили родственники во главе с двумя мамами, спрашивая: «Ну что, вы сходили в ресторан?» «Девочки, вы купили себе обувь?» «Санни, к твоему пальто нужна синяя сумка, ты её нашла?» «Ры, ты купила себе новые сапоги?» «Вы уже склеили первого итальянца?» И тут мы поняли, что не знаем, что хуже: Тот момент, что нам не хватает знания языка для любого из этих дел, то, что мы не знаем, возможно, до конца месяца нам придётся грызть макароны, или то, что нам просто лень. Нам лень выходит на улицу, лень выкатывать свои телеса на свет божий, лень развлекаться. После трёх дней скачек галопом по всем почтовым отделениям, танцев с бубном вокруг бедных итальянцев в попытках доступно объяснить, какая помощь нам нужна, сил нам с Рыксей хватало только на то, чтоб лежать в кроватке, пить кофе, потому что чай в Италии пить не принято, и смотреть «Секс в большом городе».