трудность

      Кажется, что 11 лет — самое лучшее время в жизни каждого из нас. Возможно, что это так. В книгах всегда пишут о том, что этот период называют вторым детством. Он отличителен тем, что тут темпы роста снижаются, мы начинаем расти в ширину и у нас идёт протекание процесса созревания. Девочки начинают обгонять мальчиков практически во всех физических показателях. Начинается время, когда мальчики начинают общаться только с мальчиками, а девочки с девочками. Мы всё чаще и чаще начинаем замечать, что даже незначительные шрамы заживают медленнее, чем обычно. Конечно, это не останавливает нас, и мы всё так же бегаем, прыгаем, играем в догонялки, падаем, разбиваем коленки, плачем, отряхаемся и снова бежим. Мы дети и для нас ободранные коленки лишь показатель того, что мы живы. Мы никогда не задумываемся о том, что же будет завтра. Живём здесь и сейчас, возможно поэтому, мама часто говорила о том, что завидует нам, таким шустрым и вечно энергичным, свободным и не познавшим горечь страданий детям.       11 лет — замечательный возраст. Но единственное, о чём вам не расскажут ни взрослые, ни книги, ни кто-то или что-то ещё, так это о том, что же делать в случае, если у тебя есть чувства к своему лучшему другу. Буду лжецом, если не упомяну о том, что взрослые вообще не говорят и не затрагивают тему любви, даже если это касается их, взрослых. В 11 лет ты толком не понимаешь, почему глаза товарища становятся глубже всех рек, что ты видел в жизни (даже если эти реки были лишь на картинках). Никто не объяснит тебе это, никто даже не пытается объяснить. Ты пытаешься понять и разобраться во всем сам, ведь в одиннадцать тебе не кинут спасательный круг, ведь в 11 лет ты всё ещё ребёнок, который не знает, что такое боль. Но твои попытки останутся лишь попытками.       Когда тебе исполняется 13, ты снова читаешь в книгах о том, что сейчас у тебя пубертатный возраст, ты стал подростком. Бег и прочая ерунда начинает тебя бесить, хотя твои друзья не прочь лишний раз побегать по полю, играя с другими братьями и сестрами. В 13 лет у тебя идут интенсивные процессы роста. Мальчики обгоняют девочек, становятся выше, а ещё догоняют по физическим показателям. Тебе кажется смешным, когда осознаешь то, что перерос Эмму всего на 10 см, хотя ровно год назад был ей по плечо. Ты всё так же смотришь на друга, но всё ещё не понимая, что за чувство заставляет сердце тарабанить по грудной клетке с бешенной скоростью, когда на горизонте попадается голова с серыми волосами. А ведь он не изменился, возможно подрос, но голубые глаза и тёплая улыбка всё время остаются на месте, что очень радует.       Когда тебе 13, никто не скажет, что делать, когда низ живота начинает скручивать жгучая боль или его просто начинает тянуть при одном лишь упоминании Нормана. В тринадцать лет тебе будет стыдно сказать маме о том, что вся твоя постель с утра оказывается в чём-то липком и белом, ведь у других мальчишек всё не так. В 13 лет ты будешь просыпаться раньше всех, идти в душ и минут 20 стоять под холодной водой в надежде, что стояк никто не увидел. Норман заметит, что что-то не так, но он никогда не спросит и не кинет спасательный круг, ведь ты слишком горделив и (или) просто боишься, что кто-то узнает твой секрет.       Эмма начнёт переживать, попытается вытащить из этого ада, но ты будешь уверен, что она всего лишь геройствует, и это срабатывает механизм её девичьей интуиции. Ты зароешься в книги и будешь всем нагло врать о том, что ты в норме. Тебе же всего тринадцать, когда-нибудь разберёшься. Но ты лишь тонешь и закапываешь себя ещё сильнее.       «Я люблю Эмму. И я сделаю всё, чтобы она улыбалась.»       Вдох-выдох, вдох-выдох. Тебе становится тяжело дышать, периодически даже забываешь о том, как вообще работают эти штуки под названием "лёгкие". В глазах, в ушах, в носу, даже в тактильных ощущениях всё время эхом отдаются одни и те же слова. Вдох-выдох. Как же пользоваться лёгкими? Тяжело. Наверное, ты глотаешь не воздух, а чёрт её возьми, воду. Ещё и просишь добавку в виде петли с камнем на шею.       Норман выглядит пугающе, такой же взгляд ты пытаешься скрыть под своей чёлкой. Как видишь, это не помогает. Вдох-выдох. Тебе тринадцать, и ты совершенно не понимаешь, что делать. Единственное, что приходит в голову — это мысли о проигрыше. Бросить всё, в том числе и этого придурка с рыжей девахой. Ты же умнее их и прекрасно понимаешь, что спасти всех—это огромный риск, это просто безумие. Вдох-выдох. Дыши, ведь ты сам себе спасательный круг.       В свои годы вы оказываетесь слишком умными. Даже мама теряется в раздумьях о том, кто же из детей нарушил правила. Или она просто делает вид, что теряется. Ты чем-то напоминаешь её.       Тебе всё ещё тринадцать и кажется, что ад уже наступил, но ты ошибаешься, ад был и будет всегда, просто никто не напишет об этом книгу, никто не расскажет о том, как выжить. И ты знаешь об этом, но всё ещё веришь в счастливый конец. Когда тебе тринадцать ты не готов к тому, что человек, которого ты любишь, будет жертвовать собой ради спасения других. Других, но не тебя. Тебе страшно "случайно" задевать его колени за завтраком, страшно оставаться с ним один на один, ведь ты знаешь, что утонешь. И ты правда идёшь камнем на дно, когда узнаешь, что его забрали.       Рэй, два месяца оказалось слишком мало, чтобы научить своё сердце к предстоящим потерям.       Единственное, что осталось у вас всех — бег. И вы бежите, словно вам снова 11.       Тебе четырнадцать. В книгах снова пишут про то, что это пубертатный период. Ты начинаешь замечать то, что раньше не замечал. Эмма с каждым днём всё меньше и меньше напоминает тебе безумную героиню, а всё больше превращается в человека, которому действительно нужна помощь. На её руках появляются шрамы, ты думаешь, что это результат её благородных деяний, и ты никогда не посмеешь смеяться над ней и её слабостями. Эмма справится, она сильная. Ты успокаиваешь сам себя, но помогает ли это?       Сегодня ты вскакиваешь с постели, как ошпаренный. Тебе снова снился Норман, кажется, это должно было войти в привычку. Но разве мокрая и липкая постель войдёт в привычку?       Сегодня тебе 16, ты читаешь в книжках о том, что это юношеский период. Но тебя больше не веселят эти забавные факты, тебя последнее время вообще ничего не веселит. Ты трудишься ради своей семьи, ради Эммы и воспоминаний о Нормане. Тебе начинает казаться, что жизнь просто плюёт тебе в лицо, когда ты спотыкаешься об ветку, падая и разрывая кожу на ногах и руках. Тебе не 11, а это значит, что всё будет заживать как минимум месяца 2, если не больше.       Тебе 16 и у тебя просто гормоны, но никто тебе об этом не скажет.       Когда тебе шестнадцать, кажется, что дрочить на мёртвого друга—это позор, но никто тебя в этом не будет винить.       Тебе восемнадцать. Ювенильный период, в книгах пишут, что это точно такой же раздел в жизни, как и юношеский. Вот только в этот период юноши полностью догоняют девушек, даже начинают их перегонять из-за чего появляется разница в росте и в физических качествах, которая будет преодолена лишь в зрелом возрасте. Когда тебе восемнадцать, тебе кажется глупым, когда по твоей щеке текут слёзы. Но тебе можно позволить такую слабину, ведь ты слишком долго держал всё в себе. Рэй, на самом деле это не слабина, просто ты слишком долго оставался сильным. Живот снова тянет вниз, когда голубые глаза попадают в поле зрения, а тебе так и не объяснили из-за чего это происходит.       Удар.       Кажется, тебе стало легче.       «Я скучал.»       Такое тихое, но такое нужное словосочетание. Снова тонешь, но с этим ты разберёшься потом.       Сейчас вам восемнадцать, и вы снова все вместе.       Ты неуверенно обнимаешь Нормана и Эмму, давая понять, что они не одни. И каждый из вас знает, что больше никто и никогда не разлучит вас. Кажется, опасности миновали.