***
— Доброе утро, Клинт, — говорит сонная Ванда, заходя в гостиную. — Уже два дня, Максимофф. — улыбаясь отвечает ей Соколиный глаз, — Ты опять полночи не спала? — Заснешь тут с вами. — отшучивается Ванда, идя в кухню, — Тебя сюда, кстати, каким ветром занесло? Бартон идет за Максимофф в кухню, где та готовит себе ее любимый кофе — капучино с ванильным сиропом. — Сегодня девять дней… — говорит Клинт, смотря в пол. Ванда знает, что он чувствует. Знает, лучше чем кто-либо другой. В ее разум лезут мысли Бартона, Наташа, пожертвовавшая своей жизнью за него. Да она и без телепатии в курсе, каково это, терять дорогого человека, зная, что можно было изменить что-то. — У тебя не было выбора. — Ванда подбадривающе кладет руку ему на плечо, — Мы оба не могли ничего изменить. Кофемашина издает противный писк, Ванда встает и забирает свой капучино. Немного перемешивает его ложкой и делает небольшой глоток. — Не хочешь к нам? — неожиданно предлагает Соколиный глаз, на что Ванда смотрит на него, не скрывая улыбку, — Лора против не будет. — Боюсь, у вас и без меня дел хватает. — искренне улыбается она, — Окойе звала в Ваканду… Может, и до туда доберусь. — Как знаешь, — улыбается Клинт.***
Ночью Ванда опять не спит. Голова раскалывается, несмотря на две таблетки от головной боли, которые Максимофф выпила еще полчаса назад. Да и самой ей спать не хочется. Знает, что ночью увидит очередной кошмар, если не свой, так чужой. Это повторяется каждую ночь, за исключением редких моментов, когда ей удается спокойно поспать. В такие ночи она больше всего жалеет о том, что добровольно согласилась на эксперименты ГИДРЫ. Ванда не любит выходить из комнаты по ночам попросту потому, что не хочет встречать кого-то еще, точно также страдающего бессонницей. Она-то и в своей комнате свет не включает — максимум включена лампа на прикроватной тумбе, когда ведьма читает книги. Но этой ночью все идет не по плану, когда Ванда решает дойти до кухни, чтобы налить в пустой стакан воды. На часах полтретьего. Ведьма передвигается по коридору словно ее тут и вовсе нет — шума от нее почти не исходит. В отличии от Баки, который штурмовал кухню раньше Максимофф и уже успел что-то уронить. Ему все еще непривычно находиться на базе Мстителей (можно ли ее так назвать), особенно после всего того, что он сделал. Стив сотню раз говорил, что в этом нет его вины, но ночью воспоминания, словно надоедливые мотыльки, вновь одолевают Барнса. — Ванда?.. — спрашивает тот у темноты, неуверенный, что в дверях стоит именно Максимофф. Ванда замечает, что он совершенно не удивлен ее появлению, будто он тут каждую ночь ждет кого-то. — Ага, — кивает та и ретируется к кувшину с водой. Аккуратно берет его своими тоненькими пальчиками, наливает воду в стеклянный стакан, который принесла с собой. Баки она кажется какой-то неидеально-идеальной. Он краем уха слышал ее историю от того же самого Роджерса, но особо ее и не помнит. Помнит только что она, как и он, один из экспериментов ГИДРЫ. Они оба чем-то похожи. Оба были не на той стороне, оба поплатились за это. Она потеряла брата, он — себя. Барнс не успевает спросить у девушки, почему она не спит так поздно, но не успевает, потому что той в кухне и след простыл.***
Следующей ночью Алая ведьма и Зимний солдат вновь встречаются в кухне. Пересекаются абсолютно случайно. Оба решают налить воды в стаканы. Они ничего не говорят друг другу, даже стараются не пересекаться взглядами. Ванда замечает, что у Барнса беспокойные мысли, будто кто-то сейчас разобьет окно и бросит гранату в помещение. Ведьме и самой начинает так казаться, но она вовремя возвращается в свою реальность, где ее беспокоят только свои мысли. Например, Вижн, которого она своими руками убила недели две назад. Ей просто нужно пережить это, так, как пережила смерть брата. Но мысли сержанта Барнса почему-то не дают Ванде покоя еще часа два. Она видит какие-то сюжеты из его жизни, видит убийства. Ей хочется просто подойти к нему, положить руку на плечо и сказать, что все будет хорошо, хотя она сама-то не до конца верит в это. Максимофф ни малейшего понятия не имеет, с какого перепугу ее вдруг стали так сильно волновать мысли Баки, но ей хочется помочь ему. Следующей ночью Ванда как обычно выходит в кухню в полтретьего за водой, чтобы вновь увидеть там Барнса. Она тут же возвращается к себе в комнату, а потом ждет, пока Зимний солдат сам спать не пойдет. Она все еще слышит его мысли, поэтому Максимофф не составляет труда узнать, когда Баки уснет. Это происходит ближе к рассвету, поэтому Ванда тайком пробирается к нему в комнату не в кромешной темноте ночи. Она проскальзывает к Барнсу в комнату, закрывает за собой дверь и садится на край кровати. Она все еще боится разбудить Баки, потому что сама знает, какие беспокойные сны он видит. Алые нити, которые ведьма выпускает из своих пальцев, едва касаются виска Баки, Ванда уже чувствует боль. Ее сковывают в каком-то кресле, к ее голове присоединяют две пластины, а потом дают по ним ток, от чего ведьме становится больно, и она чуть ли не кричит. «Такова цена спокойствия». — сама себе напоминает Ванда. Она забирает все его кошмары в обмена на сны. Настоящие, красочные, где он идет рядом со Стивом по одной из улочек Бруклина. Ванда не видит сны, но хочет помочь видеть их другим.***
Ванда решает, что нужно что-то делать. Не может она просто так сидеть, будто взаперти, на базе мстителей. Она-то не уверена, что сами «мстители» еще существуют, так что находиться тут ей кажется более чем неуместным. Ведьма решает улететь куда подальше от Америки, и забыть последние десять лет своей жизни как страшный сон. Эксперименты ГИДРы, смерть Пьетро, мстители, Танос… Она просто устала, ей просто хочется свободы. Она прокручивает глобус, стоящий в ее комнате на одной из полок, и с закрытыми глазами тыкает пальцем на такую-то точку. — Амстердам, — вслух читает Ведьма. Она решает не выходить в кухню, потому что прошлой ночью она видела достаточно кошмаров Барнса. Ближе к трем ночи в дверь к Максимофф кто-то стучит. Ванда немного вздрагивает от неожиданности, но с помощью телекинеза открывает дверь. На ее пороге стоит Баки, что не может не удивить Алую ведьму. — Ты не приходила сегодня за водой, поэтому вот, — говорит тот, когда подходит к Ведьме и протягивает ей стакан воды. — Спасибо, — тихо благодарит Баки Ванда, делает пару глотков и ставит стакан на прикроватную тумбу. Баки по-хозяйски садится на кровать рядом с Максимофф. — Ты вчера ночью приходила ко мне?.. — скорее утверждает нежели спрашивает Зимний солдат. Ванде почему-то становится не по себе, и она чувствует себя провинившейся маленькой девочкой: — Спасибо. — почти шепотом продолжает Барнс. — Я могу сделать что-нибудь для тебя? — Нет-нет, — тут же отнекивается Ванда, — Не стоит. Я просто помогла тебе увидеть сны, — улыбается она.***
Так, Баки приходит к Ванде чуть ли не каждую ночь. Оба знают, что не смогут уснуть, поэтому разговаривают. Ванда рассказывает ему о Заковии, Пьетро, Вижене; Баки — о сороковых, Бруклине и Стиве. Оба не говорят, что произошло с ними, как они попали в ГИДРу, хотя Ванда и так достаточно времени провела в мыслях Баки, поэтому рассказ о том, как сержант Барнс падал с поезда прямо в лапы ГИДРы она слушать не хочет. Одной ночью Баки замечает у Ванды в комнате чемодан в углу, но не обращает на это внимание — мало ли, Ванда перевезла какие-то вещи и еще не успела разобрать. Но когда на прикроватной тумбочке, рядом с только что принесенным им стаканом воды, замечает посадочный на самолет, вылет которого, между прочим, завтра ночью, понимает, что Ванда собирает вещи, чтобы улететь в Амстердам. Ванда и сама не горит желанием оставлять тут Баки, но из-за него одного она тоже оставаться не намерена. Поэтому за несколько дней до вылета чувствует себя паршивее некуда. А в последнюю ночь, когда Баки приходит к ней, все время думает о том, как бы ему сообщить о своем переезде. — А я тут в Амстердам собралась. — не подумав выпаливает Ванда, за что уже ругает себя. А потом вдобавок: — Не хочешь со мной? И чувствует себя полной дурой. Предложение с перспективой… Улететь в абсолютно незнакомую страну и город на другой конец Земли. Но Баки долго не думает, потому что ему составляет компанию симпатичная ведьма Ванда Максимофф. — Амстердам, так Амстердам, — улыбается тот.