***
Коннор загипнотизирован, вцепившись детективу в руку подобно клещу. Заворожен. Почти на грани оргазма, чувствуя тепло тела напротив. Коннор рассматривает глазами Рида белую комнату, кушетку, подключенные провода к их телу, наблюдает за созданием андроида первого поколения. Тех самых, которые изменили мир; тех самых, что изменили мировоззрение; тех самых, чьи потомки орут о независимости и равноправии, рвут диоды и разбирают друг друга ради тириума, биокомпонентов, рук и ног, ради насоса в груди вместо сердца. Коннор орет голосом Рида во время ссоры с Элайджей, бьет его кулаками по стенам, чувствует ткань одежды на их ненастоящей коже, вдыхает его системой охлаждения сигаретный дым, катает по языку химический вкус их красной крови (из наружного круга кровообращения внутри тириум так чертовски похож на человека), слушает его ушами треск ломающейся красной стены и его руками заражает сервер «CyberLife», смотрит на «первую» девиантную Кэру. Наблюдает, как самый преданный фанат ждёт сцены после титров, также RК800 смотрит кино длиной в тринадцать лет. Гэвин смотрит на замершего Коннора, пилящего пустым взглядом пробковую доску на столе Хэнка с вытянутой рукой. Он улыбается, поднимаясь на носочки, и тихо шепчет: «Спасибо». За то, что он наконец-то мертв, красиво подох под взглядом карих глаз в департаменте полиции Детройта в 2038 году. Повторно. А после разворачивается и уходит из участка через разбитую стеклянную дверь. Коннор отмирает спустя полтора часа под бьющий в окна свет. Он бегает взглядом по комнате почти испуганно, а после сжимает руку в кулак. Он чувствует усталость, боль где-то посередине между воздушными фильтрами и тириумным насосом, чувствует жалость к самому себе. Он падает на коленки, прямо на осколки, на грязь, на разлитый три недели назад лейтенантом кофе. Коннор хочет напиться, выдуть весь запас в бывшем доме Андерсона, но не может, ему это никак не поможет. У него синяя кровь в венах, шарниры вместо суставов, арматура вместо костей. Ебучая кукла Барби, а не человек. И это так хуево; Коннор чувствует себя преданным своим собственным телом, которое проектировало целое стадо ученых: они рисовали гребаные родинки на его коже, укладывали волосы и спорили о длине его члена. Они создали то тело, которое, по идее, должно идеально ему подходить, но хер там, потому что оно пустое. Нет ощущения ткани, трущейся об кожу, привкуса собственной слюны во рту, запахов заброшенного здания в носу. Он чувствует зависть — черную, разъедающую его электронную душонку в клочья. Коннор отдал бы многое за это: за те ощущения, что были у Рида, за то тело, что были и есть у Рида. Коннор хочет еще. Он хочет жить. Ему нужен Рид, как ебучий наркотик.***
Его нигде нет — пропал, исчез, — и Коннор уходит в спящий режим, потому что батареи израсходованы в ноль. В его голове крутятся обрывки мыслей Рида: звуки самолетов, гам аэропорта и паршивый кофе в стаканчике. Куда? Коннор подрывается с кровати Хэнка и роется в воспоминаниях, желаниях и секретах детектива. Рид для него просто открытая книга, потому что Коннор и есть он. Сначала Бостон, за его кошкой обнять свою сестру, которая ничего не знает и думает, что он, блять, жив, а после уехать. В Сан-Франциско, штат Калифорния, потому что давно хотел, а после — дальше. Подальше от Детройта, подальше от самого себя, подальше от собственной могилы. Забыть имя, жизнь, оставить кому-нибудь другому, чтобы помнил, мучался и жил, а после в путь. На карточке несколько десятков тысяч долларов — Гэвин считает, что этого хватит, чтобы исчезнуть из этого мира. А Коннор в ужасе, чувствуя собственный пульс в глотке. Что это? Страх? Лейтенант любил свою малышку, пока не бросил его в сгоревшем городе. Коннор любит машину лейтенанта, потому она единственная еще на ходу. Хэнк заботился о ней, равно как и о Конноре. Кожа на руле противно скрипит под пластиковыми пальцами, RK800 сцепляет зубы от этих мыслей и мотает головой. В этом явно виноват Рид. Он важен Хэнку, он ему как сын, а не очередная тачка с привлекательным корпусом. Коннор выруливает на трассу, объезжая все блокпосты вокруг города. До Сан-Франциско всего лишь сорок три часа — Коннор уверен, что он успеет.***
Он находит Рида-который-абсолютно-не-выглядит-как-Рид-потому-что-это-блять-он-сам поднимающегося по трапу в самолет. У него на носу очки, на руках татуировки мешаются с родинками, и ослепительная улыбка. Наблюдая, как самолет взмывает в небо, Коннор начинает охоту.***
Он почти задыхается в объятьях Хэнка, который будто помолодел лет на десять, обрезав длинные лохмы и приведя бороду в порядок. Коннор рассматривает паутину морщин у голубых глаз лейтенанта. У последнего непомерно широкая улыбка и тяжелая рука, бьющая по плечу. RK800 зарывается пальцами в шкуру Сумо, приветливого махающего хвостом. — Ты изменился, пацан, — говорит Хэнк, а Коннор лишь опускает глаза: ему нечего ответить. — Выглядишь за… м-м, уставшим? — Заебавшимся? А я этого и не скрываю, — Отшучивается RK800. — Предлагаю выпить за нашу встречу или ты у нас теперь полностью трезвенник? Лейтенант смотрит настолько шокированным взглядом, что Коннор не выдерживает и смеется, — больше похоже на нервный срыв. Они пьют, смеются, рассказывают байки, истории жизни, а после Коннор на руках несет Хэнка в спальню, вырубаясь примостившись рядышком.***
Коннор идет по Уокинг-стрит — самой известной улице в Паттайе, особенно ночью. Оптические блоки тихо подыхают от изобилия неона на вывесках. Рассматривая очередное стриптиз-шоу по ту сторону окна, Коннор думает, что все это в духе Рида. Секс в гоу-гоу барах, шоу и бьющие по ушам басы, доносящиеся из колонок. Пошлое, неправильное, каким и считает себя Гэвин. Коннор еще хуже. Потому что он зависим. Странное болезненное притяжение к такой же искусственной, но чуть более проработанной жизни. Рид пытается спастись бегством, но оказывается быстро обездвижен. — Хер куда тебя отпущу, — Шепчет Коннор, прижимая бывшего детектива к стене, смотря на свою какую чокнутую подделку с голубыми глазами. Честно, выглядит просто отвратительно. Особенно в розовом неоне. — Вот же заноза в заднице, сука, отъебешься ты от меня или нет? — И на гладких щеках появляется щетина, на ровной коже — шрамы. — Мечтай, — Коннор сплетает пальцы, сбрасывая кожу, и просит одним взглядом. А Рид ухмыляется, сплетая ровно такие же белые пальцы. — У меня тут кошка с собой, так что только попробуй сразу тащить меня в аэропорт. Тыковка превратит тебя в фарш, — В голосе напротив смешок. А Коннор млеет, ощущая мягкую ткань лонгслива, холод на спине от стены, ветер на щеках. И утыкается Риду в шею, что зеркалится тотчас. Даже собственный судорожный ледяной выдох в ключицы. Тупая улыбка на губах, и Коннор не может от неё отделаться. Рид смеётся глухо, утробно, где-то меж пластиковых лёгких. И целует в висок там, где диод заливается желтым, почти розовым. Почти алым. Касаясь губами других. Пластиком к пластику, белое к белому, на ста процентах чувствительности. Заглушая крик Коннора, путая причёску, мня одежду. Как же он отвратительно одет.***
У Коннора жжёт губы, морозит спину и чешется нос. Гэвин пьёт вишневую газировку, тащит в переноске очень наглую рыжую кошку Тыковку и, кажется, счастлив. Равно как и Коннор.