Reykingar

      «Если без своего костюма ты никто, то быть Мстителем ты недостоин».       Ты — недостоин.       Недостоин.       Недостоин.       Питеру Паркеру семнадцать.       Он недостоин сидеть среди чирлидерш и футболистов — школьной элиты — в столовой. Он не достоин быть этим самым футболистом, потому что таких «пигалиц» в футболисты не берут. Так ему и сказали.       А то, что он тонны может поднять, это неважно.       Питеру Паркеру семнадцать, и он недостоин самой красивой девчонки в школе. Её золотых локонов, губ, пахнущих, как клубника, её тонкой талии и ненатуральной розовой шубы. Недостоин просто, по определению. Если ты ботан, который вечно сутулится — даже не смотри в её сторону. Даже не думай об этом.       Питеру Паркеру семнадцать исполнилось совсем недавно, но он уже недостоин быть Мстителем.       Как много в этом слове.       Как много злости, вскипающей в будто вспухшей глотке. Как много бессонных ночей, от которых лица на лице нет и глаза, сухие, точно мёртвые, впадают в глазницы так, что становится страшно смотреть на себя. Как много выпитых чашек кофе.       Черноватой бурды с таким же черноватым молотым осадком на дне грязной кружки.       Тёмные ободы по внутренней стороне стенок.       Тётя Мэй бы сказала, как оттереть. (Содой). Тёти Мэй больше нет.       Мистер Старк дал бы совет, что делать? (Держаться). Мистера Старка в жизни Питера больше нет тоже.       И Питер не может, ну не может, остановить себя, не смотреть новости, не гуглить специально, с замиранием сердца ожидая, когда прогрузится страница, когда он увидит знакомое широкое лицо, когда нечаянно растянет углы губ вслед за огромной голливудской улыбкой Тони Старка, а потом стыдливо закроет лицо руками и напустит серьёзности.       В Старк Индастриз всё хорошо.       У Мстителей всё хорошо.       И только Питер Паркер без костюма, без славы, без друзей.       Да и чёрт бы с ней, со славой...       Но у него вообще ничего не осталось.       «Кто ты без своего костюма». Кто он без своего костюма?       Питер Паркер — не Человек-Паук и Человек-Паук — не Питер Паркер. В Старк Индастриз всё хорошо. У Мстителей всё хорошо. Вроде бы. И только Питер — в отчаянии.       В отчаянии. Отчаяние. От-чая-ние.       - Отчаяние... - шёпотом говорит он, заваривая по второму кругу один пакетик чёрного. Трёт острый кончик носа коротким гладким ногтем. И тяжело выдыхает.       Всё, что у него есть, это его первый, самодельный костюм: какая-то потрёпанная красная толстовка без рукавов, старые джинсы, вытертые на коленях, синяя худи с капюшоном и верёвками, такими же синими. И маска.       Твёрдый кухонный диван вдруг начинает давить на спину так, будто это не Питер опирается на него, а наоборот.       Он морщится и встаёт.       Пальцы на автомате подхватывают светлую кружку и опрокидывают дном вверх, когда Питер проходит мимо раковины, и оставляют чуть дальше, на каменной столешнице.       Пить не хочется.       Тело само влезает в красно-синие шмотки. Лицо по-прежнему раздражено. Брови сошлись на лбу, как два тяжелых натянутых каната — на деле же всего лишь брови. Светлые, почти русые. Светлее ресниц. Светлее волос.       Щёки обветренные, сухие. Питер старается лишний раз не прикасаться к ним.       Неприятно.       Он не надевает маску, но предусмотрительно суёт её в синий карман кенгуру на животе, а после застёгивает сверху красную молнию до самого подбородка.       Нет больше никакой тайны личности. И никакого Человека-Паука больше нет.       Питер не хочет брать ответственность за все преступления в городе, но другого выхода у него нет. Ведь он мог предотвратить их и не сделал этого.       Чёртовы бесполезные мутации.       Чёртовы пауки.       Он захлопывает дверь и запускает руки в мягкие карманы.       Идя по ночному Нью-Йорку, не зная чего ради, Питер пинает все мелкие камушки, что попадаются на пути. Прохладный ветер лезет под ворот и рукава. Плечи наползают на шею в попытке сохранить тепло, сберечь горло от заразы и вирусов.       Бесполезно.       Он чувствует под кожей спины лопатки. Ему не нравится это чувство. Но когда ты уже начал идти сутулясь, расправить плечи морально не так и просто.       Город на удивление тих.       Питер слышит собственные шаркающие шаги. Такие же, как и у любого другого подростка, который всё никак не может привыкнуть к вытянувшемуся телу. Который ходит, дергая руками и подогнув колени. Как длинная бесхребетная вермишель.Питер хмурится.       Наклоняет голову сначала в одну сторону, потом в другую. Ждёт тихого хруста в шее и идёт дальше.       Внезапно в тишине раздаётся визг. Женский крик, если быть точнее.Питер вскидывается.       Чутьё мгновенно определяет, откуда голос, и несёт его взвинченное тело туда. Воздух обжигает гланды, Питер забывает правильно дышать при беге. Кому вообще нужно правильно дышать, когда возможно там, куда ты бежишь, кого-то безжалостно убивают?       Питер врезается голой ладонью в кирпичную стену и срезает крошкой неровные полосы до самого запястья.       Он выглядывает всего на секунду.       Но и этого хватает, чтобы увидеть куски трупа, валяющиеся по подворотне. И женщину, что закрывает наверняка красивое лицо красивыми ухоженными руками. На её платье брызги крови. Брызги крови на её предплечьях, капли крови сохнут на блестящих волосах.       Питер видит широкую чёрную спину перед ней.       Мужчина стирает с лезвия катаны тёмную кровь двумя пальцами: большим и указательным. Руки у него от плеч голые. С чёрными полосами, кончающимися таким же черными кругами.       Где-то Питер уже видел это.       Но где?       Он сам не замечает, как бесшумно вытаскивает маску.       Кроме катан у неизвестного нет оружия.Свет, что за спиной у него, не играет Питеру на руку. Он обсвечивает силуэт, уменьшает резкость восприятия. Тени кажутся темнее, свет — ярче.       Питер морщится.       Воняет кровью. Виски ломит, но он всё равно натягивает маску и выскакивает из-за угла.       Последнее, что бросается в глаза, это катящаяся блондинистая голова женщины, заливающая бордовым неровные камни и выбоины. В нос ударяет новая волна трупного горького запаха, а в следующую секунду к его шее уже прижимается тонкое, белоснежное в свете фонаря, лезвие катаны.       Не успел.       Первая мысль грохочущая в голове: не успел.       Не спас.       Пытался. Но недостаточно.       Ведь без костюма — он никто. Не Мститель, не паук, не герой.       Питер догадывается, что это наёмный убийца, а они свидетелей не оставляют.       Он в маске. Красно-чёрной маске.       Стоит молча секунды три. А потом:       - Человек-Паук? Вот это удача, - голос его низкий, а согласные слишком мягкие, странный говор. - Я твой фанат.       Он хмыкает.       Питер в замешательстве.       Лезвие легко проезжает по горлу, и он остаётся стоять, упёршись прямо счёсанным кончиком носа в чужой кадык.       От наёмника запах крови ещё страшнее, еще горше, застарелый, сухой, словно он не смывает его со своего тела никогда, что правдой быть не может.       К горлу подкатывает. Но Питер держится.       - Ты вообще кто? - сипит он.       В ответ снова хмыкают.       Питер расправляет плечи, но даже так он ниже и худее, чем тело напротив.       - Дэдпул.       В ушах звенит.       Про Дэдпула он знал. Не мог не знать.       Все, кто работали с Людьми Икс, а в частности с Логаном, знали, что Дэдпул это смертельное, но неудавшееся оружие. Игрушка чокнутого учёного Страйкера. Недоделанная, озлобленная и катастрофически опасная.       Больше половины внедрённых генов мутантов не прижились в нём. Встала, как родная, бешеная регенерация и ещё пара фантиков вроде силы и ещё чего-то, что Питер не запомнил.       - А как ты... - Питер хотел сказать «говоришь», в деле Уэйда Уилсона чёрным по белому было написано, что рот ему зашили, но слова почему-то стали поперёк и отказывались лезть, такие уродливые и неприятные, наружу.       - Много будешь знать — зубные феи повыбивают твои прекрасные зубки и унесут в лес зверькам, играться.       Питеру немного страшно. Но намного больше — интересно.       - Куришь? - после паузы спрашивает Дэдпул и цокает после того, как Питер качает головой, - а дыхалка ни к чёрту. Я тебя, знаешь, ещё минуты за полторы услышал до того, как ты рукой поранился. Хочешь пластырь? Если ты увидишь мои пластыри, ты возопишь: мистер Уилсон, где же вы были раньше...       Он роется в карманах, пока Питер не может двинуться с места.       Пластыри — это последнее, о чём сейчас хочется думать.       - Смотри, здесь с Hello Kitty, с Adventure Time, Барби и, - он чуть ли не до неприличного тычет разноцветными полосками Питеру в красную маску, - у-у-у это же милые маленькие «Мстители», на пятки обычно их клею... ну, ты понимаешь...       Питер обрывает:       - Я не Мститель.       Дэдпул вскидывается:       - Но как же, - на мгновение он, кажется, зарывается носом в пластыри, а потом выхватывает один из них: - вот же ты, мистер Паук. Дам тебе, пожалуй его.       Питер тяжело выдыхает.       - Давай руку.       Питер не даёт. Смотрит из-под бровей. Под маской этого, конечно же, не видно.       - Дава-ай. Грязь такое дело... попадёт на открытую рану, и всё. Это мне-то что, регенерация, - он тянется к питеровой руке, но Питер одёргивает:       - Дэдпул.       - Да, Человек-Паук?       - Заткнись.       Питер сам берёт грёбаный пластырь с нарисованным самим собой и клеит на ладонь. Неаккуратно, криво. Не закрывает всю рану целиком, но она настолько незначительна, что ему плевать.       Он смотрит на руку Дэдпула, всё ещё вытянутую, с разноцветным клейким ворохом меж пальцев.       Кожа светлая. Вены до самого локтя.       Зачем он это делает, хрен его знает.       Питер чувствует, что катастрофически устал. Боль давит на затылок, на лоб, берёт за горло и душит. Просовывает лапы между рёбер и копается там, копается, копается.       Дэдпул молчит.       Но не уходит.       - Эти люди... - Питер нарушает тишину, когда она становится настолько осязаемой, что начинает давить на уши и под ушами и пробирается в рот, в нос, к глазам.       - Контрабандист и его шлюха, если тебе интересно, - оживление на лице Дэдпула запылало даже через маску. Питер не видел его лица. Логан когда-то видел, когда Уэйд Уилсон ещё был Уэйдом Уилсоном, а не «Оружием-11». Все остальные, кто видел, умерли.       От этого стало не по себе, откровенно говоря.       - Не самые лучшие люди, Человеку-Пауку незачем спасать таких, так что не переживай. Считай, я оказал тебе услугу. Питер скептично поднял бровь, но через секунду до него дошло.       Маска.       Проблем же от этой анонимности...       - На одного гондона меньше в славном Нью-Йорке, - пояснил Дэдпул, который, кажется, выдержал бы эту театральную паузу и продолжил даже без ответных сигналов Питера, - городе большого секса, вечеринок на Манхэттене и несмешных сельских шуток про яблоко.       - Много говоришь.       - О, мой друг по алому трико, говорю я дохуя. Удивлён, что ты удивлён.       Канадский акцент. В классе Питера был пацан из Канады, тощий очкарик, каким был и он сам когда-то, щуплый, рыжий. Дэдпул не был тощим, не был щуплым, он даже не носил очки, иначе Питер бы заметил их под маской или на,но он точно, совершенно стопроцентно был канадцем. Этот акцент он не перепутает ни с чем.       - Скарборо, Торонто, - говорит он, вгоняя катану в ножны на спине.       - Квинс, - машинально отвечает Питер, и только через мгновение до него доходит, что Квинс не бесконечен. Он только что дал Дэдпулу карт-бланш на поиски места жительства Человека-Паука. Идиот. Придурок. Вот поэтому Старк и не воспринимает тебя всерьёз.       Дэдпул присвистывает. Почёсывает голое слегка смуглое плечо.       - Так просто. - Хмыкает. Питер ёжится под слоями костюма. Его начинает потряхивать, пробирать озноб и кидать в жар одновременно.       - Ты... - голос даёт петуха и сипнет, и, твою мать, какой же он дебильный, убейте его кто-нибудь прямо здесь, - ...дай подкурить.       Дэдпул складывает пластыри во внутренний карман чёрной жилетки и вдруг резко усмехается.       - Не куришь говоришь? Мелочь, а, какая пошла, вы, парни, только посмотрите, да, мелкий и наглый, да, а ты отстань, отъебись, мы не будем...       - Что? - Питер не понимает. Вообще. Ни капли.       - О, детка, это не тебе.       - Я не мелочь.       Дэдпул проводит рукой в кожаной перчатке по паучьему лицу в маске. И очень тихо, нежно, елейно говорит:       - Не пизди.       У Питера просто нет слов. Какая-то часть него орёт внутри, что нужно сматываться, но другая чувствует себя, сука, так комфортно в этом кровавом переулке рядом с убийцей, что хочется блевать.       - Сколько тебе? - подаёт голос Дэдпул. - Восемнадцать? Восемнадцать есть? Нет, конечно, нет... шестнадцать? Мо-ожет бы-ыть.       Если бы Питер мог посмотреть в его глаза, он наверняка бы увидел там насмешку. Насмешку? Или любопытство. Я твой фанат. Не пизди, Дэдпул.       - Слишком высокий, чтобы было меньше, слишком тонкий, чтобы было больше, голос ещё не сломался, возможно в процессе, но возможно ты просто пискля, кто знает, детективная контора «Дэдпул и ко» всегда к вашим услугам, так сколько тебе, мелкий? - он достаёт из того же внутреннего кармана пачку сигарет. Выбивает одну и даёт Питеру в двух пальцах. Ждёт, что не возьмёт?       Питер хватается за неё, как рыба за крючок.       - Семнадцать! - Дэдпул подсекает.       Питер слабеет в ногах.       - Ты школьник, это понятно, острое чувство справедливости, но наказываешь злодеев только ночью, значит, днём учишься, значит ботан, ботаны не курят до семнадцати и ты, вообще-то, не куришь, просто...       - Просто что? - Питер не хотел перебивать. Или хотел. Это обычно он сама учтивость, но Дэдпул бьёт по больному, унижает его, и хочется сказать хоть что-то, чтобы прекратить этот парад дедукции и возможно вмазать ему, но Питер трезво оценивает себя. Дэдпул старше, Дэдпул больше, он в конце-концов наёмник, вряд ли он допустит, чтобы ему всекла школота.       Дэдпул вытаскивает из пачки ещё одну сигарету, закатывает маску до носа и прихватывает белый почти оторванный фильтр губами. Возле угла рта тонкие шрамы, как будто от иглы, ещё один на подбородке, ещё около верхней губы.       Значит, всё-таки рот был зашит.       И не зря.       Он достаёт зажигалку и подкуривает.       - Не знаю, - говорит так просто, будто они старые знакомые. Вот же... у Питера даже слов таких нет, которыми можно было бы его обозвать.       Дым едкий, сладковатый, густой. Дэдпул затягивается и ждёт, и только спустя несколько секунд выдыхает белыми клубками вверх, в ночь.       - А ты, Паучишка, ничего, - Питер мнётся. Ногам холодно, хочется уйти, ночь вдруг становится зябкой и влажной. - Держи.       Кидает ему зажигалку. Подкидывает вверх, и Питер, конечно же, ловит её.       Чёрт, он действительно ни разу не курил. Сигарета становится горячей в руке, обжигающей, буквально ненавистной. Зажигалка просто вгоняет в ступор. Он стоит и старается дышать медленнее, но какой там.       - У-у-у, не волнуйся, а то я оглохну от того, как нежное паучье сердечко бьётся о свежее рёбрышко.       Ты что, каннибал, хочет спросить Питер, но давится воздухом, когда Дэдпул хватает его за руку, выворачивая кисть и скручивает сигарету пополам и ещё раз пополам. Табак ссыпается под ноги, и Питеру кажется, что день не мог кончиться хуже. Дэдпул, прямо так, как был, с полуподнятой маской, этим околотабачным, сладковатым запахом и своим низким голосом, всё ещё не выпуская из своей руки питерову, говорит ему в ухо:       - Тебе семнадцать. Ты учишься в школе, - по позвоночнику пробегает дрожь. - В Мстители тебя просто не берут, но не потому, что ты бесполезен, а потому, что никто не хочет нести за тебя ответственность, а сейчас ты шаришь в поисках приключений на задницу, потому что не можешь сидеть дома, пока злодеи — вроде меня — чинят форменные беспорядки на улицах твоего грёбаного засратого городка.       Поперёк горла встаёт ком.       - У тебя никого нет, - каждое слово — больно. - И, возможно, даже не будет. Потому что ты сдохнешь, если не научишься скрываться и не брать бяку из рук незнакомцев, понял?       Дэдпул рывком отпускает чужую ладонь. Словно боится испачкаться об неё.       Питер оглушён стуком своего нежного паучьего сердца, чтоб его.       - Удачи.       Дэдпул разворачивается и уходит, а Питер даже не двигается с места. Он ничего не может сделать. Бесполезный. Мелкий. Никому, нахрен, не нужный. Он приходит в себя, обнаруживая погнутую в ладони чёрную металлическую зажигалку.