Львиная доля II

И тут Ури исчезла. Тсуна не мог объяснить, что конкретно он почувствовал: пустоту? Внезапное одиночество? Или просто воздух вокруг неуловимо изменился? Ведь поцелуй-то никуда не делся; даже стал как-то… чётче, что ли. Глубже. Насыщеннее. Видимо, Гокудера-кун ещё не полностью пришёл в себя; и Тсуна не стал его отталкивать, боясь что-нибудь порушить в такой хрупкой материи, как обмен телами. Хотя и в этом поцелуе что-то определённо было. Что-то совсем не романтическое. Непристойное, скорее уж. Наконец, Гокудера отодвинулся, и Тсуна встревожено присмотрелся. Выглядел Хаято странно: то ли пьяным, то ли стукнутым по голове чем-то громоздким. Блуждающий непонятно где взгляд; тяжёлое дыхание; у него, кажется, даже ноги подкашивались. - Гокудера-кун? – осторожно позвал Тсуна. - Десятый? – тот мотнул головой, вроде бы приходя в себя. – Это что, это я сейчас… - Стоять, - Тсуна быстро притиснул плечи Хаято к заборчику, мешая рухнуть на колени или отколоть ещё что-либо в этом духе. – Ты как себя чувствуешь? Болит где-нибудь? Голова кружится? - Да вроде всё нормально, - нерешительно сказал Гокудера. – Не болит. Не кружится. - Ну и замечательно, - с облегчением выдохнул Тсуна. Ури, гневно урча, как маленький рассерженный Харлей, перебралась с забора на хозяйское плечо и тут же мстительно укусила Хаято за ухо – мол, болтаете тут о своём, а до нечеловеческих страданий бедной кошечки никому и дела нет. - Ай! – вскрикнул он. – Ты чего творишь, животное? Ури яснее выразила своё недовольство – на помощь зубам пришли когти. - Видимо, это ты так нервничаешь, Гокудера-кун, - Тсуна припомнил слова Ури – когда она ещё умела говорить. – Постарайся успокоиться. Всё ведь уже в порядке, правда? Судя по затравленному взгляду, для Хаято всё уж точно было не в порядке. Он как будто ждал, что Десятый то ли накричит на него, то ли пощечину отвесит, то ли и того хуже – велит больше никогда на глаза не показываться. - Десятый, - держа кошку на вытянутых руках, Гокудера постарался перекричать её вопли, - ты ведь понимаешь, что это всё это глупое, тупое, несносное животное… - Конечно, - Тсуне почему-то не хотелось, чтобы Гокудера-кун договаривал. – Я всё понимаю. - Я… это… домой лучше, - быстро распахнув калитку, Хаято попятился к дому – словно всё ещё ждал, что Десятый передумает и начнутся репрессии. – До завтра, Десятый! - До завтра, - вздохнул Тсуна, уже не надеясь, что Гокудера-кун его услышит. Глядя на захлопнувшуюся дверь подъезда, Тсуна сожалел. О том, что никогда больше не сможет даже поговорить с Ури – разве что она научится мяукать азбукой Морзе; но и тогда это ведь будет уже не девушка. Всего лишь кошка. А ещё его первый настоящий поцелуй был то ли с лучшим другом, то ли с кошкой… вот скажите честно – вы бы что предпочли? Ну просто апофеоз никчёмности какой-то! Развернувшись, Тсуна пошёл домой – к игровой приставке и остывшим гамбургерам. Мысли, само собой, крутились и крутились вокруг произошедшего; и с каждым шагом Десятый Вонгола всё сильнее задумывался: а насколько вообще то милое существо, с которым он провёл вечер, было Ури, кошкой Урагана? И насколько – самим Гокудерой-куном? Не зря же в журналах, которые Бьянки вечно забывала в туалете, столько писали про «мужское и женское внутри нас», «инь и янь» и прочие заумные вещи, которые Тсуна обычно пролистывал, переходя сразу к страницам с моделями в купальниках. За собой он сроду ничего «женского» не замечал; но кто знает, как там всё обстояло с Гокудерой-куном… Ещё и поцелуй этот. Вскоре сомнения, предположения и прикидки устроили в тсуниной голове такой кавардак, что он едва не прошёл мимо ворот собственного дома. Вид знакомой калитки, покорёженного взрывами почтового ящика и заваленного детскими игрушками газона отрезвил Тсуну, заставив быстренько разложить мысли по полочкам. Дом – игрушки – Ламбо – Реборн. Что бы сделал на его месте маленький зверо-репетитор? Правильно, не паниковал бы, а как можно скорее пошёл и узнал всю правду. Из первых, так сказать, уст. Угу, именно тем самым способом. В отличие от большинства методов Реборна – не таким уж и неприятным, честно говоря.