Пёс тоже боится

Никогда Клиган не был так напуган, как в ту злополучную ночь, когда он сражался, но нет, не за Винтерфелл — за всех живых. Никто не мог поверить, что сражается против живых мертвецов с сияющими голубыми глазами, никто и не хотел верить. Никто не хотел признавать правды, потому что боялся. Все до единого боялись и так отчаянно надеялись, что это лишь сказки, что это нереально. Надежда же умирает последней, верно? Но она умирала. Умирала под гнётом ледяного ужаса, треском отдающегося в рёбрах. Умирала вместе с воздухом, которого стало так невыносимо мало. Умирала с дрожью в коленях самых отважных воинов. Надежду убивал и заменял собой невыносимый ужас, заполняющий, кажется, саму душу — это и было самым страшным. И Сандор Клиган не был исключением, какую бы славу сурового головореза он не имел. Кто такой головорез против самой Смерти, воплотившейся в этих костлявых шипящих созданиях? Как убить всех мёртвых? Никак. Их было слишком много и они не ведали страха. Какой смысл бороться? Люди погибали с душераздирающими криками, ряды беднели на глазах, но их становилось всё больше, и больше, и больше… Отчаяние окутывает всех без разбора своим холодным дыханием. Эта ночь никогда не закончится. «Клиган! Клиган, ты нам нужен!» — доносится словно откуда-то из бочки. Пёс лишь мотает головой, оцепеневший. «Не смей бросать нас!» Вдруг отчаяние вспыхивает в Сандросе злостью. «Отвали! Их не одолеть! Ты что, не видишь, болван?! Мы бьёмся со Смертью! Её нельзя одолеть.» Никогда Клиган не был так напуган.       Хотелось бы сказать, что тогда он сражался бок о бок с друзьями и недругами, но у Пса никогда не было друзей. Они были не нужны ему, а он им. «Одинокий волк погибает, но стая живёт» — что ж, Клиган не был волком, возможно, поэтому и выжил. Волк животное красивое, благородное и гордое, зверь чести, отвечающий не только за свою шкуру, но и за свою стаю-семью, готовый ради неё подвергнуть себя огромному риску. В псе же лишь призрачным отражением на мутном стекле отзываются эти качества — собака не будет гнушаться подачки или же удара в спину, напротив, воспользуется малейшей возможностью обернуть всё в свою пользу. В этом её сила. Но самым ярким качеством собак всегда была их верность и преданность.       Не успели сжечь трупы людей, погибших во время нападения Ходоков, как начался пир в честь их победы. В честь победы живых. И правильно. Мёртвые уже мертвы, нужно думать о живых. Однако отчего-то Пёс был всё так же угрюм на пиршестве, как и всегда, разве что в его глазах поселилось что-то немного иное для него. То, что сейчас было в каждом выжившем. Клиган проигнорировал намёк Тормунда на развлечение с женщиной. Та, однако, постаралась убедить Пса пойти с ней, нежно обвив его руку, но это лишь раздражало Сандора. Он совсем по-звериному рыкнул на неё, от чего девушка испуганно отпрянула и удалилась. Сандрос не привык к чьей-либо компании. Он просто хочет напиться. За этой картиной внимательно наблюдала Санса. Она медленно приблизилась и села напротив Клигана. Это не могло не удивить, ведь раньше Пёс был лишь причиной её страха. И он об этом знал. — Она могла бы осчастливить тебя ненадолго, — вкрадчиво произносит леди Винтерфелла, смотря куда-то в сторону ушедшей. — Счастливым меня сделает только одно, — угрюмо говорит Пёс. — Что же? — Это моё ёбаное дело, — в своей манере порыкивает Клиган своим низким, слегка севшим голосом, переводя взгляд прямо в глаза Сансе. Она не отвечает. Они смотрят друг на друга в повисшей между ними тишине. Каждый думает о своём, вспоминает случившееся, пытается понять, чем заняты мысли другого. Зачем она подошла? Она же терпеть не могла его присутствие рядом с собой, её страх чувствовался иголками на коже, хоть и всё, чего хотел Пёс — это лишь защитить её. — Раньше ты смотреть на меня не могла, — прерывает молчание Сандор. — Это было давно. С тех пор видела многих хуже тебя, — тень улыбки появляется на её лице. Теперь мысль о том, что Пёс страшен, даже немного смешит её. — Да, наслышан, — Клиган даже не моргает, — Говорят, над тобой надругались. И надругались жестоко. Что чувствует Сандор? Безразличие? Злость? Или вину за то, что не смог защитить её, когда это было так нужно, когда она была так уязвима и так нуждалась хоть в ком-нибудь? Хотя бы в страшном Псе. — И он получил по заслугам. От меня, — леди Старк меняется в лице. Вряд ли она сможет забыть крики разрываемого на части собственными собаками Рамси Сноу. Как и никогда не забудет то, как он надругался над ней и сломал её брата. — Как? — спрашивает Клиган. — Псы. Это смешит обоих, Пёс тихо ухмыляется, на лице Сансы тоже вновь появляется искренняя улыбка. Ему необычно видеть её такой. Смелой и хладнокровной. Не такой он её запомнил, совсем не такой. Перед его глазами всё ещё стоит такая робкая, пугливая и эмоциональная Пташка в Королевской гавани. Сандор не отрывает от неё взгляд. — Ты изменилась, птичка, — с проступающей сквозь его каменный панцирь нежностью говорит он, улыбаясь. Даже став волчицей своего Севера для него она так и останется маленькой птичкой. Оба меняются в лице. Многого стоили эти изменения. — Зря ты не сбежала со мной. Не было бы ни Мизинца, ни Рамси… Ничего, — да, он хотел бы защитить её от всех невзгод, от каких только мог. Он хотел бы быть рядом. Но здесь, под властью всевозможных лордов и сменяющих друг друга королей, он был практически беспомощен. Эта беспомощность отдавалась глухой пустотой внутри, колющей виной, горечью утерянных возможностей, к которым, казалось бы, стоит лишь протянуть руку. Повисла пауза. Санса взяла Клигана за руку, а тот уставился, замерев, затаив дыхание, не шевелясь. — Без Мизинца, Рамси и всего остального я бы навсегда осталась птичкой. Верно. Она действительно больше не птичка. Она стала волчицей. А волчице не нужен пёс. Клиган рад за неё, рад, что она в безопасности, но всё-таки внутри что-то ломается. Разбивается вдребезги, оставляя дыру в так тщательно возведённых стенах. Он больше не нужен ей. Теперь он может спокойно уйти. Надежда умирает последней, но теперь Клигану не страшно.