Виктория Крид

Я вляпался в Викторию не по своему выбору. Магнето говорит прыгать, и мы прыгаем так высоко, как можем. Нет, я не жалуюсь, у старины Леншерра интересные задания. Провоцировать одни мировые конфликты, тормозить другие. Глобальность будоражит. Но работать с Саблезубой… Виктория Крид вечно злилась, без повода, просто была так устроена. Это было хорошо для ее миссий, но плохо для ее напарников, любое сотрудничество превращалось в попытки подчинить. Мы забрались в окрестности очередной военной базы вдвоем. Два диверсанта со сверх-силой – больше и не надо, чтоб уничтожить оборону и самолюбие солдат. Нашли в лесу всеми забытую сторожку, гарный плацдарм с остовом глинобитной печки, и дожидались ночи. Я расстелился на полу и собирал свои устройства, готовые ставил на печь как куличи под пасху, после таких сам бог не воскресит. Бомбы, собранные мной, взрываются вопреки любым глушителям радиоволн и расстояниям, если на кнопку нажимаю я. Ужасный, редкий, хорошо оплачиваемый дар. Виктория сидела на пороге, временами поводя носом, с ее чутьем в разведку можно даже не ходить. Она сидела так уже прилично и начинала тихо закипать, безделье трудно ей давалось, а солнце к закату не спешило, да и бомбы спешки не терпят. Занятой, я не заметил, когда Крид дошла до точки. От недовольного рычания волосы на затылке встали дыбом и, к стыду, внутри все сладко замерло. Я обернулся на Викторию, рискуя порвать взрывное мулине из проводов. Крид скалилась, уничтожая меня глазами. Мои глаза расширились. – Что? – выдавил я, не понимая, чем провинился. Она не отвечала, будто сдерживаясь. Раздувая на выдохе ноздри, аккуратные, вычерченные. Синим прищуром глядя из под русых бровей. Виктория была очень красивой, я почувствовал, как мои щеки начинают гореть. – Да что? – хотелось втянуть голову в плечи, так давило ее животное рычание. Я не столько слышал его, сколько ощущал как невидимые волны, пробиравшие до нутра. Мне это нравилось. – У меня в руках взрывчатка, ты же не сумасшедшая, чтобы… – я осекся, у Виктории была репутация полнейшей сумасшедшей. Вот и сейчас как не услышала. Поднялась от порога, скользнула ко мне словно леопард, я замер кроликом. Красивое злое лицо вдруг оказалось очень близко, прямо взглянуть в него мне не хватило сил. Я, должно быть, повеселил Викторию, смущенно отведя глаза. Ну, точно кролик в тени зверя. – Забавный, – пробрали меня низкие ноты в ее голосе, – заводишься вместо того, чтоб испугаться. Горячее дыхание коснулось уха. Горячая ладонь перехватила руку с детонатором, сжимая, чуть впиваясь. Унимая дрожь в моих пальцах. Мне стало горячо внутри. – Если бы меня не возбуждала опасность, не был бы подрывником, – я наконец-то совладал с собой, поднял глаза. От меховой опушки куртки, еле застегивавшейся на груди, по выбившимся пышным прядям вдоль лица, до опушенных густыми ресницами глаз. Без грамма косметики, кровь с молоком. Только горячный взгляд все портил. Виктория приблизилась, чуть не боднув меня, я, отстраняясь, повалился на пол, прямо рядом с бомбой. Крид не отстала, нависнув прямо надо мной, а я боялся отвернуться, ведь тогда подставлю шею. Я не мог отделаться от чувства, что тогда она ее зубами разорвет. Мы смотрели друг другу в глаза, и я был по-настоящему испуган. Если вас никогда не угрожали съесть заживо, вы не знаете, каково это. Тем более, как заводит. Детонатор был все еще зажат в руке. Учащенное дыхание меня выдавало, и помутневший взгляд, и неуместная вялость. Я видел клыки, упиравшиеся в пухлые губы, их улыбку-оскал. Ощущал упиравшуюся в меня грудь, Виктория навалилась, и я чувствовал всем телом вибрации неслышного рычания. Я улыбнулся, и это стало для нее как выстрел стартового пистолета. Крид отстранилась и рванула на мне куртку, просунула руки. Под бронежилет, который для ее когтей что бумага. Под рубашку, когтями скользя по чувствительной коже. По-хозяйски хватая бока, наконец-то впиваясь, я этого хотел. Я хотел чужих рук, пусть пытающих, изводящих. Вздыхал от того, как те жадно берут. Стонал, чувствуя, как подбираются к поясу, выгибался от напряжения в паху. Бешено колотилось сердце, я мог бы нажать детонатор к чертям. Крид взялась за ремень, потянула ширинку, я вскрикнул, там когтей я не хотел. И зря, это оказалось приятно. Остро, эротично, горячо. Крид отмахнулась от попыток схватить ее за руку, как-то оттолкнуть. Раскрыла и сгребла в ладонь мое хозяйство, я зашипел, больше от наглости ее движенья. Сжала до белых звездочек перед глазами, когти оставляли полосы внизу живота. Крид с усмешкой следила, как я дрожу от хватки на члене, как замираю, стоит ей приставить коготки. Перебирая ими, опуститься к основанию, заставить поднять бедра вслед за движением вверх. Я тек как мальчишка, и капли смазки красноречиво блестели в свете из распахнутой двери. Виктория садняще водила когтями, как нанося винтовую нарезку на ствол, я выгибался за добавкой, толкался снова ей в ладонь. Садистка щекотала остротой мошонку, играясь так явно не в первый раз, перебирала, цапала, тянула, не просто было не кончать. Сжимала пальцами головку, давила когтем на чувствительную красноту, от этого я тихо выл. Крид тихо смеялась. А дальше в ход пошли клыки. Ухмылка Крид стала самодовольной, звук из груди урчанием льва. Он бархатной вибрацией расекся по члену, когда Виктория взяла у меня в рот. Так влажно и тепло, лаская языком внутри. И вместе с тем давя клыками, чертя ими невольно вверх и вниз. С примесью боли, до отвратности приятной. Той самой, что делает беспомощным, и я беспомощно скулил. Опять смешил, опять вибрации, опять приятно вместе с болью. Сильнее с каждым разом, туже стягивая узел внизу живота. Пока не стало поздно, я ухватился за последний проблеск разума. Или безумия, ведь я схватил Викторию за волосы, нагло потянул. Вверх, принуждая к поцелую, иначе я бы не стерпел. Все бы закончилось, а так – я попытался всунуть ей язык и получил в него клыками, это остудило. В первую секунду Виктория не поняла, какого черта я ей помешал. Я покосился на детонатор, что до сих пор сжимал. Он был подключен, да, но это отговорка. Я про него забыл, как про незапертую дверь. Насколько б ни пьянило от минета Саблезубой, я не хотел развязки так скоро. Минета мало, я хотел касаться, раздевать. Смотреть, как оседлает, трахнет. Я рассчитывал на весь пакет. Мы оба следили, как я сложил опасную вещицу. Не то, чтобы потом смог двигаться свободнее, взгляд хищника сковывал почище опасности взорваться. Пришпиливал к полу, сверлил, как зверушку изучал. Горящие глаза спрашивали, что я буду делать дальше? То же, что и с бомбами, быть нежным. Армейский шмот с трудом скрывал округлости Виктории. Она и не пыталась, ей, похоже, нравилось приковывать взгляды мужчин. Превращать нас в безмозглое стадо, в котором она была волком. Но я ни разу не видел, чтобы попытка не просто смотреть не закончилась переломами рук. Крид не стеснялась калечить любого, кто не понравится, возбуждая всеобщую ненависть и скрытую зависть в отряде. Мне повезло, игрушке, разгонявшей скуку, трогать разрешалось. И я огладил ее тело, осторожно, будто искал под корпусом бомбы скрытые провода. Скрупулезно, не пропуская ни одной детали, добросовестно, ощупывая каждый изгиб. Так бывает, что нажмешь какую-то кнопочку, и секунды начинают истекать быстрее. Были ли это проступавшие сквозь свитер бусинки сосков, или та бусинка в паху, нащупать которую удалось только как следует потерев там, а запустился скрытый таймер. Крид вздрогнула всем телом, задышала тяжелее. Мне следовало поспешить. Я впился в ее задницу до боли в пальцах, ведь, вероятно, я их скоро лишусь. Крутые бедра, узкая талия, большая грудь – я хвастался за все, пока давали. Стискивал сквозь одежду, урчание фоновым шумом говорило мне, что делал правильно. Когти крошили половицы возле уха, говорили о голоде. Грозили что будет, если не угожу, я лишь надеялся, что лежачего не бьют. Тугие не по-женски мускулы под моими ладонями заиграли, Виктория перетекла на меня лежачего, бедрами обняла бедра. Прижалась к напряженному члену тканью брюк, которая намокла. Этот беспорядок Викторию не занимал, она довольно скалилась в лицо. Бесила этим, и грубостью ткани по плоти, я ухватился за пряжку ее пояса и нетерпеливо расстегнул. Я стянул штаны с ее задницы, рывком, белья не обнаружил. Смог наконец коснуться ее кожи, это достижение сделало меня счастливым, еще бы, Саблезубую раздел. У Виктории был загар без следов от купальника, русые волоски, не знавшие бритвы. Я очарованно замер, касаясь их. Мягкие, не в пример когтям на ее пальцах, которыми Крид нетерпеливо схватила мой член и направила в себя. Издав рык, Виктория опустилась, агрессивно, как все, что она делала. Собственный стон показался мне жалким мяуканьем, и я закусил губу до боли, стараясь молчать. Это было сложно, Крид жадно насаживалась. Протирая мной пол, объезжала, обмолачивала. Опускаясь с размаху, чеканила, стискивала. Терлась телом, я загорался. Это был самый жесткий секс в моей жизни, даже если считать мужчин. В смысле, даже ее братец не был таким грубым, и не возбуждал так сильно, даже близко нет. Виктория в своей свирепости была красивой как племенное божество, загадочной, потусторонней. Ей хотелось принести себя в жертву. Но почти доведя меня бешеной скачкой, Крид вдруг остановилась. Синие глаза с непонятным выражением уставились на мой рот. В них появилось что-то жуткое, но может быть, в жертвенных фантазиях я навоображал. Виктория приблизилась, смотря только на мои губы, и напрочь игнорируя меня. Внезапный поцелуй испугал. Она порывисто впилась мне в губы, присосалась, так странно, мягко, удивительно не больно. Я чувствовал покалывание и соленый привкус. Ах да, это я сам так сильно прикусил себе губу. А когда Виктория так же внезапно отстранилась, ее рот краснел от крови. Красивое божество. Крид отстранилась с той же жуткой тьмой во взгляде, задумчиво им смерила меня. Не показалось, голод. Я понял, что для сохранности застежек лучше раздеться самому. Руки дрожали, но начни Виктория мне помогать, рубашка б не пережила. Войдя в раж, она уже не замечала, что и кого ломает. Попавшись, бесполезно умолять. Виктория не замечала, как сильно режется когтями, вся моя грудь и плечи были в красных каплях. Она им так невинно удивлялась, и припадала, слизывала всласть. От вкуса крови возбуждалась, сжималась, стискивала мой член. Я был почти согласен за это удовольствие порезать себя сам. Извивы волос измазались в крови, знакомая картина. Смутно тревожная, ведь раньше эта краска означала смерть ее врагов. Проказница испачкала все кончики, пока вылизывала меня сверху до низу, втираясь высунутым языком. По прессу, по груди, причмокивая над сосками, я никогда не отличался их чувствительностью, пока Виктория не пожелала их кусать. Затем она переключилась на мой рот. Легла, томно вылизывая, вылакивая из меня кровь со слюной. Всем телом покачивалась, неспеша совокуплялась, обнимая в этот момент будто милого, это почти напоминало нормальный секс. Если бы не привкус. Я весь им пропитался, без опаски обнял Викторию в ответ. Задрал ей куртку, белья не смог нащупать и там. Как и увидеть следов купальника, только ровный загар лежал по налитой груди. Не помещавшейся в ладонь, упругой, полной. Влажно заблестевшей от слюны, я прижимался к ней лицом. Я слизывал с нее свои же кровавые отпечатки. Я тянул имя Виктории, когда она водила когтями мне по бокам. Блаженно улыбался, когда сомкнула их на шее. Когда сильной хваткой держала за горло и явно получала от этого наслаждение. С гулким рычанием ускорялась, сжимала мне шею и сжималась внутри, так тесно, сладко, невозможно. Меня трясло, я вскидывал бедра навстречу. Держался за ее руку на себе как за точку опоры, вгонял в себя когти сильней. Боль не чувствовалась, не помогала, рывки ее бедер затягивали в пропасть. И я не выдержал, все к черту. Раскинув руки, выгнулся, навстречу ей. Меня ослепило вспышкой, растерзало на тысячу мелких кусков. Похоже ли это на смерть от бомбы? Вряд ли, но так я всегда ее представлял. Как освобождение, пик существования, окончательный и без возврата. Без сожалений... Со всем своим минерством я взрывом и закончу, будет ли это похоже на секс с ней?.. Я все еще был внутри Саблезубой, когда вернулся “с того света”. Она смотрела на меня довольно, даже ласково, как смотрят девушки в полшаге от оргазма. Она довела себя в несколько толчков. Закрыв глаза, нанизалась и выгнулась, пока я не потерял твердость. Ее оргазм был тише, явно не похож на взрыв. Мне даже стало жаль, хоть она и не сердилась, улыбка расходилась по ее лицу. Мне стало за нее обидно, я запустил ей руку между ног, и, не давая стихнуть возбуждению, заласкал. После оразма Крид расслабилась, стала другой. Жмурилась, ластилась как кошка, почти мурчала, повалившись на меня. Томно качала бедрами в такт ласкам, больше не царапалась, мягко ладонями мяла мне плечи. Лизала за ухом, настойчиво, будто сама от этого ловила кайф. Кружила голову обманчивым чувством, будто зверь приручен, от рычания в голосе осталась только чувственная хрипоца. Виктория скользила по моим пальцам и не могла остановиться, но замирала каждый раз, когда я начинал играться с клитором, и это было волнующе как возводить этот курок. Она истекала мне в руку моей спермой, другой я гладил ее грудь. Она стонала так каждый раз, когда я прихватывал пальцами сосок, запрокинув голову и высоко. Распахнув покрасневшие губы, я любовался, как блестят клыки. Я любовался, как по-кошачьи она может прогибаться. Не хуже пинап-звезд, если бы те сменили шелк белья на униформу – высоко задранная куртка-хаки красиво обжимала ее грудь. Закатные лучи из двери розовили попку, я возбуждался снова. И не я один. Попытки уложить ее Крид пресекла. Стоило только вздумать повернуться, как снова зарычала, пробирая до нутра. Прибила локтем к полу так, что будь здесь нитроглицерин, взорвался бы. Вышибла дух, в отместку я стянул с ее волос резинку, это у меня прошло. Это понравилось, Виктория с ленцой качнула головой из стороны в сторону, скользнула по мне ворохом кудрей. Коснулась локонами щек, очаровательно, почти по-девичьи, кабы не контрастировавший взгляд. В полутьме комнаты, в тени склоненного лица синий цвет глаз стал черным, утонув в расширенных зрачках. В волнах свирепости, сходивших на меня оттуда, давивших, как гроза на горизонте. Зверь никуда не делся, он всегда был там. Зверь был голодным, зверь хотел играться. Ломать и пользовать, я снова ощутил свою ничтожность. От властности лица напротив бросало в жар. Мне оставалось только расслабиться и попытаться получить удовольствие. От этих мыслей мой член напрягся как солдат. Долой остатки одежды, Виктория сняла их на удивленье аккуратно. Наверх мои руки, больше мне трогать нельзя. Кругом прошлись ее бедра, скользнув по члену, я тянулся войти. Но Крид будто дразнила меня, раз за разом уклоняясь. Слегка касаясь складочками, потираясь входом о головку. Будто влажно целуя, самым искушенным образом, и я дозрел. Я стал готов сказать волшебное слово. – Пожалуйста... Шумный выдох сказал мне, что угадал. Выдох пополам с рычанием, до дрожи меня возбуждавшим, и сразу за ним я получил, что хотел. Виктория опустилась, жаль только, в наступивших сумерках мне было плохо видно этот момент. Но я прекрасно слышал, и речь не о тех влажных звуках, что сопровождают секс. У рычания есть переливы, аккорды и фразы, полные смысла. Понятные интуитивно каждому живому существу. Виктория “говорила”, как ей приятно насадиться, как нравится вбирать меня в себя. Как жарко от движений вверх и вниз, какое удовольствие мой член. Я ощущал то удовольствие в настойчивых движениях, ни капли скромности в Виктории нет. Ни тени стыда в позе, расставленных коленях и груди вперед. Глядя на гибкий силуэт, я думал, как прекрасно, что звери не стыдятся. Как хорошо позволить грешной плоти управлять собой. Мне был знаком библейский стыд и страх, который в нас по воскресеньям вбивают в детстве, потому языческое действо распаляло до предела. До стонов в тон рычанию, до криков, сдержаться было невозможно, удовольствие вело. Стеная грешником на дыбе, я смутно вспомнил, что кроме писания забыл что-то еще. Нам повезло, что не прошел патруль от базы, хотя Викторию бы не остановил и он. Я вдруг представил, как она продолжит трахать меня под взглядами военных, напоказ, и чуть опять не кончил рано. Ее нутра вполне хватало, чтобы лишать рассудка, но ворвись сюда солдаты, я бы нажал на детонатор – лучше быть бы не могло. Мной протирали пол как вещью, зализывали ранки будто своему, всем этим осчастливили, конечно я захотел, чтобы Крид взорвалась вместе со мной. Я схватил с пола провода, тащя на себя детонатор, она заметила в последний миг. Вцепилась в руку, чуть сама не нажимая моими пальцами на кнопку, я услышал смех. Почувствовал членом, она сотрясалась от вырывавшихся смешков. Такая же безумная, любившая опасность и заводящаяся от нее. Только безумная могла бы кончить потому, что я пытался нас убить, и я смотрел на такую. Виктория прогнулась, молча запрокинув голову назад. Толкалась с частотой, дрожала. Сжимала туго будто кулаком. “Взорвалась”, утянула за собой. Я разлетелся внутри Саблезубой во второй раз, осколками наполнил, потек по бедрам. Достиг своего пика, детонатор больше был не нужен. Зарядник звякнул по полу, Виктория открыла один глаз. И улыбнулась, будто мы подельники, как даже после миссий не улыбалась никому. Ну, может, брату, но не уверен, что они трахаются. Я оскалился в ответ. Она сползла с меня и встала, на удивленье быстро выровняв дыханье, за всего пару вдохов, пусть глубоких. Мне бы не отставать, а я смотрел, как колыхалась ее грудь. Виктория полюбовалась на мою. Следы когтей смотрелись как кружево шрамирования в племени. Болели, но у нас еще была работа. Виктория, неспешно одеваясь, велела собрать мины, что я сделал раньше: – Теперь пошли взрывать солдатиков. – Да, мэм!