Последнее письмо

Сквозь зарешеченное окно едва пробивается солнце, и то окно наглухо забито фанерным листом, так что единственным источником света в камере остается лампа. Свет слегка дрожит из-за шатающегося стола, который может вот-вот развалиться, не то, что тяжелый дубовый стол в кабинете в Каринхалле. Каринхалл – дом, который так сильно любил человек, сидящий перед белым листом. Каринхалл – место, где он и его семья были счастливы, он сейчас лежит в руинах, он не достался никому, пусть только камни и деревья помнят, какие приемы устраивал хозяин разрушенного поместья. Тень от лампы дрожит на белой поверхности листа, Геринг морщится, пытаясь подобрать слова для прощального письма жене и дочери, наверное, это единственное. Что будет их греть, когда они будут думать о нем, они будут знать, как сильно рейхсмаршал их любит. Рука мелко подрагивает, Герман не знает, как начать письмо, слишком много мыслей, слишком много надо сказать. Геринг встряхивается и начинает писать, стараясь, чтобы родные сквозь бумагу почувствовали всю любовь, нежность, теплоту: « Мои милые, родные Эдда и Эмма, как бы я хотел вас увидеть, крепко обнять и уже не отпускать никогда. Если бы мне дали еще один шанс, я бы часами вам говорил, как вас люблю, что вы мои самые главные сокровища, которые я охранял бы не хуже дракона, но сейчас, я бы хотел попросить у вас прощения. Попросить прощения за то, что не могу быть рядом с вами и защитить, за то, что оставил вас в такой трудный час без поддержки и помощи. Простите меня за то, что ждет вас дальше, почему-то я не сомневаюсь, что на вас, мои милые, падет тень и фамилия «Геринг» станет для вас ядом. Простите за то, что не смог вам помочь. Я боюсь, что малышку Эдду будут обижать только из-за того, что она моя дочь. Дети бывают жестоки. Пусть она простит меня за страдания, которые перенесет от сверстников. Я виноват и перед Германией, я сожалею о том, что с ней случилось, вы же знаете, милые мои, я пытался остановить фюрера, пытался предупредить о том, что воевать с Советами означает крах. Но война началась, и я должен был защищать свою Родину, но я сделал недостаточно, если бы только все исправить. Все что я ни делал, все было ради блага Германии и ради вас, мои родные. Я прошу прощения у Эдды за то, что свое детство она проведет без отца. Мне горько, что я не увижу, как она пойдет в школу, не увижу, как за ней начинают ухаживать юноши, я больше не увижу ее улыбку. А еще я не увижу тебя, не смогу прижать к груди, увидеть, как блестят счастьем твои прекрасные глаза, моя любимая Эмма. Я бы мог еще за многое просить прощения, наверное, я сильно грешен перед вами обеими, но знайте, я люблю вас, как только может любить мужчина и отец. Прошу вас, помните только хорошее, помните счастливые моменты, когда станет горько. Эмма, милая, ни за что не расставайся с Эддой, вы все что осталось у меня, и я не могу вас потерять. Мне так хочется знать, что когда я умру, все будет хорошо, вы будете вместе. Простите меня за все плохое, что я сделал, за грубо сказанное слово, за косой взгляд. За все простите. Люблю вас и крепко обнимаю. Вы навеки в моем сердце. Искренне ваш Герман.» Геринг откладывает ручку, губы трогает слабая улыбка, когда пальцы нежно касаются листа, аккуратно складывают его. Экс-рейхсмаршал осторожно укладывает бумагу в конверт, не запечатывая, знает, что все равно вскроют и прочитают. Пусть. Герман прижимает конверт к губам, на мгновение, закрыв глаза. Не важно, что будет с ним, главное, что его родные будут жить. Только бы они нашли в себе силы простить его за ошибки прошлого, за них он расплатится сполна.