Да будет свет

1. В первый раз это случилось после тяжелого школьного дня. Дэйв только вернулся, родители отсутствовали и дом был полностью в его распоряжении, а ему просто хотелось снять скопившееся напряжение. Поэтому он лег на кровать и подрочил. Вначале он думал о Сантане Лопез. У нее были славные титьки, но ему, честно говоря, больше нравилась задница. Он представил, как Сантана снимает форму, по одной вещи за раз, медленно расстегивает лифчик и спускает трусы, развернувшись к нему спиной. Он сосредоточил мысли на ее заднице, на сильных и гладких мышцах рук и ног, на узкой талии и бедрах. Он представил, как она игриво бросает ему взгляд через плечо и улыбается... ...только вот, благодаря каким-то сумасшедшим вывертам воображения, у нее было лицо Курта Хаммела. Курт Хаммел стоял перед ним, обнаженный, смотрел на Дэйва так, будто ему больше всего хотелось опуститься на колени и отсосать его член... Изображение застопорилось, так как его неожиданно настиг оргазм — обнаженный Хаммел на коленях смотрит на его член — и оставил опустошенным и дрожащим. Он лежал на своем обычном синем одеяле, смотрел на старые постеры. Все казалось таким нормальным. Он сам казался нормальным — но сперма, засыхающая на обнаженном животе, была из-за парня. Он чувствовал себя больным. Но не мог перестать об этом думать. 2. Каждый четверг футбольная команда тренировалась сразу после хоккейной. И так получилось, что через пару недель после того, как лицо Курта вторглось в его влажные фантазии, Дэйв сидел на скамье, завязывал ботинки, а потом поднял голову и увидел Хаммела голым. Всего секунда, прежде чем он отвернулся и натянул белье, но этого оказалось достаточно, чтобы кровь зашумела у Дэйва в ушах. Курт был бледный и худой, с длинными ногами и вполне определенной талией, до странного изящный в раздевалке, полной неандертальцев. А еще он видел член Хаммела. От этой мысли лихорадочно кружилась голова. Он не мог понять, почему так реагирует — он давно играл в команде и видел «экипировку» одноклассников чаще, чем мог бы сосчитать, но... Но. Дэйв механически оделся, попрощался с парнями и поехал домой, не включая радио, как делал обычно. Дома никого не было, и это его полностью устраивало. В подвале у них был оборудован небольшой тренажерный зал. С боксерской грушей, все как у людей. Рядом лежали специальные перчатки, но Дэйв их проигнорировал — ему хотелось, чтобы было больно. Он глубоко вдохнул, пару раз пнул ее на пробу, потом ударил серьезнее, а потом просто накинулся со всей силы. Он бил, пока мог, это позволяло ему ни о чем не думать. Через какое-то время он понял, что кричит — негромко и хрипло, будто ему не хватает воздуха. Как только Дэйв это заметил — он замолчал. Как только замолчал — осознал, насколько вымотался. Он остановился, поймал грушу и, обвивая ее руками, качнулся вместе с ней. Внезапно он понял, что плачет. Когда это началось? Лицо было в слезах, но он заметил их только сейчас. Он думал о Хаммеле, о его больших оленьих глазах, пухлых губах, обнаженном бледном теле и был ужасающе и возмутительно возбужден. Он расстегнул штаны, закрыл глаза и, уткнувшись лбом в боксерскую грушу, обхватил свой член. Хаммел занимал все его мысли, и оргазм не принес облегчения. Штаны болтались где-то у щиколоток, сперма стекала по боксерской груше — он почистит ее позже. Он все еще плакал. 3. С тех пор он не позволял себе дрочить с мыслями о Хаммеле, но фантазий это не остановило. Они были непоследовательными, но яркими — порой он просыпался посреди ночи, вцепившись в простыни, а уплывающее сновидение оставалось в мыслях краткой вспышкой обнаженной бледности. Проходили недели и картина стала полнее: появилось больше форм и изгибов, обрисовывающих человеческую фигуру, но все они казались смутными и приглушенными, как на старой фотографии с размытыми линиями. Но, как бы там ни было, эта фантомная картинка сводила Дэйва с ума. Он практически привык ходить, прикрывая рукой возбужденный член, а все мысли были заняты изящными белыми линиями, из которых теперь для него складывалось тело Хаммела. Иногда в полусне раннего утра он забывал, кто он. Он представлял себя кем-то другим, кому позволено иметь фантазии о Курте Хаммеле, прижимать к себе его стройное тело, переплетать ноги, класть голову на грудь или в основание шеи. Дрейфуя на кромке сознания, его ум и тело просто забывали, что это запрещено. Когда он в конце концов просыпался, то выкручивал душ в сторону горячей воды, обжигая кожу, словно пытался вытравить из себя эту развращенность. Если ему становилось больно, он говорил себе, значит, помогает. И надеялся, Господи, как он надеялся, что это правда. 4. Хаммел подался в чирлидеры и выступил с постановкой «4 минуты». Во время ланча Дэйв спрятался в самой пустой душевой, которую только смог найти, чтобы подрочить и поклясться себе, что первое и второе никак не связаны. 5. Когда количество снов и фантазий перевалило за все мыслимые пределы, Дэйв решил, что с него хватит. Он устал, перенервничал и хрен знает, что еще — но к нему закралась шальная мысль, что он запал на Курта Хаммела. Что, определенно, было смехотворным. И если бы он просто как следует обдумал эту мысль, то все бы решилось, и он смог бы жить дальше. Поэтому, как только все уснули, Дэйв решил доказать себе, что Хаммел вовсе не горяч. Он сел на кровать и принялся восстанавливать в памяти тело Курта, которое видел лишь раз много недель назад. Он разглядывал его со всех сторон, анализируя. В нем не было ничего такого, что могло бы вызвать желание — плоская грудь, мальчишеские бедра. Он представил, как проводит руками по шее Курта, оглаживает большими пальцами ключицы, плечи, спускается на плоскую грудь, бледный живот, еще ниже... У Дэйва стояло. Он сжал зубы и подумал, что бы такого самого несексуального он мог сделать с обнаженным телом Хаммела. Взять в рот его член? Да, пожалуй. Он представил, что смотрит на член Курта. Воображаемый Дэйв встал на колени, приоткрыл рот, попробовал сначала только головку, а потом придвинулся ближе, чтобы взять глубже, скользнуть губами к основанию, как делали в порно. Возможно, он мог бы это повторить, использовать язык, обвести им крайнюю плоть, а потом снова вобрать в себя и сосать, пока Хаммел не кончит ему в рот. В какой-то момент этого мысленного упражнения рука Дэйва самовольно оказалась у него в трусах. Он доводил себя до пика, пока фантазировал о том, что отсасывает Хаммелу, стоя на коленях, а Курт цепляется пальцами ему за волосы, постанывает негромко, такими воздушными ахами, и, господи, это надо было прекращать вот прямо сейчас. В отчаянии он попытался придумать хоть что-нибудь совершенно однозначно Не Сексуальное. Он трахает Хаммела? Хаммел трахает его? Скользит пальцами в заднице, растягивает, обхватывает его член, уверенно и быстро, доминирует, заставляет его умолять... И тут Дэйв кончил, испачкав руку, весь покрасневший и мокрый от пота. Он был на грани истерики, потому что не было ничего, совершенно ни одного сценария этой фантазии, которого он бы не хотел. Когда оргазменная дрожь начала проходить, он почувствовал себя опустошенным, злым и больным, но больше всего — усталым. Он испачкал простыни, но просто не мог найти в себе сил убрать это. С легкой тошнотой Дэйв сложил в голове результат. Придерживая подкатывающую к горлу истерику, он подумал: «Просто секс, это же не значит, что я хочу с ним встречаться». Чтобы доказать себе, что просто не может этого хотеть, он представил, каково это было бы поцеловать Хаммела. Было бы противно, потрескавшиеся губы, щетина — только вот Хаммел всегда носил с собой какой-то фруктовый бальзам и, похоже, вообще еще не начинал бриться, он был бы мягким и податливым под руками и губами Дэйва. Дэйв был выше, поэтому, чтобы соединить их губы, Курту пришлось бы задрать подбородок, что только подчеркнуло бы изящную линию горла. А еще, несмотря на худобу, он все равно ощущался бы в руках Дэйва плотным и теплым. Они могли остаться только вдвоем... На часах было 22:53 воскресной ночи. Дэйв запер дверь в комнату, вцепился себе в волосы, будто хотел выдрать их с корнем, и зашелся сухими всхлипами, пока ему не начало казаться, что он выплевывает свое предательское сердце. И. Когда случился поцелуй, Дэйв с разлету влетел в мужской туалет на втором этаже. Сюда редко заходили, водопровод давно сломался, но никто и не думал его чинить. Дэйв сразу направился к раковине, у которой было всего два режима: «горячая вода» и «кипяток», — вывернул кран на максимум и начал методично мыть руки. Он был в полной уверенности, что выкорчевал из себя это странное желание, на которое не имел ни малейшего права. Ему стало значительно лучше! Он не забывал толкать Хаммела на шкафчики, обливать слашем при встрече и игнорировать возбуждение, прокатывающееся по позвоночнику, стоило им оказаться в непосредственной близости. В конце концов, он перестал на него дрочить. Он выздоровел, ну правда! По лицу текли слезы. Он бы их вытер, но был слишком занят попытками смыть кожу с рук, которые посмели схватить лицо Хаммела. Он внезапно осознал, что все еще чувствует вкус Курта на губах и языке. Небольшая частица Хаммела теперь была внутри него. Это должно было вызывать отвращение, но тело реагировало наоборот, и его это больше не удивляло. Он выключил воду, расстегнул джинсы и грубо обхватил член ярко-красной рукой. Он не закрыл глаза, смотрел на себя в зеркало, на заплаканное лицо и воспаленные глаза, и думал: «Вот, что ты такое». Дэйв кончил со стоном, который больше был похож на всхлип. Жизненный урок — стоит один раз откусить от яблока и все, тебя навсегда вышвырнули. Но что если никто, кроме тебя, не знает, что ты его ел? Если Дэйву не становится лучше, он всегда может скрыть это от остальных. Чувство отчаяния медленно, но уверенно переплавлялось внутри в какое-то неестественное спокойствие, это было похоже на план. Он почистился, нашел раковину с холодной водой, чтобы умыться, и не оставил свидетелей, когда выходил из туалета — коридор был пуст. Он расправил плечи и нацепил на лицо ухмылку. Дэвид Карофски — не какой-нибудь там пидор. Пришло время доказать это миру.