Белый кинжал

Уннар стоял и благовоспитанно ждал, когда его господин закончит свою вечернюю работу. Уставший, он все равно пытался поддерживать имидж строгости и элегантности, хотя его рука уже почти не могла держать перо. Насколько слуга мог понимать, в проекте все еще не было ни одного изъяна, но и не его работой было поправлять лорда Улимрха. Все, что он мог делать – это лишь следить за порядком и любоваться невыносимо точными чертами своего господина. Его глаза были полуприкрыты, но он не позволял себе сомкнуть их ни на миг, позволяя технике следить за своим состоянием без отвлечения на то, чтобы – не дай бог – почесаться или моргнуть. Наконец, когда прозвучало четыре коротких сигнала, Улимрх резко отложил перо и расслабленно откинулся на стуле, закрыв глаза и вытянув ноги. Работа чрезвычайно многих руннов не предполагает особых передвижений, и часть из них видоизменила себя в стационарные приложения к своему рабочему месту. Высокопоставленным руннам и вовсе не требуется двигаться и делать что-либо – от них требуется лишь голос. Слугам, в противовес этому, приходится двигаться постоянно – налаживать работу устройств, следить за чистотой и питанием. Уннар, в силу своей специфики, много времени проводил, наблюдая за окружающим миром и терпеливо ожидая, но в иные моменты – не такие уж и редкие – ему приходилось бежать. Бежать быстро и далеко. – Отключай все. – Послышался мягкий, спокойный голос Улимрха. – Пойду ополоснусь. – Вам не потребуется моя помощь, милорд? – Нет. Я вполне в состоянии позаботиться о себе сам. Улимрх ненавидел то, как рунны позволяют другим делать за себя почти всю работу. Он не хотел, чтобы машина передавала его мысли на экран, не хотел ждать, пока кто-то своими грязными лапами его отчистит, любил готовить и экспериментировать с этим, смешивая несмешиваемое и наслаждаясь этим. Уннар не противился этому – по крайней мере, не сегодня. Он лишь слегка поклонился и принялся прибираться на рабочем столе и аккуратно обесточивать помещение. После быстрого прохладного душа Улимрх быстрым шагом оказался на кухне и принялся колдовать над их общим ужином. Никто не ужинал в присутствии своих слуг, но Улимрху хотелось выделиться и в этом. Уннар присоединился к нему немногим позже, и они молча приступили к вечерней трапезе. – Ты забыл подкорректировать оттенок глаз. – Как бы между прочим заметил Улимрх, даже не смотря на Уннара. Уннар на короткое время замер и прикоснулся пальцами к глазному яблоку. Немного манипуляций – и оба его глаза стали одного бледно-зеленого оттенка. – Я думаю, тебе уже надоедает смотреть на то, как я работаю, – продолжил рунн, – почему бы тебе не заняться своими делами? Я отправлю сигнал, когда ты будешь мне нужен. – Вы хотите, чтобы я не мешал вам работать? – Не то чтобы. Но мне не нравится, когда кто-то маячит рядом как истукан. Если бы я хотел статую, я бы обставил ими кабинет. – Прошу прощения, милорд. Впредь я не буду смущать вас своим видом. Рунн хмыкнул и поднял на него глаза, пристально осматривая. – Тебе действительно нравится просто изображать из себя пустое место? – Милорд? – У тебя есть какие-нибудь личные интересы? Чем ты занимаешься в свободное время? – Я собираю энтомологическую коллекцию, милорд. – То есть, хватаешь всякую нечисть с необжитых улиц и накалываешь их на булавку. – Так и есть, милорд. – Достойное занятие, как для вас, – Улимрх хмыкнул и о чем-то задумался. – Благодарю, милорд. Остаток трапезы они провели в тишине, а затем Уннар отправился приготовить Улимрху постель. Аккуратно опустив капсулу в зону досягаемости, он дезинфицировал ее и поменял в ней белье, настроил режим на глубокий обновляющий сон и собирался покинуть помещение, когда Улимрх положил руки ему на плечи, а затем прошептал пониженным тоном: – Останься здесь сейчас. Уннар ничего не ответил и не стал ему перечить, чувствуя, как тонкие нитевидные щупальца пробираются под его одежду, успокаиваясь и утопая в полутемной прохладе. Оттащенный к стене, он осторожно касался руками Улимрха, когда тот поочередно лишал его одежды и издавал короткие невнятные звуки. Господин заставил его нарушить еще одно табу – оказаться перед ним голым и, хуже того, возбужденным, и опустился перед ним на колени, сминая бледными хрупкими пальцами мешочек и прикасаясь к его половому органу губами, а затем и языком. Уннар возвел глаза к потолку и чувствовал, как постепенно теряет контроль над ситуацией, но ему не хотелось прекращать прямо сейчас. Он был уложен на спину, и все, что он мог делать – это развести ноги и вцепиться руками в спинку дивана. Одна волна наслаждения заменяла другую, и у него совсем не хватало сил на то, чтобы как-то отвлечься от этого или перенять инициативу, пока он не обнаружил себя полулежащим на полу, приобнимающим ногу Улимрха и вымазанным в его семени, словно в какой-то благодати. Улимрх был доволен и насмешлив, передал ему в руки его одежду и прогнал из комнаты. Пришлось потратить еще около часа на то, чтобы отмыться и обдумать произошедшее, после чего Уннар обнаружил своего господина мирно спящим. Проследив за этим несколько нереалистичным зрелищем около получаса, он присел возле капсулы, положил на нее руки и голову, и прикорнул на несколько часов. Тиканье будильника разбудило его до «рассвета» и, наскоро собравшись, он еще раз перепроверил весь дом, а затем отключил жизнеобеспечение капсулы. Чуть после рассвета он покинул этот дом, отчистив его ото всех свидетельств своего присутствия, и забрал с собой тело Улимрха.

***

В полночь в этом баре никогда не было особенно людно, и сейчас из посетителей были только они – два относительно неприметных парня, обсуждающих последнюю гонку и собственные ставки. Первый – невысокий верманец лет двадцати пяти, с черной полумодной стрижкой и в расстегнутой черной рубашке с почти незаметными на этом фоне полосками. Они оба были в темно-серых джинсах, но второй определенно был руссом – с мышиного оттенка короткими и всклокоченными волосами, серо-голубыми глазами и хрупким телосложением. Сразу после полуночи в бар заперся какой-то узкоглазый дурень, по которому уже было видно, что он еле стоит на ногах, и один из собеседников предложил уйти. – Думаешь? – спросил второй, критически осматривая вошедшего. – Мне кажется, через пять минут он где-нибудь ебнется, и его уберут. – Не хочу, чтобы он устроил здесь дебош, – озабоченно пробормотал первый и принялся подниматься из-за стола, заодно заползая рукой в карман за сигаретой. – И мне можно. Они оба спешно покинули заведение и отправились к машине первого, которого звали Хайнер. – К тебе или ко мне? Хайнер мотнул головой, заводя машину и оглядываясь назад. – В номер. – В номер так в номер, – спокойно пробормотал второй – Виктор – и расслабился на заднем сидении. Пара минут прошли в расслабленной тишине, а затем Виктор первым заговорил: – Ты как-то в последнее время все хуже переносишь людей. – Не то слово, – Хайнер покосился на него в зеркало, а затем поправил себе волосы, убрав их с глаз. – Чего так? – Не знаю. Наверное, на работе дурдом какой-то. – Ну, это-то у всех. Мне кажется, надо просто меньше напрягаться. Знаешь, не позволяй их херне загрузить себе голову. Пускай сами страдают. – Я не очень-то люблю смотреть на то, как мои подчиненные страдают. – Хочешь разрешить проблемы всех и каждого? Знавал я таких, естественно, они все плохо кончили. Хайнер хмыкнул и посмотрел в сторону. – Тебя, хочешь сказать, вообще ничего не парит? – Ну, в большинстве своем. Все достаточно неплохо, я бы сказал. – Тогда зачем ты так рискуешь деньгами? – Хмм, ну. Хочешь сказать, что подловил меня? Может быть, я просто люблю риск. – Это то же самое, что и наркомания. – Говорит мне парень, который курит двадцать раз в двадцать минут. – Ха-ха! – Хайнер широко улыбнулся и похлопал по стопке пачек, лежащей в бардачке. – Это мое личное успокоение, знаешь ли. Не было бы этого, я бы давно уже всех на работе поубивал. – Опасный ты человек. Я бы на тебя никогда не стал работать. – Не зарекайся. Просрешь все деньги и победишь умолять меня взять тебя на работу. – Ха-ха-ха! Добравшись до небольшого отеля, они сняли себе номер на один день и обсуждали всякую несерьезную и успокаивающую ерунду до самого утра. Заснули они голыми и почти что в обнимку, но ни на что другое у них уже не хватило сил. Очнувшись к утру, Виктор ошалело покосился на часы у себя на руке. 5:35. Осторожно вывернувшись из чужой хватки, он развернулся на спину и посмотрел в потолок. Телевизор все еще работал, но эфир уже давно закончился, и он показывал только белый шум. Выбравшись из кровати, он удалился в душ и обдумывал события прошлой ночи, так и не вспомнив, было ли между ними что-нибудь или нет. В принципе, это не имело никакого значения, и он относительно расслабился, когда вышел и посмотрел на Хайнера, уже лежащего и смотревшего какой-то другой канал. – Доброе утро, соня, – насмешливо проговорил он, прислонившись к косяку двери. – Доброе утро, поплавок, – Хайнер потянулся руками и пальцами на ногах. – Чем тебе прошлый канал не понравился? – Похож на мою работу. Виктор присел рядом с ним на кровать, а затем улегся головой к нему на ноги. – Мы же не ебались, нет? – Тебя это расстраивает? – О, нет. Совсем наоборот… – Тогда зачем ты согласился идти со мной сюда? – М-м… Не знаю, Хай. Просто захотелось узнать тебя получше. Мы знакомы уже четыре месяца и почти ничего не знаем друг о друге. – Это хорошо. Никаких обязанностей по отношению друг к другу. – Ну, теперь я обязан знать, что у тебя хуевая работа. – У всех хуевая работа. – Ну не скажи. Я своей работой вполне доволен. – И что же у тебя за работа? – Ну, я езжу по свету. Изучаю всякую ерунду. Несемейный быт верманцев-куряг, например. – Неужели это действительно лучшее, что можно изучать в Вермании? – Я не жалуюсь. Мне нравится проводить с тобой время. – Да. – Хмыкнул Хайнер как-то неопределенно. – Мне тоже. – О чем ты думаешь? О своей жене? – Почему сразу – жене? – Ну, ты, я, эта кровать… Твое виноватое лицо. – Мы даже не ебались. – Хочешь это исправить? – М-м… может быть. Может быть. – Тогда…? Виктор аккуратно перебрался на уровень Хайнера и потянулся губами к его рту. Хайнер пошел к нему навстречу, поцеловал его и резко перебрался наверх, прижимая его кровати – тот ахнул, но невольно развел под ним ноги. – Уже делал это? – оптимистично спросил Хайнер, немного пустив его и потянувшись к одежде. – Да… пару раз… Он не успел договорить и отреагировать головой, но рука инстинктивно перехватила чужой нож, застывший в нескольких сантиметрах от его горла. – Вау… – Тихо… Все будет хорошо. Я уже это делал… пару раз… – проговорил Хайнер совершенно незлобным шепотом и с нарочитым франкийским акцентом. Вложив в это действие всю свою силу, Виктор оттолкнул его руку с ножом в сторону, и следующим движением лезвие пропахало ему кожу на ключице и плече. Перекувырнувшись назад, он свалился с кровати и закатился под нее, призывая к себе короткий изогнутый кинжал. – Даже без секса? Что ты за существо такое? – Я обещаю тебе секс сразу, как ты сдашься… На короткий момент Виктор потерял дар речи, а потом возмущенно выкрикнул: – Некрофил! Хайнер засмеялся и перебрался поудобнее, обхватив нож и выжидая Виктора из-под кровати. Тот потянулся к кольцу на руке и повернул его пару раз, чувствуя себя очень неуютно из-за настолько потерянного эффекта неожиданности. Оказавшись за спиной у Хайнера, он попытался воткнуть ему между лопаток кинжал, но Хайнер размылся в воздухе, в котором сразу запахло какими-то химикатами. – Что… Следующая попытка оказаться позади цели чуть было не вырубила его – они оба были где-то между пространством, в темно-сером нигде, и Виктор ощутил медленное, но опасное падение откуда-то с высоты небоскреба куда-то вниз. А затем Хайнер схватился за его руку и дернул ее на себя, уцепившись и пытаясь снять ее с конечности. Виктор зашипел от символической боли, указывающей на механическое повреждение, и наобум полоснул кинжалом, а затем еще и еще раз, почувствовав в воздухе железный запах крови. Сильный удар коленом по ребрам заставил его несколько раз перевернуться в невесомости, а затем они оба упали на пол номера и перекатились, вцепившись друг в друга и застыли, пытаясь пронзить чужое горло. Никто из них не мог преодолеть сопротивление, а затем рука Виктора соскользнула, и кинжал непременно бы воткнулся прямо в сонную артерию противника, который опять размазался в пространстве. Зарычав, Виктор еле успел коснуться кольца, после чего они вновь вдвоем оказались в темноте, а затем пронзительная боль заставила его закричать и ударить в никуда. Дальше дела пошли совсем сумбурно – он последовательно чувствовал сильную боль в пальцах и ногах, и услышал чужой короткий вскрик, темнота как река наполнилась кровью, и он ухватился зубами за чужую руку, с мутными глазами наблюдая, как мимо них проплыл его собственный палец с кольцом. Не желая отпускать руки, он попытался ударить вперед ногами, но Хайнер растворился и оказался сзади него, и они оба упали на кровать, заливая ее кровью. Хайнер прижимал Виктора лицом в одеяло, сцепляя его оставшуюся руку с ногой, а затем слез с него, наблюдая, как он дергается и падает с кровати, пытаясь выбраться. Издав достаточно веселый, но озлобленный выкрик, Хайнер принялся отрезать от одеяла кусок и перевязывать руку с разорванными венами, уже не смотря на то, как Виктор с отчаянием пойманной рыси пытается вернуться в бой. Кое-как полуостановив излияние крови из собственной руки, ноги и шеи, Хайнер наклонился и с силой ударил Виктора по голове рукоятью ножа. Тот мешком упал на бок и принялся медленно принимать свой настоящий инопланетный облик хрупкого человека с белыми татуировками. Он был красивым, и Хайнер уже сейчас почувствовал желание переспать с ним куда большее, чем тогда, когда они оба лежали в кровати. Повинуясь этому внезапному побуждению, он перебрался к телу и принялся останавливать кровь и ему.