Обычно, когда над Тедасом сгущались тучи, темп жизни в укрывшейся на задворках Орлея Серо ничуть не менялся. Но с недавних пор казалось, будто сама здешняя земля была пропитана мраком, будто та древняя, спящая с самого рождения этого края угроза стала пробуждаться, громко возвещая о своем возвращении непрерывной чередой дурных знамений: стаи воронов, до смерти заклевывающие домашнюю скотину; долийцы, поджигающие крестьянские дома во славу забытых богов; дикие сильваны, атакующие повозки и путников на дороге. И в центре всего — он: Рогатый Рыцарь, Владыка Лесов; дух, преследующий ее семью уже несколько поколений. Глупо было надеяться, что тот однажды бесследно растворится среди теней крон Тирашана и оставит свои притязания на Серо — не после того, как она оскорбила его. И лицемерно было бы утверждать, что она не догадывалась, чем отказ принять его на празднике обернется для ее владений — и лично для Маркизы Серо.
Ее всегда удручала враждебность местных лесов к ее подданным. Саму Маркизу Яблоневый лес завораживал с детства — было в нем нечто таинственно-притягательное для юной души. Ребенком она могла затеряться в чаще так, что самый зоркий охотник не приметит ее ни среди кустов, ни на пустой солнечной опушке. Тогда своим детским умом она не могла осознать, насколько безжалостно сердце лесов — что люди, отправленные старой маркизой на ее поиски, уже не возвращались домой, что больше никто не видел их среди живых — только одна дочь маркизы возвращалась невредимой через несколько дней, принеся с собой множество историй о дивных несуществующих созданиях, повстречавшихся на ее пути. После пары таких вылазок ее мать, в очередной раз обзаведясь новыми седыми волосами, смирилась с тем, что неугомонное дитя от леса не удержать, и раз Яблоневый лес благоволит ее непутевой дочери, то так тому и быть — и вместо наказаний и нравоучений вручила ей короткий лук из бука, научила делать силки на зайцев и взяла строгое обещание, что та не станет заходить дальше светлого Зеленолесья. С тех пор юная наследница пропадала в Яблоневом лесу уже целыми днями, оставляя оскорбленных пренебрежительным отношением к географии, истории и этикету вечно недовольных наставников прозябать в шато. Тогда весь Тирашан казался ей отдельным королевством: огромным, могущественным и никому не подчиняющимся; с непреодолимыми стенами крепости из зарослей крапивы и дикой ежевики, с армией из медведей и кабанов и с добрыми лесными духами в ролях короля и королевы, живущих во дворце — дупле гигантского дерева в сердце Яблоневого леса, куда юная охотница в качестве дара королевской чете приносила букет хрустальной благодати.
Как иронично.
Да, когда Маркизе прибыло приглашение на празднество Лесного двора, ей стоило осмеять это подражание орлейским аристократам и саму мысль, что Рогатый Рыцарь претендует на власть в ее землях, и отвергнуть этот возмутительный призыв, помня, сколько бед и несчастий это создание принесло Серо и ее подданным. Но тогда ей целиком овладели проснувшееся детское любопытство — король леса! прием в его дворце! — и нежелание упустить бесценную возможность поймать рукой чудо из полузабытого воспоминания, будь они прокляты.
Звуки флейты вели Маркизу от самой окраины до глубокой чащи Темнолесья. Рогатый Рыцарь расположил свой двор в увитых плющом руинах одной из тех башен, что возвел Позор Серо для своих тайных изысканий — и крестьяне до сих пор до дрожи боялись даже смотреть в сторону этих разрушенных строений с бродящими возле них смутными силуэтами. Там, в центре цитадели, росло огромное дерево со стволом в три обхвата, чья раскидистая крона служила навесом над башней вместо давно обвалившейся крыши; лучи закатного солнца пробивались сквозь резную листву, отражаясь от осколков разбитого стекла под ногами. За каменным столом из расколотой колонны пировали Рогатый Рыцарь и его лесная свита — стройные дриады с лицами из древесной коры и волосами-лианами и оленеглавые фавны в изумрудных доспехах. Прислуживали трапезничающим люди с затуманенными глазами и растущими прямо из их кожи цветами — и Маркиза с дрожью узнала в околдованных слугах некоторых из тех терроризировавших Серо бандитов, что Лихая Разбойница с ее попущения скормила лесу. Она приблизилась к стайке весело щебечущих дриад, которые ждали своей очереди, чтобы преклонить колено перед лесным владыкой и его леди, осторожно прислушиваясь к их речам — ведь никто не знал столько тайн Тирашана, как создания леса. Рогатый Рыцарь, облаченный в броню из завесного кварца, с увитыми миртовыми ветвями и стеблями пророческого лавра рогами, величественно кивнул на ее приветствие:
— Владычица полей и дорог.
Маркиза — владычица всего Серо — сухо улыбнулась на это обращение и, пока недовольство не успело отразиться на лице, поспешила вручить Рогатому Рыцарю свой дар — зеркало из превосходного сероского стекла, обрамленное бронзовыми розами и шипами; он с видимым удовольствием принял подношение, бережно очертя пальцами изящную ковку рамы; его леди, смуглокожая дриада, склонила голову, с любопытством разглядывая зеркало, словно никогда раньше подобной вещи не видела. Пронзительный взор обсидианово-черных глаз Рогатого Рыцаря остановился на ней; на мгновение Маркизе показалось, что тот хотел что-то сказать ей, посвятить ее в некую сокровенную тайну, но уже в следующий момент лесной владыка отвел взгляд и мановением руки подозвал слугу в зеленых одеяниях, и тот поднес два кубка.
— Окажите мне честь, Охотница. Испейте со мной воды источника.
Отказавшись, она нанесла бы серьезное оскорбление хозяину, а Маркиза предпочитала не ссориться с могучими и непредсказуемыми духами, способными доставить ей море неприятностей, и потому покорно приняла кубок у слуги, но совершила ошибку, вглядевшись тому в лицо — и узнала несчастного охотника, которого Рогатый Рыцарь пленил за то, что тот подстрелил оленя — и лишил воли, обратив в раба. Когда она подносила сосуд к губам, ее руки дрожали. Вода оставила во рту привкус горечи, но подарила небывалый прилив сил, точно после долгого отдыха, и с изумлением Маркиза ощутила, как уходит боль из натруженных мышц, как прекращают саднить застарелые раны и даже увидела, как на ее глазах сходят с ладони мозоли от тетивы. Она не чувствовала себя так прекрасно очень давно — словно оказалась в давно забытом светлом сне из детства.
— Позвольте же вручить вам, Охотница, ответный дар. Это принадлежало вашему прадеду. — В руках он держал шкатулку из сандалового дерева, и как только Маркиза разглядела вырезанные на крышке инициалы Позора, жадно потянулась к нежданному наследству. Это дар, он значил…
Когда Маркиза вознамерилась поблагодарить за подарок, то увидела, что Рогатый Рыцарь растянул губы в жутковатой, неискренней улыбке — словно подражая человеческой мимике, но не ведая тех чувств, что она призвана выразить. Но вот торжество в его черных глазах было неподдельным — это был тот самый триумф охотника, в тщательно расставленную ловушку которого попадает долгожданная дичь, и все, что остается — это забить тушу пойманного зверя. И Маркиза осознала, как сильно она оступилась.
Маркиза изначально не обманывала себя верой в то, что Рогатый Рыцарь пригласил ее на праздник ради приятной компании. Нет, раз за разом она сталкивалась с этим вездесущим духом; он чинил ей препятствия и похищал ее людей лишь затем, чтобы она признала неведомый долг перед ним. И сейчас, приняв дар из его рук, она перечеркнула все усилия, все дипломатические ухищрения и жертвы, на которые она шла, лишь бы не попасть в сети Лесного Владыки — и теперь он сочтет ее обязанной. О Андрасте, как глупа, неосмотрительна и беспомощна она оказалась, стоило лишь поманить ее сокровищем из прошлого. То же ли искушение охватило когда-то Позора Серо прежде, чем, поддавшись на уговоры демона в Тени, он заключил с тем фатальную сделку?
Рогатый Рыцарь поднялся с трона, и в тот же миг все гости затихли в выжидательном молчании.
— Каждый из нас, Охотница, правит половиной земель: вам принадлежат поля и дороги, мне же — леса. Но для нас еще возможно встать на путь дружбы и единства, чтобы Серо снова обрела целостность. Вы почтили нас своим присутствием, насладились нашим гостеприимством, вкусили наших яств и приняли наши дары. Я же прошу вас об ответной любезности. Пригласите ли вы меня на празднество в Шато Серо?
Вот оно. Та самая просьба, от исполнения которой нельзя отказаться. Проблема, которую невозможно решить без потерь: и присутствие духа на празднике, посвященном приезду Верховной Жрицы обернется неминуемой катастрофой, и отказ лесному владыки в его притязаниях вызовет непредсказуемые, но жуткие последствия. Непостижимый дух, далекий от человеческой морали, за одним столом с женщиной, олицетворяющей Церковь Андрасте и являющейся столпом Игры… это обернется катастрофой. Только воспрявшая духом Серо падает так низко, что не сможет подняться из бездны унижения еще десять поколений. Нет, Маркиза не имела права на ошибку — и не смела идти на уступки.
— Вы забирали моих людей себе в рабы. Вы уничтожили дорогу, в строительство которой я и Элегантная Абатисса вложили все ресурсы маркизата. Вы похитили Своенравного Барда, моего любовника. И теперь вы собираетесь разрушить все, ради чего я трудилась не покладая рук последнее время. И вы смеете что-то говорить про дружбу? Какой же вы друг, если вы так хотите отнять у Серо будущее? — Маркиза обвела взглядом окружение и осознала, насколько страшно ей произносить следующие слова, находясь в лоне Темнолесья в полной власти его нечеловеческого хозяина. — Я не могу дать согласие, иначе праздник в Замке Тысячи Окон станет началом конца для этого края. Мой ответ — нет.
Эти слова словно отворили врата в бездну: Темнолесье охватил леденящий порыв ветра, погасивший в руинах башни все огни; только что улыбавшиеся и веселившиеся гости, которые так успешно притворялись королевской свитой, превратились в жутких воющих бестий, а их король сбросил маску благожелательности и учтивости и предстал во всем зловещем великолепии твари из-за Завесы, что даже Маркиза ощутила эту дикую потустороннюю мощь:
— Уходите. Гордыня всегда была пороком вашего рода, но у вас, Охотница, она течет в венах вместо крови. Между нашими владениями не будет дружбы. Отвергнув мою добрую волю, вы обрели опасного врага, и обещаю, что вы всем сердцем пожалеете о своем решении. Прочь! И не возвращайтесь в мои леса, пока не примете их и не заслужите прощение.
Видит Создатель, еще никогда в жизни ей не было так страшно, как в тот момент. Маркиза ломилась сквозь зловещий мрак Темнолесья, не разбирая дороги, гонимая тенями и стонами невидимых мороков; корявые корни деревьев бросались ей под ноги, жесткие ветви мстительно хлестали по лицу, дикие заросли колючками вцеплялись в плащ и рвали его на клочья, а сапоги вязли в жадно чавкающей болотистой почве. Ослепленная собственным ужасом, она блуждала по знакомому с детства лесу, в миг ставшем злобным и чуждым, пока, обессилившая, не вышла на залитую лунным светом поляну, посреди которой возвышалось то, что поначалу Маркиза приняла за человеческую фигуру — статуя с распростертыми руками и обращенным к небу лицом в маске. Облегчение затопило Маркизу. Пусть Великая Церковь и сочтет это ересью, но Андрасте-в-Маске — покровительница Серо — единственная была способна разогнать сверхъестественные ужасы, которые испокон веков населяли эту землю, и серосцы с почтением относились к своей заступнице, даже если им и приходилось совершать обряды поклонения в святилищах в глубокой чаще, скрытых от глаз обывателей. Маркиза опустилась у подножия деревянного изваяния, закутавшись в лохмотья плаща. Андрасте укроет ее до прихода рассвета.
Ранним утром ее разбудило чье-то прикосновение к плечу. Маркиза стряхнула с себя оцепенение и увидела перед собой встревоженное лицо Молчаливого Охотника. Все так же не произнеся ни слова, он под руку вывел ее на окраину леса, к Зеленому мосту. Она поблагодарила своего проводника и спасителя и направилась домой, молясь, чтобы ничто не расстроило приготовления к празднику за время ее отсутствия. Молчаливый Охотник провожал ее в спину взглядом полным печали и немого укора.
***
После отъезда Верховной Жрицы и ее свиты Серо, казалось, погрузилась в ленивую дрему: впервые за несколько месяцев не нужно было рвать жилы в стремлении оправдать возложенные надежды и вернуть в отрезанную от цивилизации провинцию веру и процветание, — и жители с облегчением погрузились в успокоительную каждодневную рутину, разбавленную лишь приятным послевкусием триумфа. Маркиза, любуясь вновь обретенной фамильной маской и скрупулезно подсчитывая убытки от праздника, пыталась убедить себя, что самое тяжкое испытание позади и что вот это беспокойство, заставлявшее ее бежать вперед, хвататься за десять дел одновременно, третировать придворных в стремлении добиться идеала, теперь ей ни к чему — но ошалевшая от моря потрясений интуиция, очевидно, считала иначе. Каждую ночь она видела смутные, тревожные сны, в которых вязнешь, как в застывающей смоле — а проснувшись, чувствовала себя не отдохнувшей, а все более изнуренной. Поначалу с недомоганием прекрасно помогали справиться вино и компания Своенравного Барда, но чем дальше, тем труднее было вынырнуть из цепких, бесконечно долгих грез, и тем тяжелее ей давалось бодрствование.
Одной ночью все стало еще более пугающим: она ходила во сне — вылезла из постели и добрела до холла, споткнулась на лестнице, чудом не покалечилась при падении. Тогда Маркиза только выругалась шепотом, потерла ушибленное бедро, вернулась в спальню и забралась под одеяло, сердито ткнув в бок беззаботно сопевшего Барда — и не сомкнула глаз до самого рассвета.
Бессонница оставила странную отметину на лице Маркизы — не то родинку, не то коросту, — которую Маркиза нащупала на щеке наутро, и попытка сковырнуть ее оказалась неожиданно болезненной. Но на тот момент это казалось сущей мелочью.
А следующей ночью Маркиза уже проснулась, впечатавшись в запертую с вечера входную дверь. В следующую за ней — открыла все замки, не пробуждаясь, но очнулась, когда брела мимо псарни, и гончие подняли громкий лай, как будто учуяв чужака. На четвертую ночь она столкнулась на мосту с Элегантной Абатиссой, и звонкий оклик той выдернул Маркизу из транса. И каждое утро, разглядывая свое изможденное лицо в зеркале, она наблюдала, что неимоверно зудящее пятно разрасталось и расцветало паутинкой серовато-фиолетовых мертвых капилляров — как будто ночь одаряла напоследок своим мстительным жестким прикосновением.
После этого она попросила Своенравного Барда тихо проследовать за ней, не будя, чтобы понять, куда же пытаются привести ее беспокойные сны. Когда она в следующий раз открыла глаза, то осознала себя стоящей у окраины Яблоневого леса с тяжелой рукой Барда на плече. Босые ступни леденила влажная земля, пронизывающий ветер колол кожу и трепал тонкую сорочку. Безлунная ночь была глубока и черна. Лес тысячью глаз заглядывал ей в душу.
И пришел момент, когда семена дали всходы.
Маркиза чувствовала какое-то лихорадочное веселье: все знаки единогласно указывали ей на истину, но она оказалась настолько несообразительна, что осознала происходящее только тогда, когда ответ отпечатался у нее на лице. Отражение в зеркалах, изготовленных в Серо, четкое и безжалостно подробное, никогда не искажает реальность — а значит, зеленый росток, пробившийся из странного пятна на ее щеке, существовал на самом деле. Плоский, с розеткой из изумрудных листьев — он выглядел, как экзотическая мушка на напудренной щеке престарелой кокетки. Все еще не веря своим глазам, она аккуратно подцепила его и отщипнула крохотный листок — и почувствовала болезненный укол. Как будто она вогнала тонкую игру себе под кожу. Словно паразитическое растение на лице Маркизы было частью ее самой.
В порыве гнева и страха она полоснула лицо кинжалом, пытаясь выкорчевать ядовитый побег с корнем, насколько глубоко бы тот ни пророс, и яркая вспышка боли почти что ослепила ее. Маркиза стояла перед зеркалом в онемении и смотрела на то, как сочащаяся из обрезанного стебля кровь смешивалась на ее лице со слезами боли.
Назавтра растение внутри нее отомстило за рану — и с агрессией захватчика, разрывая сосуды и выедая ходы под кожей, проросло узорным зеленым кружевом на половине лица — от виска до подбородка.
«Проклятие, — Маркиза, которой в последние дни открывать глаза после пробуждения стало страшно — все вокруг виделось продолжением безумного сумбура из сновидений, незаметно перетекшего в реальность, — пришла к единственному, на ее взгляд, правдоподобному ответу, — это точно проклятие. Месть злобного духа, не иначе». Только увидев новый облик Маркизы, более не скрытый от чужих глаз фамильной маской, ставшей из сокровища семьи главным хранителем страшной тайны последнего ее члена, Отшельница, знавшая лес как свой единственный дом, подтвердила догадку: «Это не просто проклятие. Это метка, которую лесной король ставит тем, кто ему принадлежит. Нельзя брать ни еды, ни питья из рук лесного народца — так они засеивают семена, которые питаются жизненными соками своих жертв, и со временем дают всходы и захватывают их тела и разумы. Остановить это не в моих силах. Маркиза, дайте ему все, что он хочет, и умоляйте снять чары — другого пути нет».
Если бы Маркиза не была настолько вовлечена в происходящее, она бы восхитилась упрямством своего противника, который намеревался получить желаемое любой ценой, и тем, как ничтожно выглядят интриги Игры по сравнению с коварством лесного короля. «Не возвращайтесь в мои леса, пока не примете их и не заслужите прощение». Но она никогда не думала, что «принять лес» придется настолько буквально. Она сама позволила этой тьме вырасти, вскормила ее душами своих подданных, признала ее власть и заключила с ней роковую сделку, и теперь ее разум дурманили колдовские сны, чтобы однажды, когда корни прорастут сквозь ткани ее мозга, побеги переплетутся с линиями вен, а в ее глазницах распустятся цветы, ее тело окончательно стало частью леса и она уже больше не проснулась, навсегда оставшись пленницей зачаровывающих видений, тем самым повторив судьбу несчастных жителей Серо, что по ее милости попали в заложники к Владыке Леса. Словно воздаяние за ее проступки.
Оставалось только отдать свою жизнь во владение Рогатому Рыцарю, чтобы искупить вину — но тогда тот получит власть надо всем, что она имела — а значит, и над Серо. Она не могла согласиться. Но и избежать проклятия не могла: магия оказалась бесполезна, наука — беспомощна. Не спасли и молитвы. Деревянная Андрасте-в-Маске равнодушно и насмешливо взирала на нее свысока, и ее обыкновенно загадочная полуулыбка, теперь казавшаяся издевательской, была последним, что Маркиза видела, прежде чем ее веки стянули колючие вьющиеся побеги.
— Почему? — спросила она у темноты, стоя на коленях у пьедестала статуи. Она шарила руками по лицу, пытаясь нащупать свои глаза, но лишайник, густо покрывший ладони, отнял у кожи чувствительность. — Почему наказывать меня нужно… так?
Чьи-то когтистые пальцы подцепили ее подбородок, задирая ее невидящее лицо вверх.
— Это не наказание, — спокойно возразил знакомый голос. — Это спасение.
И в этот момент ее нервы не выдержали, и Маркиза залилась истеричным смехом, внезапно перешедшим в кашель, а затем сплюнула на землю вышедший из горла комок травы со слизью. О Андрасте!..
— «Спасение»? От чего? От счастливой, благополучной жизни?
— Вам неведомо будущее, Охотница, и вы не можете знать, сколько счастья и благополучия вам отмерено. Зато это известно мне. — Рогатый Рыцарь обхватил ее талию и помог встать на ноги. — Духи в Тени говорят о том, кто скоро придет и положит конец миру, каким мы его знаем. И лишь немногие смогут это пережить. Впереди лежат мрачные времена, и в этот раз они не обойдут Серо стороной. Но я могу укрыть от беды вас и ее жителей.
— Вы что…? — Маркиза не верила. Не хотела верить. На Тедас часто обрушивались напасти, будь то война или Мор, но неведомая угроза из Тени? Спасти от которой может только еще одно порождение Тени? Звучит как сказка.
— Я — последнее творение вашего одиозного предка, Охотница, — терпеливо, как ребенку, объяснял Рогатый Рыцарь. — Его попытка искупления. Я создан для того, чтобы защищать Серо. В моих силах сделать так, чтобы никакие невзгоды ее не затронули. Но мне нужна была для этого ваша помощь. Жаль, что вы так и не протянули мне руку дружбы. Я не хотел прибегать к крайним мерам, но так уж вышло. За то, что не оставил вам выбора, я прошу прощения.
Что ж, эти слова хотя бы объясняли поразительную настойчивость, с которой Владыка Лесов преследовал ее. В его понимании совершенные им поступки были оправданы. Но с ее точки зрения они не переставали от этого быть бессердечно жестокими по отношению к Серо, которую тот пытался «защитить». Как и непомерной цена, которую он за это требовал.
Рогатый Рыцарь вел ее по лесу под руку, и ослепшая Маркиза шагала твердой походкой, не встречая на своем пути никаких препятствий, как будто деревья расступались перед парой владык.
В этой битве она проиграла, как ни горько признавать, и догадывалась, какая печальная участь теперь всех их ждала. Но осознав это, она ощутила неожиданное облегчение. Не будет больше борьбы с природой, мучительного противостояния с тьмой и бесконечной ненависти Тирашана к людям, если все они «примут лес». Ни голода, ни болезней, ни страданий. Может ли быть, что под покровительством Рогатого Рыцаря жизнь простых серосцев действительно станет лучше? Ей оставалось только уповать на это.
— Я буду молить Создателя, чтобы однажды кто-нибудь спас нас от вашего «спасения», Владыка Лесов.
Она не видела улыбки Рогатого Рыцаря, но словно почувствовала ее в воздухе:
— Теперь уже Владыка Серо. И нет, не будете. Не сможете.
После этих слов уставший разум Маркизы мягко и неотвратимо погрузился в мир цветных, как переливы сероского стекла на солнце, грез и, наконец, обрел покой.
***
«Соловей!
Мы прибыли в Серо. Вернее, в то, что от нее осталось. Точно на границе маркизата начинаются непроходимые леса, которых нет на карте. Я послал разведчиков прочесать местность — из десяти вернулось трое, говорят, что "в жизни не видели такого жуткого, забытого Создателем края". Никто из них не встретил ни единого разумного существа. Лучница утверждает, что, вскарабкавшись на дуб, с высоты разглядела за рекой сильно разрушенное шато, стены которого поддерживают только стволы деревьев — думает, это и есть Замок Тысячи Окон. Расспросы в Алийонсе ничего не дали — местные не знают, что за беда приключилась с их соседями, и связано ли это со взрывом на Конклаве.
Жду дальнейших указаний».
— Рыбак.
