Глава 3
17 мая 2019 г. в 14:19
Элинор не могла понять, почему даже сейчас, отказавшись от мысли о замужестве за Уиллоуби, Марианна настаивает на том, чтобы остаться в Лондоне. Еще загадочнее было ее нежелание даже слышать о браке. Верно, Уиллоуби обручен с другой; верно, с Марианной он поступил как последний негодяй; однако единственное спасение для нее сейчас — выйти замуж, и как можно скорее, иначе в глазах света она погибнет. Внебрачный ребенок оставит и на самой Марианне, и на ее семье неизгладимое клеймо. Впрочем, о собственной судьбе Элинор сейчас не помышляла: для себя она уже оставила все надежды на счастье и думала лишь о том, как спасти сестру. Но, сколько ни размышляла об этом — единственным разумным решением казалось, несмотря на перемену чувств былых влюбленных, настоять на браке с Уиллоуби.
Задача нелегкая, а учитывая стесненное положение семейства Дэшвуд, пожалуй, и вовсе невозможная. И все же Элинор поражало, что Марианна решительно не желает об этом даже говорить. Определенно, здесь была какая-то тайна, которую следовало бы разгадать; но сейчас разум Элинор осаждали более неотложные заботы. Думала она даже о том, чтобы — Бог весть каким образом — попытаться устроить брак без согласия Марианны, даже без ее ведома. Быть может, если кто-нибудь выплатит Уиллоуби значительную сумму, если удастся с ним договориться — Марианна сама поймет, что иного выхода у нее нет?
Но кто взялся бы помочь сестрам таким образом? Джон? Об этом и думать нечего. Даже если сам дядюшка и согласится прийти им на выручку, Фанни, узнав о сути несчастья Марианны, не пожалеет слов осуждения, несомненно, заявит, что умывает руки — и убедит мужа поступить так же. Нет, от Дэшвудов помощи ждать не стоит.
Быть может, полковник Брэндон — узнай он, что произошло — сам предложил бы помочь Марианне всем, что в его силах. Он добрый, благородный человек — и, без сомнения, до сих пор питает к Марианне глубокое чувство. Едва ли он допустит, чтобы дорогое ему существо, пусть и столь униженное, подверглось позору и насмешкам света. Но увы, полковник не ведает о несчастье Марианны, и едва ли возможно, не нарушая приличий, посвятить его в столь деликатный секрет.
Таким мучительным и бесплодным размышлениям предавалась Элинор, когда горничная возвестила о внезапном появлении самого полковника.
На этот раз обошлось без неторопливых глотков чая, разговоров о погоде и о здоровье; и гость, и хозяйка сочли за благо сразу перейти к делу. Серьезно, но спокойно, не выдавая ни лицом, ни голосом своих терзаний, Элинор поздоровалась с полковником и поблагодарила за визит.
Полковник лишь коротко кивнул в ответ и заверил, что такой пустяк не стоит благодарности.
— Как ваша сестра? — спросил он, не тратя времени на ненужные предисловия, с нескрываемой тревогой и заботой в голосе.
— Марианна жестоко страдает, — с прямотой и откровенностью, удивившей даже ее самое, ответила Элинор. — Она… не могу поведать вам всю глубину ее горя — несчастье ее не таково, чтобы его легко было с кем-то разделить. Скажу лишь, что в нынешних обстоятельствах я в растерянности и не знаю, чем ей помочь. Я пыталась убедить ее вернуться домой, но она, похоже, твердо решила не возвращаться в Бартон, пока… пока не… простите, полковник. Здесь мне лучше остановиться, чтобы не предать ее доверия.
— Быть может… я… — начал полковник — и остановился, не поднимая глаз и в нерешительности водя пальцем по резным завитушкам на ручке кресла. Пожалуй, впервые — если не считать поспешного отъезда из Делафорда во время пикника — Элинор видела его в таком волнении, даже смятении чувств. — Мисс Дэшвуд, позволите ли вы сообщить вам о некоторых обстоятельствах? Поверьте, мною движет сейчас лишь стремление быть полезным вам обеим…
Дыхание пресеклось у Элинор в груди; она угадала его намерения.
— Вы хотите рассказать что-то о Уиллоуби.
Это было более утверждение, чем вопрос. Уже давно Элинор поняла, что полковник недолюбливает мистера Уиллоуби — и, зная благородство его сердца, догадывалась, что причина этого вовсе не в ревности или, по крайней мере, не в ней одной.
Полковник Брэндон склонил голову, подтверждая ее подозрения, и продолжал:
— Когда я распрощался с вами в Бартоне… Но нет, лучше начну не с этого. Без сомнения — да, в этом сомневаться не приходится — миссис Дженнингс уже поведала вам о некоторых событиях моего прошлого. О моей связи с женщиной по имени Элизабет и ее печальном исходе.
Элинор подтвердила, что кое-что слышала об этой истории от миссис Дженнингс.
Полковник продолжал — отрывисто, порой отводя глаза в сторону, словно воспоминания причиняли ему боль, или возводя к небесам, когда перед мысленным взором его представали более приятные картины прошлого:
— Об этом знают все мои друзья. Но не всем известно, что двадцать лет назад Элиза умерла родами, произведя на свет незаконного ребенка. Отец, кто бы он ни был, их покинул. Умирая, Элиза умоляла меня позаботиться о дочери. Я подвел ее во всем остальном — и в этом отказать не мог. Я взял девочку — тоже Элизабет, мы называли ее Бет — и вырастил в деревне, в одной добропорядочной семье. Должен признаться, я ее избаловал. — Это признание он сделал с тяжелым вздохом. — Я ни в чем ее не стеснял, она ни в чем не знала отказа. Все, чем я обладал, было к ее услугам.
Здесь он ненадолго умолк, словно собираясь с силами перед тем, как перейти к самой тяжелой части своего рассказа.
— Почти год назад Бет сбежала из дома. Восемь месяцев я не имел о ней известий — и страшился самого худшего. Но в день пикника в Делафорде мне пришла весть, заставившая бросить все и помчаться к ней. Бет… она была беременна, а тот негодяй, что соблазнил ее и бесследно исчез…
— Вы хотите сказать, это был Уиллоуби? — побледнев, внезапно охрипшим голосом спросила Элинор.
— Именно из-за постыдного поведения с Бет мисс Смит вычеркнула Уиллоуби из завещания и лишила дохода, потребовав, чтобы он женился на обесчещенной девушке. А он был по горло в долгах и надеялся лишь на тетушкино наследство. В таких обстоятельствах он, должно быть, пришел к мысли, что брак с вашей сестрой полностью его погубит.
— И покинул Марианну ради мисс Грей и ее пятидесяти тысяч фунтов.
Рассказывать об этом полковнику, по-видимому, было так же тяжело, как Элинор — его слушать. Словно оправдываясь, он добавил:
— Я не стал бы утруждать вас этими подробностями, если бы не… быть может, со временем это смягчит сожаления вашей сестры.
— Ах, полковник, если бы вы знали, как она сожалеет! — вырвалось у Элинор. Боясь продолжать, чтобы ненароком не выдать тайну Марианны, она со вздохом опустила пылающую голову на руку.
— В моем рассказе мистер Уиллоуби выглядит бездушным развратником, — продолжал полковник, — однако мне видится вполне вероятным, что он в самом деле собирался сделать предложение вашей сестре. И, если бы не…
Здесь он ненадолго умолк. На несколько секунд воцарилось молчание, прерываемое лишь громким тиканьем часов в углу, затем полковник договорил:
— Каково бы ни было его поведение, он любил вашу сестру и женился бы на ней, если бы не…
— Если бы не деньги, — закончила за него Элинор.
И снова наступило тяжелое молчание.
— Мне очень хотелось бы, — заговорил наконец полковник, — чтобы вы убедили вашу сестру вернуться к матери. Не советую давить на нее или с ней спорить: ей лучше знать, каково сейчас ее состояние, и в какой обстановке ей станет легче. Однако лондонские сплетни жестоки — и я хотел бы избавить ее хоть от этого испытания. И, если соберетесь домой, настаиваю на том, чтобы вы позволили мне сопровождать вас с сестрой на пути в Бартон. Более того, если я могу оказать ей или вам хоть небольшую услугу, не стесняйтесь посылать за мной. Я полностью в вашем распоряжении.
— Спасибо вам, полковник, — с чувством ответила Элинор. — Мы так благодарны за вашу доброту! Я знаю, что могу говорить и за Марианну, пусть у нее сейчас и недостает сил поблагодарить вас лично.
Вместо ответа полковник просто кивнул, в своей обычной манере, и на этот раз по губам его скользнула тень улыбки.
Попрощавшись с полковником, Элинор отнесла Марианне наверх поднос с обедом. Марианна, все еще сраженная горем, сделала, однако, над собой усилие и постаралась хотя бы попробовать все, что принесла ей сестра; да и чайник, по дороге в спальню полный ароматного чая, вернулся на кухню почти пустым.
Удовлетворившись тем, что Марианна съела, сколько могла, Элинор пересказала ей во всех подробностях свой разговор с полковником. Марианна слушала, не прерывая, неотрывно глядя в пол — однако Элинор не сомневалась, что сестра слушает ее рассказ с глубочайшим вниманием.
— По крайней мере, — заключила Элинор, — ты можешь быть уверена, что он действительно тебя любил.
— Быть может, по-своему любил, — грустно пробормотала Марианна, по-прежнему глядя в пол и теребя оборку платья. — Но не так, как следовало.
На это возразить было нечего, так что Элинор предпочла перейти к материям более практическим.
— Что же до полковника… Марианна, думаю, он — наша единственная надежда.
При упоминании полковника Марианна порозовела, и на лице ее впервые отразилось некое живое чувство.
— Ты думаешь, он мне поможет? Но как это возможно? И с какой стати?
— Он — сама доброта и забота. Только посмотри, как он помогал и помогает этим бедным девушкам! Если ты обратишься к нему с просьбой, думаю, он не откажет.
— Но умолять о помощи… Нет, Элинор, — поспешила добавить она, прочтя боль на лице сестры, — не думай, что я слишком горда. Не сама мысль просить о помощи отталкивает меня, а то, что я запятнаю себя в глазах этого хорошего человека. Мне так стыдно! Как низко я пала! Как мне теперь показаться ему на глаза?
Новые слезы показались у нее из-под ресниц и заструились по щекам, и Элинор ощутила, что сердце ее разрывается от боли за сестру.
— Милая, но что же нам еще остается? Если хочешь, я схожу к нему сама. Но у нас с тобой нет ни денег, ни связей, чтобы принудить Уиллоуби жениться на тебе — и я не представляю, у кого еще могли бы найтись и средства, и желание помочь нам в несчастье.
— Не хочешь же ты сказать, что я должна просить полковника заставить Уиллоуби на мне жениться? — вскричала Марианна. — Нет, об этом я и слышать не хочу! Даже если убедить его отказаться от состояния мисс Грей — а для этого потребуется огромная сумма — оказаться замужем за… за лживым, бессердечным подлецом, готовым ради денег пойти на низость, жить с ним, гадая, не бросит ли он нас при первых же трудностях, не оставит ли меня, как только я перестану его забавлять… Нет, Элинор, ты не можешь мне это предлагать — ты не так несправедлива!
— Пусть так, но если не замуж за Уиллоуби — что же тебе делать? Куда идти? Я говорю лишь одно: какой бы путь ты не выбрала, без поддержки тебе не обойтись, и более разумного решения, чем попросить о помощи полковника, я не вижу.
Наступило короткое молчание: Марианна о чем-то напряженно размышляла.
— Разумное решение? — повторила она наконец, скорее про себя, чем обращаясь к сестре.
Что знала Марианна о разумности? Сущей нелепостью казалось ей надеяться, что полковник Брэндон, человек чести и мужества, человек безупречный и суровый, пожелает теперь иметь что-либо общее с ней — падшей женщиной! Но Элинор считает, что это разумно — а Марианна приняла решение отныне не доверять своим чувствам, так жестоко ее обманувшим, и полагаться на разум сестры. Значит, она пойдет просить помощи у полковника, пусть ей самой это и кажется совершенно безнадежным предприятием.
Что, если он подскажет способ скрыться где-нибудь, где ее никто не знает — и не нанести удар матери, не опорочить сестер, не столкнуться с насмешками и плевками, коими осыпает общество женщину, лишенную доброго имени! Эта новая надежда пробудила Марианну к жизни, и теперь ей уже не терпелось идти за помощью.
Стряхивая крошки со скатерти и с нетерпением ожидая завтрашнего утра, Марианна заметила вдруг, что, кажется, впервые разум сестры и ее собственные чувства находятся друг с другом в полном согласии.