Штормовой ветер

— Ган, мальчик мой, подойди к дереву и коснись его, — пожилая женщина протягивает руку внуку, ласково улыбаясь. Ребенок несмело тянет ладошку навстречу, но ему всё ещё было страшно: он боязливо озирается вокруг, цепляясь взглядом за одинаковые кроны деревьев, и даже добрые глаза бабушки не успокаивают. Ган всегда чувствовал себя будто в опасности, глядишь, вот-вот выпрыгнет из-за угла кто-то. Кем должен был быть этот «кто-то» малыш даже не догадывался. У него просто было такое предчувствие. Дерево по ощущениям было на удивление теплым, уютным, его ствол хотелось обхватить руками, обнимая и трогательно прижимаясь. Бабушка по-прежнему мягко улыбалась, но уже не только мальчику: рядом с ее ногой сидел маленький лисёнок. — Ты должен знать, дорогой, хоть ты и так мал для правды, — женщина прикрыла глаза, тяжело вздыхая, когда Ган отвлекся и обернулся назад. — Это дерево умирает, и мне осталось совсем недолго, но прямо сейчас ты должен сорвать веточку цветков и листьев сливы. Они будут твоими советниками, они — часть меня, моей души. Я всегда буду рядом, но рука, которая будет держать твою ладонь, оберегать тебя, наставлять, будет не моей. Марка. Бабушка поднимает на руки светло-серого корсака, поглаживая его по голове. Малютка тянулся за лаской обратно, но, когда женщина внезапно поднесла его ближе к Гану, отвлёкся, обнюхивая мальчишку. — Он — тот, кто поможет тебе обрести себя. А ты станешь для него всем миром. Ган завороженно смотрел в глаза лисёнку, не смея отвести взгляда от тягучих темных омутов. Для маленького мальчика слова бабушки были абсолютно не понятны, но неведомая сила заставляла обнять корсака и зарыться в его мягкую шерстку носиком. — Марк, эй! Марк! — парень лет семнадцати подходит к свернувшемуся в клубочек лису, что размеренно пофыркивал, отсыпаясь, и бесцеремонно берет его на руки. — Вот зараза, нельзя было сказать, что в лесу будешь? Я тебя уже обыскался! — Думаю, было бы лучше, ищи ты вместо меня свою новоиспеченную подружку, с которой целовался на заднем дворе школы, — ревниво отзывается с плеча зверь, показательно отворачивая нос от человека. Ган смеётся. А вот Марку совсем не до шуток — Ган полностью пропах терпким запахом девичьих духов. — Отпусти меня. Опусти на землю, я схожу к родителям, именно поэтому я здесь, в лесу. — Твои родители знают, что ты у меня, так в чем проблема? Сходишь завтра, Марк! — парень подбрасывает в воздух лиса, слыша его совсем не брутальный писк, и ловит, прижимая теплое тельце к себе ближе. — Скотина, я же запрещал тебе так делать. — Марк, ты слишком напряжен. — Ты полностью пропах ею. Меня это нервирует. Ты же знаешь, что я твой защитник, я остро чувствую посторонние запахи, особенно на тебе. А ты всё равно идешь к ней снова и снова. От этой девушки исходит опасность! — возмущается лис, отталкивая Гана хрупкими в подобном обличьи лапками. — Я хочу, чтобы ты пошёл со мной к Кеико. — Ты обалдел? — Именно. Марк долго думал, в каком из обличий показаться перед «девушкой» Гана (он старательно пытался обходить это слово, поскольку оно приносило немыслимую боль в сердце) и также обдумывал то, зачем Ган вообще это задумал? Вариант со слов парня «ты тоже дорогой мне человек, Марк» лис рассматривать даже не собирался, а вот то, что звучало позже, сорвавшись с языка Гана совсем нечаянно: «Я проговорился, что у меня есть лис. Кеико захотелось посмотреть на тебя, поэтому ты обязан пойти. Ради меня!» офигеть как настораживает. — Зачем этой девке смотреть на меня? Я что, зверюшка в зоопарке? Ган перевел на оборотня скептический взгляд на долю секунды: — Ты серьезно собираешься идти со мной в виде человека? — А что тебя не устраивает? — Всё, Марк, абсолютно всё! Марк поправляет воротник у зеркала, растягивая галстук и расстёгивая первые две пуговицы на рубашке. Он приподнимает одну бровь, вглядываясь в изумлённые глаза парня в отражении, и откидывает голову чуть назад. Марк знает, что горяч, конечно же знает, и бессовестно пользуется этим даром от природы. — Ах ты, хитрый лис, девушку у меня уводить собрался? «Боже, мой человек — сказочный идиот», — проносится в мыслях, пока оборотень подходит ближе к Гану, так что тот пятится на пару шагов назад, и опаляет дыханием ухо: — Почему ты уверен в том, что я собираюсь уводить именно девушку? Гнетущую тишину разрывают тяжёлые шаги оборотня по лестнице, он будто бы просто сбегал. Ган сбился со счета, сколько раз лис вот так говорил что-то смущающее, а после просто разворачивался и уходил. Парня всегда раздражало именно это. Марк будто бы давал надежду и тут же забирал ее назад, но слова каждый раз забирать не собирался, ибо поздно. Ляпнул, не сдержался, ревность слишком сильна была изо дня в день. Эти раздражающие духи срывали крышу каждый раз, Ган был словно помечен. И Марка бесило, что не им. Что на его человеке запах посторонней женщины. В глазах Гана Марк видел будущее. Ту призрачную мечту, что у них всё будет хорошо. Но в настоящем всё было намного сложнее: они — двое мужчин, совершенно запутавшихся в себе и в том, что чувствуют по отношению друг к другу; в сегодняшнем мире такое — запрещено; каждый готов плюнуть в спину людям, что немного отличаются от них. Худой полному вставит нож в спину, без раздумий, и на подобных Марку найдутся такие люди. — Кеико хорошая, Марк. Тебе понравится. Она действительно та ещё милашка. Марк оборачивается на последней ступеньке, хмурит брови показательно, а на его голове в долю секунды уже красуются светло-серые лисьи ушки под стать цвету его волос. Он хочет утробно зарычать. «Идиот, я вцеплюсь ей в глотку прежде, чем она сможет и слово сказать». — Ган, я тебе скажу сразу, как есть: она — опасна. Для тебя и для меня! — шипит Марк сразу по приходу в кафе, садясь напротив девушки. У Кеико, очаровательной японки, его, Марка, глаза, его цвет волос, даже его улыбка, что заставляет сердце болезненно сжиматься. Ган… пытался найти ему замену? Сделал выбор в пользу идиотской бракованной подделки, серьезно? — Ты просто не понимаешь, что совершаешь ошибку, встречаясь с этой женщиной. Ты в опасности! — Марк, — Ган также в ответ недружелюбно шипит на ухо, пытаясь мило улыбаться своей девушке, — если ты не прекратишь, я перестану с тобой разговаривать и вообще забуду твоё имя. — Боже, какой же ты… — Кто? Ну кто? У Марка заканчиваются слова, и он резко переводит взгляд на притихшую Кеико: та глупо хихикала, наблюдая за перепалками. Она ни на секунду не отводила своих лисьих глаз с лица оборотня. Лис чувствовал. Чувствовал равную ему по силе, лисицу, которая заприметила добычу в лице Гана. Причем довольно лёгкую: она щёлкнет пальцами — и Ган окажется у ее ног. Марк знает, что местные лисицы питаются людьми. А найти необычную душу, но такую простую по поимке — сродни чуду. «Он — мой человек». — мысленно произнёс лис, хлопая по столу рядом с кофе и перегибаясь через стол. «Как докажешь? Я не видела тебя уже порядком пары лет рядом с ним». — тут же слышится девичий голос в голове, и Марк опасно прищуривается. «Как давно ты следишь за Ганом?» «Наверное, со смерти его бабки, старой пройдохи-нимфы? — в мыслях Кеико противно смеётся, а на самом деле мило потягивает молочный коктейль, строя глазки своему парню. — Она выстроила надёжный барьер, через него было не пробраться к мальчонке, но сейчас.» «Сейчас у него есть я! — даже мысленный рык получается слишком громкий, из-за чего лисица вздрагивает и кашляет, поперхнувшись. — Если я еще хоть раз тебя увижу рядом с моей парой, я спущу твою шкуру на мех для новой дублёнки Гана.» «Но, кажется, сам твой ненаглядный совсем иного мнения». — Да что ты понимаешь, лиса облезлая! — Марк кричит на всё кафе, ему сейчас было совсем фиолетово до того, понимают ли окружающие его слова или нет. Он просто хватает Гана за руку и выводит из помещения под аккомпанемент долгих хлопков от Кеико, которые еще пару метров до станции метро преследуют его, и тихий лисий шепот: «Ты не сможешь скрыть его от меня и остальных. Ты и сам — лис, вольный ветер, который не сможет прислуживать человеку словно какая-то собачонка. Ты хочешь его присвоить себе, все эти сказки про истинные пары и чувства — чушь собачья. Ты знаешь это. Знаешь. Но отрицаешь слишком яро…» Марк заводит Гана в темный переулок и крепко обнимает, утыкаясь носом в шею парню и размеренно вдыхая и выдыхая его запах. — Я хочу прислуживать, если этим человеком будет Ган. Марк, действительно, не знает, может, Гану передались силы его бабушки-нимфы, и именно по этой причине лиса так тянет к человеку. А, может, они просто являлись теми самыми истинными. Марк не знает, он просто тянется к губам Гана и целует. Боится оторваться, потому что не знает также и какова будет реакция на его действия. Оттягивает губу, мягко поглаживает щеку, выпускает очаровательные ушки, позволяет хвосту выбраться и прижиматься к бедру человека. Боже, как же он боится, он же хитрый лис, обязан быть храбрым, не трястись, как осиновый лист на ветру, а быть тем самым ветром, чуть ли не штормовым, чтобы сносить всех со своего пути. А он… Только и может, что жаться ближе к своему человеку, пытаться согреться, потому что Ган горячий неимоверно. — Что же ты со мной делаешь… Марк отрывается, тяжело дыша, сжимает пальцами футболку на Гане и ощущает как начинает потряхивать не только его. — Отпусти. Как ножом по сердцу. Лис отшатывается назад, позволяет парню выбежать на людную улицу. Это не Ган идиот, а Марк. Самый настоящий. Ган проводит взаперти пару дней, совсем не отвечает на звонки. До его ушей ветер иногда доносит шепот Марка через открытое окно, что просил впустить его, они обязаны поговорить, потому что парень не был против того поцелуя, ответил даже, лис был слишком чувствителен к ощущениям своего человека. Это и было свойственно защитнику. Ган не хотел никого впускать, просил мать не открывать дверь даже Марку, а Кеико так вовремя забыла о его существовании. Хотелось выть и Гану, и Марку за дверью. Он провел не одну ночь около окна Гана, сидел на открытом балконе, но пройти не просился. Лис знал, что его человеку нужно время для всего этого. — Кеико такая же, как я, — шепчет Марк, прижавшись к холодному стеклу и взглядываясь в темноту комнаты. Младший не прогонял его, и от этого всё равно становилось тепло на сердце. Оборотень погибнет, если его пара откажется от него и его защиты. — Но немного другая: она питается человеческими душами. Кеико, действительно, очень опасна. Именно это я хотел сказать тебе. Я был создан для того, чтобы защищать тебя, Ган. Дал слово и твоей бабушке, что не обижу, а только поддержу, в случае необходимости. Ты — мой мир, как она и говорила однажды в лесу. Я вижу только тебя, никто мне не нужен. Хочу делиться своим теплом только с тобой одним. Ган сжимает в руках подушку, жмурясь. Ему настолько стыдно за то, что он держал лиса на холоде столько времени, а тот в ответ наоборот говорит подобные вещи. Знает, что Ган услышит, Марк доносит свои слова шепотом теплого ветерка в комнате. Оборотень не знает, сколько времени просидел в таком положении, но тело затекло сильно, пока дверь на балкон не распахивается и перед ним не появляется парень с бирюзовыми волосами. На долю секунды показывается, а после уходит обратно, закусывая губу. Однако дверь не закрывает. Марк бесшумно проскальзывает за ним. Ган ложится в кровать, позволяет себя крепко обнять и сам наслаждается теплом объятий. Марк внезапно тянется к его шее, дышит прерывисто тяжело, выдыхает тепло на открытый участок кожи, а после вгрызается острыми клыками, слыша, как с любимых губ слетает полу вскрик. Хвост был намного храбрее хозяина, иногда жил собственной жизнью, но всегда воплощал скрытые желания и открывал тайные эмоции. Он опять тянется к бедру человека, проводит мягким пушистым мехом по животу, пока Марк зализывал укус. — Что ты сделал? — Ты — мой, я пометил тебя, чтобы ни одной шавке не пришло в голову прикоснуться к тебе, — следует хриплый ответ. — Прости, мне было это необходимо. Для обычных людей она не имеет силы, они не почувствуют ее, а вот подобные мне сразу и постараются обойти тебя десятой дорогой. За тобой сильный покровитель, Ган, мне все учителя говорили, что я сильный ветер. Но штормовой ветер готов стать на колени перед тобой, готов стать глупой собачонкой, которая расшибется с высоты двадцать четвертого этажа, если ты прикажешь. — Марк зарывается носом в волосы Гана, заставляя внимательно слушающего парня вздрогнуть. — Я не заставляю тебя оставаться со мной. Ты должен быть счастливым. Если ты чувствуешь, что я… не подхожу тебе, не помогу стать счастливее, ты… — Господи, как много ты говоришь однако, — шепчет в самые губы Марка Ган. — Я люблю тебя, глупый лис, и прожить без тебя не смогу. — Точно? — лис трётся носом об нос своего человека, чувствуя, как его и Гана запахи смешиваются в одно. Это такое пьянящее ощущение, словно он выпил уже не одну бутылку крепкого коньяка. Мозг совершенно отказывается соображать и отказывать себе в чем-то тоже. — Точно.