мотивация глубже

— Ненавижу. Он сорванно, надсаженно хрипит; грубые сильные пальцы безжалостно оттягивают мне волосы на затылке, заставляя выгибаться в спине. Давит на поясницу со всей своей медвежьей силой, поддаёт крепкими бёдрами. Его член — действительно большой, не врут приметы — заполняет меня, растягивая до всхлипов, и каждый толчок полон звериной ярости. Ненавидит. Прекрасно. Я выворачиваю шею, скалюсь ему, и он рычит, видя, как белеют мои зубы меж тёмных губ. Выходит почти совсем, перехватывает меня под живот, ставит по-собачьи — тщетно, через пару толчков снова вдавит, вомнёт собой в смятую нами кровать. Меня ведёт, совсем срывает голову; его ненависть и ярость, его страсть, моя боль в растраханной заднице, синяки, которых не будет видно на моих серых плечах — всё вместе как раскалённые огненные плети, сдирающие кожу, рвущие нервы. Для нас обоих. Он хотел бы убить меня, но может только ебать, вымещая всё, что сделать не может. Я мог бы убить его, но играть с его ненавистью, яростью, отчаянной исступлённой страстью — слаще стократ. Он дерёт меня почти на сухую, по слюне, но сам течёт так, что скоро между нами уже пошло и жарко хлюпает от его предсемени. Толчки всё короче и, кажется, с каждым разом всё глубже, уже почти не выходит, елозит яйцами по моей подобравшейся мошонке. Забывается, отдаваясь дикой, варварской случке, готов совсем уже сбросить свою маску — все свои маски… Но меня не устраивает. Слишком мало в этом огне становится боли, слишком просто. Я специально выучил это для него. — моя родина тоже не это ваше, — выдыхаю, и скалюсь ещё шире, ожидая.