— Наверное, поэтому мы молимся. Когда в жизни случается что-то очень плохое, нужен кто-то сильнее тебя. ©Дин Винчестер. Сверхъестественное
Маленькое пушистое облачко, похожее на полупрозрачный кусок сахарной ваты, испуганно встрепенулось и, отпрянув, развеялось от порыва ветра, вызванного взмахом огромных крыльев. С едва слышимым шелестом сине-золотых перьев Михаил опустился на облачную поверхность и бросил взгляд на расстилавшуюся внизу землю, испещренную тонкой сеткой бесчисленных дорог и усеянную бесконечной проредью зданий и небоскребов. Один из величайших городов — шумный и беспокойный улей человечества, увязший в суетной кутерьме, наполненный движением и жизнью. Куда спешат все эти люди? Чего ищут? На что надеятся, даже не подозревая, что проживают один из последних дней на этой земле? Сколько отведено им: одна неделя или один час? А они все так же гонятся за тленным богатством, преходящей славой, чувственными удовольствиями… И его сосуд ничуть не лучше. Архангел скривился словно от зубной боли, вспомнив нахальную ухмылку зеленоглазого охотника. Дин Винчестер. Наглый, самоуверенный, упрямый. Самонадеянный гордец, решивший своими крошечными силами противостоять неизбежному. Такой отчаянный, недоверчивый… и совсем на него не похожий! Как? какой гнусной шуткой Судьбы Винчестеру предназначено стать его орудием, его Мечом?! Сокрушенно покачав головой, Михаил потер отяжелевшие веки: вессель — молодого Джона — пора было возвращать назад к семье. Архангел ощутил нерациональное огорчение: будущий отец легендарных братьев казался ему тем самым идеальным сосудом, с которым ощущалось полное созвучие и взаимопонимание. Возможно, стоит поговорить об этом с Джоном Винчестером из настоящего? В конце концов, чего стоит Небесному Архистратигу восстановить разрушенную оболочку — было бы согласие хозяина… Впрочем, все эти приготовления к концу света… При одной мысли о предстоящем внутри пробуждался священный ужас, закованный когда-то оковами смиренной веры и послушания отцовской воле. Неужто вновь? Ужели придется вновь обнажить клинок, встав бескомпромиссно на защиту мира от впавшего в пучину мрака ненависти неразумного брата? Но как спасти тех, кто сам не желает спасения? Можно ли объяснить смысл божественного провидения гордым сыновьям, не верящим во всеведение Отца? — Отец… — из-за долгого молчания голос казался сухим и ломаным, словно мертвый ветер пустыни; слова давались с трудом, прорываясь свистящим шепотом сквозь неприступный заслон сжатых до скрипа зубов. — Я верю… знаю — Ты слышишь меня. Где бы Ты ни был… Это не важно. Многие сейчас сомневаются и… Ты не сердись, они ведь просто боятся, что… Я боюсь. Боюсь, что эта ноша… Слишком велика. Слишком многое решает выбор. И я… мне страшно, Отец! Помоги, прошу! Дай знак, что я не ошибся, что я на верном пути! Так много поставлено на карту — непростительно много, чтобы безумно рисковать! Молю… укажи путь! Все мои братья и сестры в смятении — и я один: не знаю, куда идти и как быть… Не оставь меня, Отче! Противостоять этому… в одиночку… выше моих сил… По щеке сияющим бриллиантом скатилась непрошеная слеза. — Я не хочу конца света, но остановить его один… не смогу… Господи, если бы хоть кто-то… хотя бы… Молитву прервало внезапное ощущение: будто новая ниточка вплелась в тщательно выверенный, четкий узор ангельского эфира. Полузабытая частота, которую он уже и не надеялся уловить в общем гомоне голосов его братьев и сестер; потерянное звено, вновь вставшее на свое место в цепи. Вернувшийся домой после долгой разлуки и готовый вступить в самую опасную в своей жизни игру… О, блудный брат, кто как не ты способен стать верным союзником в предстоящей битве? И кто как не он, старший сын, проследит за тем, чтобы бесшабашный младший не наделал глупостей?.. Михаил расправил, разминая, затекшие крылья и вздернул вверх голову, пронизывая взглядом безбрежную синеву. Не это ли тот знак, которого он так жаждал и о котором столь усердно молил? Теперь же дело за ним — не отступиться, завершить начатое, сдержать обещание. Клинок на поясе сверкнул неземной — сияющей и прочной — сталью, ветер встрепал непослушный ворох волос. — Спасибо, Отец. Я не подведу.***
Когда Михаил представлял себе воссоединение семьи, он явно не предполагал, что произойдет это эпохальное событие в иллюзорном отеле в Богом забытой глуши на глазах у братьев-Винчестеров и кровожадной языческой «богини». Увы, выбирать не приходилось. Однако даже в такой малоприятной обстановке были свои плюсы: чего стоило одно выражение лиц Дина и Сэма, когда в самый няпряженный момент в разгромленной комнатушке с забрызганными кровью былых человеческих идолов стенами материализовался с едва заметным шорохом невидимых крыльев сам Вождь Небесного воинства. Оценив сходу обстановку, Архистратиг пришел к неутешительному выводу: совсем, окаянные, от рук отбились. А посмотреть было на что. Оба охотника с наиглупейшим видом пялились на новоприбывшего, Гавриил, стоя в позе супергероя из человеческих комиксов, поддерживал за талию красотку восточной внешности, изящно примостившую руку на его плече. На сладкую парочку с выражением преданного Брутом Цезаря на лице взирал Люцифер, не обращая на заляпанные по локоть в крови руки абсолютно никакого внимания. «Помнится, он даже во время изгнания не выглядел настолько оскорбленным и униженным. Хороший бы вышел актер — чего его, спрашивается, в революционеры потянуло?» — мимоходом отметил архангел, подбирая слова для подходящей реакции на это…безобразие. — Приветствую, брат, — ничего другого, кроме банального приветствия в голову не приходило, и Михаил решил на первых порах ограничиться этим и посмотреть, как среагируют остальные. Впрочем, те еще не отошли от «радости» (охотникам, очевидно, требовалось время, чтобы переварить присутствие в помещении аж трех архангелов, один из которых, к тому же, предстоял пред ними в образе их молодого отца), кроме Люцифера, быстро оправившегося от шока и тотчас же приписавшего слова Архистратига на свой счет. Расплывшись в широкой улыбке, приправленной литром чистейшего яда, он приглашающе развел руки, с которых все еще лилась по каплям тягучая красная жидкость: — Надо же! Я тоже очень рад тебя видеть, братишка! Михаил сердито дернул подбородком и, не поворачивая головы, холодно бросил: — Я не с тобой говорил, Люцифер. После того, что ты сделал и что собирался, — резко обернувшись, он вперил обжигающий взгляд в скорченное в нелепой насмешливой гримасе лицо так, что давно распрощавшийся даже с намеком на страх или сожаление Сатана ощутил мороз по коже. — Как смеешь называть ты так меня?! Ты, поднявший руку на своих ахи’м*, держащий в уме помысл еще одного убийства? Не брат ты мне боле. Ты потерял право так звать меня еще до начала времен. — Сквозящий в голосе Михаила праведный гнев, кажется, привел в чувство молчавшего до сих пор Гавриила: тот подобрался, вставая по струнке и оттесняя Кали и Винчестеров себе за спину, чем вызвал у него невеселую ухмылку. — От кого пытаешься ты закрыть их, брат? Ты не хуже меня знаешь: если бы я хотел их убить, мне не помешали бы никакие преграды. Но я здесь не за этим. — Доверяй, но проверяй, Майки, — Гавриил слегка расслабился и повел плечом, скрывая смущение. — Меня так долго не было — как знать, насколько все изменилось? В глазах Архистратига мелькнуло болезненное сочувствие. Наблюдавший за ним в этот момент Дин почувствовал острый приступ дежавю: с такой проникающей в самую глубину души печалью на него обыкновенно смотрел Кас… Непонятные пернатые! Их тут убить вообще-то пытаются, а они устроили семейный слет — ну конечно, самое время! В голове охотника назрело уже не менее полусотни вопросов, но главным из них оставался один: — Какого лешего ты в таком случае здесь забыл? Осознание того, что он сказал это вслух, пришло к Дину только после того, как головы всех присутствующих повернулись в его сторону и он стал центром отнюдь не желанного в этот миг внимания. — Хм. Да, пожалуй мне тоже интересно. Не поделишься с нами этой преинтереснейшей информацией? — вновь встрял в разговор вдвойне взбешенный и униженный Дьявол. — Или это секре-е-ет? Братишка. Поморщившись, Михаил, однако, сдержал порыв злости и, глубоко вздохнув, ответил. — Можешь язвить и кривляться сколько угодно Люцифер — для людей. На меня твои уловки не действуют. Ты хочешь вывести меня из себя? Хочешь битвы? Отнюдь. Я не собираюсь потакать тебе в твоем падении. Не в этот раз. Уходи. У нас еще будет время побеседовать — но не здесь и не сейчас. — С чего ты взял, что я послушаюсь? — с издевкой пропел Падший. — Возомнил себя Папочкой, приказы раздаешь! Знаешь что, а не пошел бы ты… Громогласную тираду прервали два слова, произнесенные практически шепотом, но прозвучавшие громче истошных воплей Люцифера: — Закройте глаза. — Этот спокойный и властный тон заставил людей подчиниться. Спорить с таким Михаилом казалось себе дороже. В ту же секунду комната озарилась ярко-голубым сиянием, в глазах архангела будто всыхнуло синее пламя. — Нет. Нет! Не смей! — лицо сосуда Люцифера исказила паника, в голосе прорезались визгливые нотки. — Остановись, Михаил! Прекрати! Сразись со мной, как подобает, ты, чертов трус! — падший ангел засуетился, не в силах противостоять обжигающей силе благодати, ощущая, как она жжет, выворачивает наизнанку его увязшую во тьме сущность. — А как же воля Отца?! Как же пророчество? Апокалипсис? Ты позволишь всему этому пойти прахом из-за сюминутной прихоти? Давай же, я знаю, ты хочешь этого не меньше меня! Черты лица Михаила излучали жалость, но в глазах отражалась только бескомпромиссная уверенность. — Ошибаешься, Люцифер. Я не хотел этого. Никогда. Но это не значит, что я не сделаю того, что потребуется. — Тебе не изгнать меня, как в тот раз! — зашелся в нервном смехе Светоносный, пытаясь скрыть постыдное бессилие. — Ты не выкинешь меня далеко! И я вернусь! Вернусь! И мы все равно сразимся! Этого не избежать, от предначертанного не скрыться! — А это мы еще посмотрим. — Невозмутимость далась Архистратигу с трудом, но, вспомнив недавнюю молитву, он ощутил нерушимое спокойствие: ему был дан знак, и его пребывание здесь — воля Отца; неужто он не укажет ему как поступить и после? Собравшись с духом, Михаил призвал на помощь все свои силы и завершил начатое, затопляя помещение белоснежной вспышкой. Когда люди (и языческие боги — в лице Кали) проморгались, а Гавриил стер с глаз выступившие от яркого света слезинки, то все они в ожидании уставились на синекрылого архангела. Архистратиг ощутил даже определенную неловкость: он не знал, что говорить или делать. Кризис прошел, и его умение разруливать самые сложные ситуации, благодаря которому он и был поставлен во главе Небесного воинства, развеялось вместе с ним. Неловкое молчание нарушил старший Винчестер, который решил, что слишком много за сегодняшний день изображал безмолвного наблюдателя. — Итак. Дьявол получил отпуск за свой счет, так что мы имеем краткосрочную передышку от его плоского юмора и облезлой рожи. У нас два архангела, богиня смерти, куча трупов и запертая в подсобке человекозакуска. Что дальше? Ответа не последовало. Благодатная тишина продержалась еще несколько секунд, во время которых все товарищи по приключению внимательно разглядывали друг друга и подправленный Дьяволом интерьер зала. Дин уже готов был отчебучить еще одну неуместную, но злободневную шутейку, когда Михаил поймал его взгляд. — Я же правильно понимаю, что вы не отступитесь? — Ни при каких условиях, — категорично заявил Винчестер, складывая руки на груди, и с подозрительным прищуром уточнил. — Собираешься нас остановить? Михаил протяжно вздохнул и покачал головой: — Неисправимы. — Люди, что с них взять. — Усмехнулся Гавриил, пихая брата локтем в бок. — Так ты пришел чтобы прочить мораль Люси и повздыхать о природе людей или у тебя была какая-то особая цель визита? — С тобой мы поговорим отдельно, брат. Обсудим все твои похождения. — Проникновенно пообещал Михаил, заставляя Фокусника нервно сглотнуть. — Чуть позже. И нет, я не насчет сосуда. — Успокоил он встрепенувшегося Дина. — Я пришел предложить свою помощь в предотвращении Апокалипсиса. Интересует? Архангел довольно улыбнулся, наслаждаясь произведенным впечатлением. Предстоит выдержать еще много вопросов, столкнуться с морем недоверия. Да и сама борьба обещает быть тяжелой. Но разве живой вернувшийся брат того не стоит? Дорога будет нелегка, но когда все было просто? Им всем предстоит еще немало испытаний, взлетов и падений, проигрышей и побед. Однако выбор — плохой или хороший — сделан. Отступать поздно. И некуда — они вступают на последний фронт. Бой обещает быть жарким. И да поможет им Бог…