Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

Тянуть дальше было просто некуда, поэтому как только карета доставила их в замок, Гарри отправился на поиски Гермионы. В бесконечных коридорах, вечно меняющихся переходах и тысяче классных комнат Хогвартса искать одного человека можно было целую вечность, но когда речь шла о Гермионе, в голову приходило только одно место, в которое нужно было заглянуть первым делом. Нет, она могла, конечно, отдыхать в гриффиндорской башне или гулять с Виктором Крамом, но Гарри оценил свои шансы как неплохие и сразу направился в библиотеку. Здесь, как всегда, было тихо, только скрипели перья готовившихся к экзаменам пятикурсников и семикурсников. Гермиону он нашел за раскидистой книжной полкой, в одном из самых далеких уголков помещения. К удивлению Гарри, книгой в ее руках оказалась "Квиддич сквозь века". Гермиона никогда не увлекалась магическим спортом! Но, похоже, это "никогда" в ее жизни закончилось с появлением там Виктора Крама. Гарри постарался не чувствовать себя обиженным, хотя в глубине души возмутился: он обожал квиддич, и он был лучшим другом Гермионы все эти годы, но хоть бы раз она попробовала прочитать что-то об этом ради него. Натянув улыбку, Гарри привычно скользнул на соседний стул — он уже столько раз отыскивал Гермону вот так, зарывшуюся в пыльные фолианты... — Привет. Как каникулы? Гермиона не ответила. Она вообще на него не посмотрела. Ее лицо ничего не выражало. Гарри неуверенно помахал рукой. — Эм? Ты так и не ответила мне на письмо. Я подумал, ты занята, но... Конец фразы увял у него на губах. Гермиона по-прежнему на него не смотрела. Гарри неловко поерзал на стуле. — Слушай, я понимаю, что последнее время все как-то странно складывалось, но я просто... Ну, много всего навалилось... Это было все равно что разговаривать с пустой стеной. С пустой библиотечной стеной, о чем напомнила высунувшаяся из-за шкафа и грозно шикнувшая на него мадам Пинс. Гарри понизил голос. — Неужели ты опять со мной не разговариваешь? Я думал, это осталось на первом курсе. Гермиона едва заметно нахмурилась. Да, она определенно опять с ним не разговаривала. Гарри мысленно начислил Слизерину пять баллов за свою сообразительность. — Ты можешь хотя бы объяснить мне, в чем дело? — прошептал он отчаянно, хотя вообще-то неплохо догадывался, в чем тут дело, но это мало помогало. Гарри решился на крайнюю меру и совершил злодеяние, запрещенное во всем цивилизованном читающем мире — махнул растопыренными пальцами перед книжной страницей, которую буравила взглядом Гермиона. В каком-то смысле он достиг своей цели: этого оказалось достаточно, чтобы взбесить Гермиону настолько, чтобы она обожгла его яростным взглядом и рявкнула: — Оставь меня в покое! Студент за соседним столом — судя по значку, староста Когтеврана, — недовольно на них покосился, но ничего не сказал. Гарри нервно заломил пальцы и горячо зашептал: — Я не хотел, хорошо? Я на самом деле не знал, что мне делать! — он постарался не замечать осуждающие взгляды пуффендуйских старшекурсников, сидевших рядом с когтевранцем — плевать на репутацию, как будто ему есть что терять. — У меня никогда такого не было, и я просто... — Просто поставил свои чувства выше нашей дружбы? — прошипела Гермиона, сощурив глаза и почти не размыкая губ. Гарри чуть не зарычал от фрустрации — разве он, наоборот, не сделал все возможное, чтобы его нельзя было упрекнуть именно в этом? — Ничего я не ставил! — справедливо возмутился он и закусил язык, поняв, что опять говорит слишком громко. — Я старался сделать все так, чтобы... — Нет, ты не старался! — Гермиона не была намерена выслушивать его лепет. — Ты просто перестал со мной разговаривать, как будто эта история с Виктором — самая важная вещь в твоей жизни! Гарри едва поверил своим ушам — его история с Виктором?! — Это твоя история с Виктором! Все, что я пытался сделать, — это держаться от вас подальше! Кто-то из студентов за соседним столом многозначительно прочистил горло, но им обоим было уже плевать. У Гарри горели щеки и уши, у Гермионы на скулах тоже проступили два ярко-красных пятна. — Вот именно! Я думала, что после всех этих лет наша дружба будет значить для тебя больше, чем твои нелепые обиды! — Да при чем тут мои обиды?! Я... В этот моменты у когтевранского старосты лопнули нервы и, повернув к ним голову, он гаркнул: — Пять баллов с Гриффиндора и пять баллов со Слизерина! Вы не можете выяснять отношения в другом месте? — Нет, не можем! — рявкнули Гарри с Гермионой в унисон и тут же об этом пожалели — вдалеке заслышалась гневная поступь мадам Пинс. На минуту они замолчали, тяжело дыша и прожигая друг друга взглядами. Внутри у Гарри, распирая ребра, набухал огромный ком боли, гнева и обиды. Разве он не старался?! Разве он не сделал все возможное, чтобы Гермиона была счастлива? Неужели она совсем ничего не видит? — Это просто глупо! — прошептал он лихорадочно, когда шаги мадам Пинс стихли и угроза быть вышибленными из библиотеки временно миновали. — Это не просто какая-то моя прихоть, ты же видишь, что мне не все равно! — О, это я прекрасно вижу! — оскалилась Гермиона. — Я бы сказала, тебе слишком не все равно. А это еще что должно значить? Как ему может быть слишком не все равно? Что он тогда должен был сделать — вообще не видеть Гермиону? Пуффендуйка за соседним столом подхватила свои книги и протиснулась к соседнему ряду, недовольно пыхтя что-то про дурацкие детские драмы. Ну и скатертью дорога! Гарри все никак не мог найтись, что сказать, но Гермиона решила вопрос за него: — Была тысяча способов, как решить эту ситуацию, но ты выбрал самый глупый и самый эгоистичный. Если бы ты хоть раз подумал о том, что чувствую я... — Я думал! — перебил ее Гарри севшим от злости голосом. — Да я только об этом и думал! Я просто не хотел вам мешать! — Может быть... — прошипела Гермиона и ткнула его пальцем в грудь. Гарри айкнул. — Может быть, тебе стоило хоть раз спросить, что об этом думаю я. Еще пара человек поднялась из-за соседнего стола и пересела куда-то подальше. — Как бы я о таком спросил? — Гарри отъехал вместе со стулом, уходя от очередного тычка в грудь. — Ты не думаешь, что для меня это тоже было нелегко, и... Гермиона с громким шелестом захлопнула книгу. Гермиона — захлопнула — библиотечную — книгу. Гарри уставился на нее так, будто она отрастила единорожий рог. — Хочешь сказать, это я о тебе не думала?! — голос Гермионы взвился на такую высоту, что в ушах зазвенело. Она вскочила на ноги, и Гарри пришлось сделать то же самое. Оторопь в нем мешалась с кислой злостью. — Я ничего не хочу сказать! — крикнул он в ответ, судорожно сжимая кулаки. Собственный крик эхом отдался в голове. Да он этим все время и занимался — ничего. не хотел. говорить! Именно потому, что знал — вот этим все и закончится. — Почему ты опять обвиняешь меня в чем-то, в чем я не виноват?! Чья-то цепкая рука схватила его за плечо. Вторая цепкая рука ухватила за плечо Гермиону, и между ними втиснулось багровое от ярости лицо мадам Пинс. — Вон отсюда! — прогремел ее рык. — Я поговорю с вашими деканами! Для кого, по-вашему, существует правило не шуметь в библиотеке?! Гарри не стал указывать на то, что сейчас она шумела не меньше их. Гнев в нем притупил страх, но остатки инстинкта самосохранения еще подавали вялые признаки жизни. Не успели двери библиотеки с треском захлопнуться за ними, как Гермиона уже неслась куда-то по коридору. Гарри дернулся было, а потом махнул рукой. Сколько раз он уже бегал за Гермионой? И какой с этого прок, если кончилось все вот так? Он постарался не думать о том, что, кажется, заметил на ее щеках слезы — или, по крайней мере, думать, что причина в том, что Гермиону впервые выгнали из школьной библиотеки. У него самого жгло глаза. Скрипя зубами, Гарри повернул к подземельям. Видок у него, должно быть, был тот еще — в гостиной Драко аж извернулся в кресле, заметив его лицо. — Вау. Это что, были самые неудачные каникулы в твоей жизни? Гарри с досадой мотнул головой и метнулся в спальню. Не было у него сейчас сил еще и на это. В спальне было пусто и тихо. Зеленоватый сумрак обволок его мягкой вуалью, и Гарри прямо в одежде повалился на кровать. Внутри образовалась какая-то затхлая пустота, как в плохо промытом флаконе для ингредиентов, долгое время простоявшем закрытым на нижней полке шкафа. Через несколько минут дверь приотворилась, и в спальню кто-то зашел. — Хочешь поговорить? — спросил Драко откуда-то издалека. — Меньше всего на свете я сейчас хочу говорить, — отозвался Гарри тускло. — Понял. И дверь снова закрылась. Гарри плотно зажмурил глаза. Драко действительно понял. Почему все вокруг с такой легкостью понимают его чувства, а Гермиона не может? Неужели они с самого начала были обречены? Гарри подумал о Снейпе и о маме, но тут же отогнал эти мысли. Плевать. Если Гермионе так охота обвинить его во всех грехах — пусть обвиняет. Хочет злиться — пусть злится. Никто не может обвинить его в том, что он не пытался все исправить.