Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

Букля прилетела к нему, когда Гарри сидел на трибунах и наблюдал за тренировкой слизеринской команды по квиддичу. Смотреть на летающих игроков и не иметь возможности к ним присоединиться было мучительно, но мадам Помфри строго-настрого запретила ему тревожить левую руку ближайшую неделю. Гарри исправно мазал обоженную кожу выданным ею целебным бальзамом три раза в день в надежде, что процесс восстановления пройдет быстрее, если он будет в точности соблюдать инструкции целительницы, но пока ему все еще приходилось перебинтовывать руку несколько раз на дню — поврежденная кожа слезала тонкими слоями, как засохшая клейная пленка или кожура луковицы, и Гарри не хотел лишний раз травмировать непричастных людей мерзким зрелищем. К Малфою это, разумеется, не относилось — Гарри находил особое удовольствие в том, чтобы заниматься своей травмой, пока ее виновник находился в спальне, на соседней кровати. Не то чтобы они обращали друг на друга внимание — с того дня они даже ни разу не заговорили, но Гарри надеялся, что в эти моменты его бывшему лучшему другу становится хотя бы немного неуютно. Флинт, вопреки опасениям Гарри, не стал устраивать громких сцен по поводу случившегося, но, вопреки его надеждам, вернуться к тренировкам досрочно тоже не разрешил. — А чем ты будешь держаться за древко, зубами? Не хватало еще, чтобы ты не смог нормально сыграть в первом матче из-за осложнений, — рявкнул он, когда Гарри рискнул предположить, что, возможно, мог бы пока поиграть одной рукой. — Сиди смирно и следи за тренировкой. Может, почерпнешь для себя что-то новое. Гарри ничего не оставалось, как послушаться. Он хотел летать так, что покалывало кончики пальцев. Вместо этого приходилось сидеть на местах для зрителей и понуро наблюдать за тренировкой, проходящей без него. Не прошло много времени, прежде чем новые игроки неплохо сыгрались со старыми. Крэббу и Гойлу все так же не хватало тех лет практики, что были за плечами у ветеранов, но Гарри, скрепя сердце, был вынужден признать, что держались они неплохо и большую часть времени попадали битой по бладжерам. Пару раз свистящие черные мячи пролетали в опасной близости от места, где сидел Гарри, но он великодушно списал это на случайность. Когда ему на плечо приземлилась Букля, чуть не сбив с носа очки взмахом крыльев, Гарри был рад отвлечься. Он отвязал от ее лапки объемный конверт с письмом и, убедившись, что все внимание Флинта поглощено тренировкой, распечатал его. Убористый почерк Гермионы странным образом успокоил Гарри еще прежде, чем он приступил к чтению — как будто вернулся кусочек чего-то домашнего и потерянного: отыскавшаяся любимая чайная чашка или старое покрывало, под которым ты дремал в детстве. "Привет, Гарри! Все, что ты описал, звучит просто ужасно. Я надеюсь, что ты хоть немного где-то преувеличил, потому что это правда звучит ужасно. Если нет — я очень, очень тебе сочувствую. Не обращай внимания на слизеринцев — неудивительно, что они все спятили в свете произошедших событий. Я знаю, что это должно быть очень тяжело, но просто не обращай внимания. Уверена, когда произошедшее уляжется у всех в головах, это мракобесие немного устаканится. Что до Малфоя — пусть катится к черту. Я знаю, что он был твоим лучшим другом, но поверь, отказываясь от этой дружбы, он теряет в десять раз больше, чем ты. Если другие слизеринцы будут слишком тебя доставать, пожалуйся профессору Снейпу. Что бы у вас там ни происходило, он, как декан, должен следить за порядком на своем факультете. К тому же, зная его отношение к тебе, я уверена, тебе достаточно просто попросить о помощи, и он что-нибудь придумает." Гарри оторвался от чтения и покосился на свою перебинтованную руку. Снейп никак не отреагировал на случившееся на уроке Слизнорта, и Гарри был ему за это благодарен. Гермиона совершенно не понимала, как работают вещи на Слизерине, и Гарри не мог ее винить — наверняка на Гриффиндоре подобное сложно было бы и представить. Но важны были не советы. Важно было то, что Гермиона пыталась его поддержать. И — Гарри еще раз перечитал абзац про Малфоя, чувствуя, как приподнимаются уголки губ, — она даже удержалась от того, чтобы сказать "ну я же говорила", хотя имела на это полное право. Гарри вернулся к письму, и от следующей строчки его внутренности обратились в лед. "Гарри, ты должен поговорить с Сириусом. Я понимаю, что вы оказались в почти неразрешимой ситуации, но ты не можешь просто игнорировать его. Тебе все равно нужно куда-то возвращаться летом, но дело даже не в этом, а в том, что он твоя семья. Ты не можешь просто перечеркнуть пятнадцать лет своей жизни из-за одной ссоры, даже такой большой. Семьи так не работают. Вы все еще самые близкие друг для друга люди, и даже если вы наговорили всякого и натворили дел сгоряча, это не значит, что единственный выход теперь игнорировать существование друг друга. Я точно знаю, что он невероятно любит и скучает по тебе, даже если все еще злится — это то, что чувствовал бы любой нормальный родитель. И ты причиняешь больше вреда себе, чем дольше убегаешь от серьезного разговора. Хотя бы напиши ему." Гарри пришлось прерваться, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. Он не хотел это читать. Он не хотел думать о Сириусе. Особенно — о сцене в больнице Святого Мунго. Ему только-только перестало быть так больно. Гарри медленно перевел взгляд на письмо. Гермиона писала что-то еще, но Гарри бессознательно проскользил глазами по строчкам, не улавливая их содержание, пока не дошел до описания жизни в Дурмстранге. Это было интересно. Это было безопасно. Он с головой ушел в описание будней в иностранной школе. О том, что не только Гермионе приходилось адаптироваться к новым условиям — всем приходилось привыкать к школе без Каркарова. Об изучении нового языка и о том, что Гермиона уже немного разговаривала с соседками в общежитии и училась находить с ними общий язык во всех смыслах. О Краме Гермиона почти не писала, но его присутствие в ее жизни нет-нет да проскальзывало в тысяче мелких деталей и описаний нового быта. Гарри не ревновал — если на то пошло, он был рад, что Гермионе приходится легче, чем ему. Хоть кто-то из близких людей был счастлив и радовался жизни, чего еще можно пожелать для лучшей подруги? Дочитав письмо, заканчивавшееся на тревожной ноте: "обязательно расскажи мне, что ты решишь, и как будут идти дальше дела, всегда твой друг, Гермиона", Гарри убрал письмо в карман и вздохнул. Он не был уверен, что стоит сообщать Гермионе об инциденте с котлом. С другой стороны... Если уж он решил быть честным, может быть, нужно идти до конца. Но не сегодня. Сегодня у него были более важные дела. *** Последний раз, когда Гарри выбирался из замка по тайному ходу, это было ночью и в сопровождении Барти Крауча-младшего, что само по себе делало воспоминания неприятно горчащими. Гарри не хотел вспоминать и не хотел задумываться, о чем Крауч тогда думал и почему его последнее "спасибо" было таким тяжелым и странным. Или почему он не избавился от лишнего хогвартского Чемпиона прямо тогда, накануне третьего тура, когда они были вдвоем и вдали от всевидящего взора профессора Дамблдора. Потому что в глубине души он знал ответ, но не хотел это признавать. Вместо этого Гарри бодро шагал по подземному ходу, держа в правой руке палочку с заженным концом, а на сгибе левой — Карту Мародеров, просто на всякий случай. До наступления ночи было еще далеко, снаружи даже не начало смеркаться, но ведь не знаешь, когда Филч захочет устроить внеплановую облаву на нарушителей школьных правил. Наконец, когда Гарри уже оказался за пределами Карты и потайной ход пошел наверх, к подвалу Сладкого Королевства, он сбавил шаг и потушил Люмос — оставшиеся несколько футов он мог пройти и наощупь. Накинув на себя мантию-невидимку, Гарри дождался, пока наверху, куда вел люк, не станет тихо, и неслышно выбрался наверх, стараясь не расчихаться от пыли. С Тонкс они договорились встретиться неподалеку от Визжащей Хижины — местные туда не совались, а учеников Хогвартса в Хогсмиде сегодня не будет, разве что близнецы Уизли решат последовать примеру Гарри, но их можно не бояться. Прохладный осенний вечер окутал невидимого Гарри, когда он неспешно зашагал по главной улице деревушки. Не в пример обыкновению, сегодня Хогсмид не казался ни веселым, ни оживленным. Ни радостных третьегодок, впервые выбравшихся на выходные из замка, ни буйных старшекурсников, перебравших раздобытого невесть как огневиски. Профессоров тоже не видать — они редко покидали Хогвартс в будние дни. Аккуратные домишки поредели, а затем и вовсе остались за спиной. Гарри продолжил идти и даже рискнул скинуть капюшон мантии — витающая в воздухе голова выглядела таинственно и пугающе, а вот мантия с зеленой оторочкой могла и выдать его случайному зеваке. Впереди замаячили очертания Визжащей Хижины. Похоже, Гарри пришел первым, так что он скинул мантию-невидимку и уселся на покосившееся деревянное ограждение. Старая развалюха слепо пялилась заколоченными окнами ему в затылок. Сегодня там никто не выл — никто не выл там уже много-много лет. Гарри расслабился и прикрыл глаза, позволяя прохладному ветерку ерошить его волосы. Вокруг не было ни души, и впервые за долгое время Гарри почувствовал, как отступает болезненное чувство одиночества. Мягко светило клонящееся к закату солнце, и вечер был таким молчаливым, что Гарри слышал, как тихонько шелестят еще не начавшие желтеть и засыхать листья в кронах деревьях. Потом он услышал шаги. Гарри не открывал глаза до последнего, не желая выныривать из транса. Мягко ступающие две пары ног просто вплелились в полушепот осеннего вечера. Шаги остановились совсем близко, и на какое-то время повисла тишина. — Это место никогда не меняется, — произнес чей-то мягкий голос. Гарри открыл глаза. Перед ним стояли Ремус и Тонкс, уже одетые слишком тепло, по-осеннему. Тонкс — в маггловской куртке и с ярко-алыми волосами, того самого цвета, который кленовые листья примут только через несколько недель, Ремус — в заношенном сером пальто и как всегда немного замученный, но в нем появилась какая-то умиротворенность, которой Гарри никогда не видел в нем раньше. Угасающие солнечные лучи терялись в их волосах и мягкими пластами ложились на расправленные плечи. Гарри соскочил с изгороди и под жалобный стон дерева бросился к Ремусу в руки, как будто ему снова было пять лет, как будто он снова был дома. Ремус прижал его к себе. От его пальто пахло дождем и дешевым зеленым чаем. — Прости. Я должен был прийти раньше, — тихо сказал Ремус ему в макушку. Гарри покачал головой. — Ты и сейчас не должен был, — ответил он так же тихо. — Но я рад, что ты пришел.