карамель в венах

      Сигареты — тоже наркотики, тоже заставляют тебя стать зависимым, тоже подчиняют, тоже управляют тобой. Сигареты — вредная привычка, ненужная и бесполезная. Даби никогда не считал себя настолько слабым, чтобы поддаваться кому-то. Он гуляет всегда сам по себе, да, он в Альянсе, но, он всё ещё один, всё ещё соло. Даби не сломить, ибо сломанное не ломается дважды, но в собственной нестабильности и повреждённости он не признается. Даби — сильный и независимый.       Даби зарабатывает зависимость от никотина и вишнёвых губ.       Вишнёвые губы часто искажаются в насмешливых оскалах и безумных улыбках, иногда сжимаются в тонкую полоску, а иногда целуют его. Вишнёвые губы сладкие, но кровь на них — кислая, а слова, слетающие с этих губ — горькие. — Ты красив, когда любишь, и любим. — она качается на высоком стуле, не заботясь о возможном падении, а Даби устало прикрывает глаза. — Твои шрамы… Тебя кто-то так сильно ненавидел? Ты кого-то так сильно ненавидел? — А разве ты любишь? — спрашивает Даби и усмехается, касаясь спутанных тёмных волос. Она только пищит своё обыденное «да: Деку-куна, Тсую-чан, Очако-чан» и множество рандомных имён, множество других людей, которых она так сильно любит (убивать). Она любит, и поэтому сияет, её любовь сильна, поэтому она прекрасна.       У Даби вся жизнь пропитана ненавистью — к отцу, героям, к себе, все его мысли это только пульсирующее «ненавижу», слово «люблю» ему незнакомо. Она говорит, что если ты не любишь — то и не живёшь, но душа Даби мертва. — В моих венах течёт ненависть. — А в моих — карамель, — глупая шутка, но она смеётся, — но я хочу вкусить твою ненависть. Позволишь? Надо иногда «открываться» другим людям! — она снова смеётся со своего каламбура. Даби не препятствует, когда нож с тонкой рукояткой и блестящим лезвием касается его кожи — ему не больно.       «Моё сердце шоколадное! Ты милый мой, милый мой!» — она вполголоса напевает какую-то попсовую песню, надевая свою любимую маску. «Безумная, милая, инфантильная яндере» — эта маска с розовыми кружевами занимает особое место в её сердце (или что там у злодеев есть). Настоящая Тога не замазывает синяки под глазами светлым тональником, сворованным из ближайшего косметического магазина, не носит толстые кофты с длинными рукавами, не скрывая давно зажившие шрамы на руках. На левой — одна нецензурщина, одни унизительные слова оскорбительного характера, Даби удивляется, но не спрашивает — зачем?       Однажды Даби спрашивает, чью кровь она выпила ради этой личины безумного ребёнка. Короткое «Смерти» вызывает множество вопросов, на которые он не получит ответов.       Вишнёвые губы залечат раны, но и передадут яд. Безумие, на самом деле, передаётся воздушно-капельным путём.       Она проводит бледной рукой по старым шрамам, царапая ногтями засохшие раны, заставляя болеть вновь. Сцеловывает кровь с практически безжизненных щёк, пальцами касаясь своих губ, и размазывая жидкость по всему лицу Даби. Это словно не кровь — будто тебя окропили соком из ягод тиса. Словно твои глаза хотели обмануть, отравить, прожечь кожу насквозь, пропитать едкой кислотой. С Даби словно сдирают шкуру, обнажая, он чувствует как его беззащитные воспоминания и давно забытые желания рвутся наружу, к долгожданному свету (свободе). — Возможно, твои шрамы — это любовь. Кого ты так сильно любил? — она не ревнует, потому что у них отношения без обязательств, хотя это даже отношениями называть сложно.       Они просто иногда собираются вместе (отвратительное слово), неважно где — на крыше под тусклыми звёздами или в тёмном сыром подвале, и разговаривают. Точнее, разговаривают вишнёвые губы, а Даби молчит — язык не способен развязаться, он обречён на вечную немоту. — Это не твоё дело. — она улыбается на его коронное «чёрта с два ты обо мне что-то узнаешь», потому что и так знает о нём всё и даже больше. Она хороший психолог, а оправдывает это тем, что «люди просто такие наивные и доверчивые, что раскрываются перед ней, оголяя себя и отдаваясь на растерзание собственных чувствам» — после этого ничего не стоит их добить.       Тогда почему Даби ещё жив? Он пуст: все его чувства — мертвы, желания — забыты, цель — её и нет, Даби — потерянный странник в этой жизни, не странный загадочный путешественник, каким кажется, а просто парень без денег в кармане и мечты в сердце. Таких, как он, называют по-разному: неудачник, мусор, отброс, лузер — суть одна и та же. Безнадёжный, а единственная перспектива — умереть на деле от руки второсортного героя, даже стыдно, что он не может выбраться, покинуть это дно. Почему его всё ещё не добили? — Мы на самом деле в раю. Ты дышишь, я дышу. Ты видишь, я вижу, ты слышишь, я слышу. Я знаю, но ты — нет. Что ещё нужно для счастья? — она щурится, и опрокидывает пустую бутылку из-под чего-то на пол, та катится под стол и ударяется об ножку с глухим звоном.       Даби устал, Даби касается вишнёвых губ, надеясь этих сладким «пластырем» залечить огромную рану на всём теле, но даже малая часть не покрывается. Он продолжает, хоть и знает, что бесполезно — гиблый, уже с заказанным невзрачным гробом Даби. Неудачный экземпляр, дефектный цыплёнок из элитного инкубатора. Такой же слабый.       Вишнёвые губы так и остаются вишнёвыми губами, потому что нет нужды поднять глаза выше и встретиться с ехидными жёлто-зелёными. Они оба скоро умрут — какой смысл? Вишнёвые губы Тога (хоть один раз) — особый вид сигарет. Она тоже бесполезная и ненужная, но без неё Даби бы умер гораздо раньше. — Ты живёшь, потому что любим. Я живу, потому что люблю.