***
Они поднимаются наверх, все выше и выше по мерзлым каменным ступеням. Воздух густеет, и вокруг отчётливо витает запах забвения и смерти. С каждым шагом спину Баки обдает неприятным холодоком, но он лишь раздражённо дергает плечами и сетует на то, что Енот явно не лез так высоко. На самом деле, он даже не знает, был ли вообще здесь Ракета. Но в одном он уверен точно - ему хочется поскорее убраться отсюда. Когда пронзительный, отражающийся эхом голос приветствует их, Баки узнает его. Иоганн Шмидт, Красный Череп является перед ними призраком самого себя, беспристрастным наблюдателем, проводником к тому, чего он так отчаянно желал, но никогда уже не сможет получить. Стив каменеет, когда видит своего заклятого врага, но терпеливо выслушивает его, стиснув от гнева зубы. Ярость застилает ему глаза, но он понимает, что перед ним уже не тот человек, который причинил им столько боли целую жизнь назад. Он не хочет этого понимать. Когда Хранитель озвучивает цену, Стив едва не сбрасывает его с обрыва. Он долго всматривается в безразличное лицо, но не находит на нем ни капли лукавства или издевки. Стив не хочет в это верить, но он уже знает, что Череп говорит правду.***
Они сидят на засохшем поваленном дереве, прислонившись друг к другу спинами, и Стив прячет лицо в своих ладонях. Проходят минуты, часы, а может и дни, никто из них не может сказать точно, потому что время здесь тянется как застывающая смола, но они оба понимают, что в итоге кто-то из них должен это сделать. Чтобы миллиарды жили. Стив резко поднимается, тормоша Баки, заглядывает ему в глаза, и Баки всей душой ненавидит этот взгляд. Так Стив смотрел на него лишь раз - когда Баки уходил на войну. Когда Стив готов был его потерять. Когда Стив отпускал его. - Послушай, Бак. Это неизбежно, поэтому... поэтому я хочу, чтобы ты взял его, - голос Стива дрожит, но он уверенно расстегивает ремни на своем щите, протягивая его остолбеневшему Барнсу. - Так будет правильно. - Ты уже все решил, сопляк, - Баки горько улыбается, потому что он тоже уже принял решение. Он с нежностью кладёт руки Стиву на плечи, сталкиваясь с ним лбом. Он чувствует его сбитое дыхание на своём лице, от чего по всему телу бегут мурашки, а внутри сворачивается мерзкий комок, застревая где-то в горле. Все невысказанное, годами сдерживаемое, внезапно рвётся наружу, разрывая на куски грудную клетку, и Баки нестерпимо хочется выть. Ему хочется вплавиться в Стива, сжать его в объятиях до хруста костей, хочется коснуться его губ своими, как в их единственный пьяный поцелуй в сороковом. Вместо этого Баки тихо выдыхает и не делает ничего. - Стив, позволь мне, - голос Баки надламывается, и он еле сдерживает себя. Ведь я так люблю тебя, идиот. Стив пытается ему возразить, но Баки тут же стискивает его в объятиях, зарываясь живыми пальцами в пшеничные волосы, тыкаясь носом в шею и чувствуя влагу на своих глазах. Он отстраняется через мгновение, которое длится как вечность. - Глупостей не наделай, - Барнс криво усмехается, ненавидя себя за то, что собирается сейчас сделать. Он пользуется секундным замешательством Стива и наотмашь бьёт его железным кулаком под дых, а потом пинает ногой в живот, отталкивая дальше от края пропасти. Он не оборачивается, делая шаг в пустоту. За мгновение до того, как тело Баки касается мерзлой каменной плиты на дне бездны, он видит лицо Стива. На нем играет безмятежная улыбка, а в уголках глаз залегают трогательные морщинки. Баки улыбается в ответ.