Последний шаг назад

– Я это сделаю. Вы его слышали. Кто-то должен... – Даже не думай! – голос Саске звучит резко и грубо, и даже у него самого слегка саднит горло от того, как резко он выпустил воздух из легких, дабы окрикнуть одного оболтуса, собирающегося в прямом смысле этого слова загубить свою жизнь. – Я тебе не позволю! – Ты его слышал, Саске, – такие знакомые голубые глаза, совсем не изменившиеся за три года отсутствия Учихи в деревне, печально смотрят на мерцающий в воздухе призрачный силуэт Хагоромо, и, когда небесный взор устремляется на него самого, Саске с содроганием сердца видит, как взгляд наполняется слезами. – Кто-то должен отправиться с ней. Быть... Быть тюремщиком. Иначе она снова вырвется на свободу. Раньше им был брат Дедули-Мудреца, но он умер, и сам видишь, что случилось. Кто-то должен... Саске злобно сжимает зубы, раздраженно глядя на Узумаки, повторяющего одну и ту же фразу, как мантру, и ощущает, что в носу предательски свербит. Черт возьми, не хватало ещё после своего эффектного появления на поле боя, заявления о желании стать Хокаге и фантастической победы сразу над двумя злодеями разрыдаться здесь и сейчас! Но ситуация внезапно приняла слишком опасный оборот, когда призрак Рикудо, ослабший и практически пропавший из этого мира, сообщил, что его брат, тот, что отправился тогда с матерью на Луну, в ее небесную тюрьму, мёртв, и кто-то должен его заменить, иначе новой беды не миновать. Не успело пройти ни одной секунды, как Узумаки Наруто, герой войны, уже сделал шаг в сторону столпа лунного белого света, падающего на землю из высоко парящей над планетой тюрьмы Той, Что Дала Всем Чакру. Саске нервно косит взгляд, ища поддержки, и Сакура, вздрогнув, пугливо прижимая руки к груди, подаёт голос, растерянно и испуганно глядя то на одного, то на другого своего сокомандника: – Но... Но почему это должен быть ты, Наруто?.. В понимающей улыбке Наруто Саске видит боль, боль и только боль – ничего другого. Боль человека, уже занёсшего ногу над пропастью, положившего голову в отверстие гильотины, освободившего шею для топора палача. Он ведь не дурак, пусть все и думают иначе – прекрасно осознает, что лучшая подруга не хочет терять его, почти брата и вечного товарища, но она любит, действительно любит Саске, и улыбчивый дурачок Узумаки знает это ещё со времён младших классов Академии. Знает, и потому просто разводит руками, даря ей очередную, миллионную, наверное, за жизнь улыбку, отзывающуюся острой кинжальной болью в сердце, и качает головой: – Я должен, Сакура-чан. Моя сила Ашуры сможет сдерживать ее, а я выносливый, сама знаешь, так что это, наверное, долго продлится. Какой же я Хокаге, если не могу пожертвовать собой для своей деревни? Его взгляд невольно направляется к отцу, печальной безрукой фигурой застывшему чуть поодаль, и, когда Саске тоже вперяется в него глазами, надеясь хотя бы на его поддержку, тот вдруг улыбается и молча кивает, не обронив ни слова, лишь с печальным восхищением смотрит на сына. Безумие какое-то, ты же его отец! Наруто шмыгает носом, по его щекам катятся крупные горячие слёзы, но улыбка всё такая же глупая, искренняя, и Саске хочется, как никогда в жизни, вмазать по этим белым зубам крепко сжатым кулаком. – Наруто, если ты хоть на секунду думаешь, что я дам тебе... – Наруто, – Какаши подаёт голос внезапно, его взгляд уставший и тяжелый, а кровь от глубокого пореза на животе и груди темно-бурым застыла на зеленом жилете, и Саске так внезапно рад ему – вот он, глоток адекватности и здравого смысла в этом безумии! – Ты уверен? По голове, кажется, словно бревном ударили. Наруто, не в силах подавить внезапный смешок, кивает, силясь проморгаться, дабы убрать из глаз слезы, недостойные героя, и кивает, делая один шаг назад, туда, где белый яркий свет сулит вечный уход в высокое небо: – Уверен, Какаши-сенсей. Даже не глянув на остальных окружающих их людей, сейчас не имеющих абсолютно никакого значения, Саске взмахивает рукой, заключая себя и Наруто в высокий, надежный покров из Сусаноо, отделяя их обоих, скрывая от чужих взоров, и, поджав губы, напряжённо смотрит, как белый столп света, словно сквозь воду, проходит через костеобразный покров чакры, так и пробиваясь к небу. Наруто словно сбрасывает часть образа, сглатывает и движется ещё на пару сантиметров назад, подавая голос, и Саске ещё ни разу в жизни так не жалел, что не родился в клане Нара с их фирменным Теневым Захватом: – Хватит, теме. Я все решил. Ты меня не остановишь. – Почему ты решил, что это должен быть ты? Почему ты должен жертвовать собой? – Саске сжимает кулак, делая уверенный шаг вперёд, показывая готовность вступить в чертов луч света за Наруто, за дурака и идиота Наруто, который должен жить, несмотря ни на что. – Ты – Герой Деревни. Ты – будущий Хокаге. Ты – тот, кто выиграл эту войну. Все эти люди живы только благодаря тебе. Почему ты? Наруто смотрит на его поползновения в свою сторону чересчур спокойно и вновь улыбается, слегка склоняя голову набок: – Потому что я – Герой Деревни. Потому что я всю жизнь хотел стать Хокаге. Потому что я хотел и хочу спасти всех этих людей. Как я могу быть Хокаге, если не могу пожертвовать собой ради всех них? Мой отец смог. И я смогу. – Ты не должен этого делать. Не ты! Я должен быть тем, кто принесёт себя в жертву! – Думаешь, стать Хокаге – это всё, чего я хотел? Нет, теме. Вернуть тебя – вот, чего я хотел ещё больше... – он молчит немного и вдруг усмехается, по-доброму, словно тот самый мелкий озорник Наруто, пытающийся подколоть по поводу и без. – Радовался бы. Не ты ли совсем недавно хотел стать Хокаге? Что, уже передумал, Саске-теме? – Но не такой ценой! Не через твой труп! – хочется кричать, рвать и метать, но Саске позволяет себе только первое из трёх зол, отчаянно пытаясь доораться до Наруто, в глубине сердца испуганно ощущая, что никак не сможет ему помешать – слишком уж смертная решимость поселилась в таких знакомых голубых глазах. – Ты знаешь, сколько всего я натворил. Знаешь, сколько крови на моих руках. Если чья-то жизнь и стоит меньше в этом мире, то моя и только моя, неужели ты не понимаешь, что стоишь намного больше?! – Твоя жизнь – всё для меня, – Наруто шепчет это так тихо, словно бы на ухо, пусть и стоя на расстоянии нескольких метров, что у Саске мгновенно пропадает вся спесь. Будто заворожённый он смотрит, как Узумаки, снова шмыгая носом, вытирает лицо рукавом куртки и, словно собираясь с силами, начинает, каким-то растерянным взглядом уперевшись в развороченную землю под ногами. – Я... Я шёл за тобой, Саске, столько лет, даже до того, как ты ушёл, не для того, чтобы дать тебе здесь умереть. Нет, не перебивай меня! Не перебивай! Времени слишком мало... Саске порывается было ответить, но, задержавшись взглядом на дрожащих загорелых пальцах и слезах, снова бегущих по полосатым щекам, сцепляет зубы, угрюмо глядя исподлобья. – Я был один. Был один до тебя, Саске. Потом, когда тебя не стало, у меня появились друзья и товарищи, а ты... Ты так и был один. Ты к себе никого не пускал. И я... Я так хочу, чтобы ты пожил, Саске. Так хочу, ты не представляешь себе этого... «Я как раз таки это представляю, добе...» – Я верю, что ты сделаешь этот мир лучше. Я верю, что с этим миром все будет хорошо, пока я наблюдаю сверху, а ты управляешься здесь. Я бы хотел... Хотел бы быть рядом, но... – он всхлипывает, бессильно зажмуриваясь на несколько мгновений, словно испуганный ребёнок, но быстро открывает глаза, устремляя уверенный взгляд на друга, потерянно улыбаясь. – Сейчас... Сейчас Хокаге – Какаши-сенсей, ты знаешь? Он тебя всему научит. Ты только... Учись только быстрее. Он устал, ему нужно отдохнуть. Смени его, но, знаешь, тоже долго не засиживайся. Я... Я обещал. Обещал Конохамару. Будет Восьмым... Семь – хорошее число, да, Саске? Горло сдавливает, и всё, на что способен Саске сейчас – молящий, почти удушливый стон, вырывающийся откуда-то из груди, из панически замершего сердца, из легких, сжавшихся, кажется, до размеров крошечных атомов. А Наруто, словно набирающее обороты колесо, задорно катящееся с вершины горы прямо в пропасть, продолжает, уверенно сжимая кулаки, прижатые к бокам: – Заботься... Заботься о моей деревне, хорошо? Хорошо заботься! Я рад, что править будешь ты. Не будет больше прошлых ошибок. И, знаешь, Саске... Заботься о моих Хвостатых, ладно? Они... Они хорошие. И никому зла не хотят. Защити их. Защити, хорошо? Всех... Он вдруг замолкает, неясно мотая головой, прислушиваясь к внутреннему голосу, в миг становясь серьёзнее и мрачнее: – Не вздумай! Ты останешься с Саске! Я оставлю себе по частичке чакры каждого из вас, а тебя выпущу! Нет! Что?.. Саске с наивной надеждой смотрит на Наруто, вдруг заревевшего в голос, закрывшего лицо руками, мотающего головой в отчаянном отрицании. Как он мог забыть про рыжую тварь? Кьюби уж точно отговорит его, а зная нелюбовь Девятихвостого ко всем Учихам, небось, ещё и поможет с отправкой на Луну. Да. Так и будет. – Забери их... Забери их всех... Только... – Саске ощущает потоки чакры, устремившиеся к нему, ревущие водопадами, шуршащие песками, стрекочущие молнией, и слишком поздно ощущает свою беспомощность – Девятого нет. – Только Курама... Остаётся со мной. Не хочет уходить, рыжая зараза... Не хочет. – Я ведь тоже не хочу, чтобы ты уходил. – Я должен, – Наруто повторяет, как мантру, в глазах от сказанной Учихой фразы читается явная боль, но Наруто Узумаки как никто другой умеет улыбаться тогда, когда максимально больно. Он совсем по-детски трёт лицо рукавом, в последний раз шмыгает носом и улыбается искренне, тепло и только ему одному. – Живи, Саске, ладно? Что хочешь делай, только живи. Пожалуйста, живи. От отступает назад, спиной касаясь луча белого света, а Саске, словно привязанная невидимыми путами тень, делает шаг вперёд, явно порываясь обнять, уже протянув руки, но Наруто вдруг испуганно вздрагивает, выставляя руку вперёд, не подпуская к себе. Смотрит глаза в глаза, тихо шепча: – Не надо. Я хочу, но... Не надо. Иначе я не смогу уйти. Прощай, Саске. Саске с немым криком, застрявшем в горле, слышит, как его собственное имя тает в воздухе ровно в тот момент, когда Наруто, делая последний шаг назад, полностью входит в яркий белый столп света. Половину мгновения спустя ярко-оранжевый огонёк взмывает ввысь, устремляясь к облакам, и Саске кидается вперёд так быстро, что взрываются болью мышцы, силясь голыми руками поймать комочек света, как глубоки не были бы потом ожоги, но свет исчезает так, словно его никогда и не было, и Учиха падает на землю, в одно мгновение потеряв все силы стоять на ногах. Когда Сусаноо развеивается, его крик уже настоящий, отчаянный, срывающий голос почти до кровавой хрипоты, и ему плевать, что услышит кто-то ещё, плевать, абсолютным образом плевать. Облака рассеиваются, и яркий солнечный свет озаряет недавнее поле битвы, а он все так и стоит на четвереньках, сжимая онемевшими пальцами землю, где буквально только что стоял он. И пусть на границах разума есть осознание, что он не погиб, а теперь просто навечно находится в другом месте, но... Именно сегодня его Солнце отправилось на Луну, одновременно и настоящую, участвующую в круговом движении всех существующих планет, но и ненастоящую, не ту, совсем не ту. Луна осталась на Земле, под ненастоящим солнцем. Солнце отправилось на Луну, оставив свою Луну на чужой ладони далеко-далеко на Земле.