Возвращение

      Когда в отливающих золотом лучах блеснула зеркальная гладь, Торондор вдруг резко нырнул, и земля качнулась навстречу.       Получилось! Невероятно! — в это не верилось, но это было правдой. Сердце спасенного друга, прижатого к орлиной спине, билось слабо, но отчетливо, каждый удар отдавался в груди Финдекано, вцепившегося в толстые гладкие стволы перьев, словно в поручень корабля в бурном море.       Ему казалось, что кровь закипает у него в жилах, не в силах вместить произошедшее. Смесь ужаса от того, что он с Нельо сделал, и того, что собирался сделать. Пережитого отчаянья, когда он, закусив губу, выцеливал сердце — чтоб с одной стрелы. Внезапной помощи и опять неудачи, холодной решимости и хлынувшей крови. И наконец, бешеного ветра и пьянящего восторга скорости, несравнимой со скачкой самого быстрого валинорского жеребца.       Два с половиной месяца поисков, скитаний по мрачным расщелинам Дор-Даэделос, где мрак подступал к глазам, заливался в горло и давил на плечи, окутывал разум и отступал лишь перед тихим перебором струн маленькой валинорской арфы. Без нее он точно давно лежал бы обессиленный среди ненасытных выпивающих жизнь серых камней. Без нее не нашел бы Нельо. А теперь она сама лежит там, под скалой — нацепляя тетиву, Финдекано бросил ее и отвернулся. Там она и осталась, когда его подхватил Торондор.       — Орел! Орел Манвэ!.. О великие валар, что это!.. — он слышал возгласы, земля и небо смешались, меняясь местами, когда распахнутые крылья на миг заслонили мир. Фигурки, бегущие от высокого вала и каменной стены, окружавшей лагерь, только что бывшие крошечными, превратились в стражу нолдор, обступили, оказавшись совсем рядом.       Онемевшими непослушными пальцами он распутал узлы, которыми привязал себя и Нельо, и осторожно сполз по гладким маховым перьям на траву. Гигантская птица сделала, переваливаясь, три шага в сторону, ветер, хлестнувший из-под крыльев, едва не сбил с ног — и вот уже черной точкой растворилась в синеющем небе.       — Финдекано!.. Это же принц Финдекано!.. Живой!.. Откуда?.. Какой-то эльда, пленник…       Видеть опять вокруг себя знакомые лица было таким облегчением.       — Помогите донести раненого, … — он решительным жестом остановил вопросы. — Он истощен, потерял много крови и, … в общем, надо к целителям.       — Но где ты был, Финдекано? Куда ты пропал, мы с ног сбились… думали, погиб…       От начальника караула он только нетерпеливо отмахивался, шагая рядом с носилками. Остриженная рыжая голова бессильно моталась при толчках — глубокий обморок от боли и потери крови с первых же минут полета. Понимая, что выглядит довольно глупо, Финдекано не выпускал из рук высохшую костлявую — теперь единственную — ладонь друга. Нельо жив, рядом — все это правда, это не приснилось.       С крыльца длинного бревенчатого дома целителей сбежала эллет с упрятанными под тугой платок косами:       — Где пострадавшие? Вот этот? Беглец? Заносите! А ты… — брови взлетели вверх, когда взгляд ее уперся в Финдекано.       Эту девушку он помнил, она вправляла вывихнутую щиколотку Итарильдэ, когда та провалилась в занесенную снегом трещину, а потом ее пришлось нести до стоянки. А вот имя целительницы путалось. Сингемирэ? Или Ламалиндэ? Что-то похожее… Нет, Ламалиндэ звали ее сестру, не дошедшую до берега Эндорэ…       — Нет, со мной все в порядке, — он невольно провел рукой по залитой кровью куртке. — Но я привез раненого. Это мой друг… Нельяфинвэ Феанарион…       Целительница выпрямилась, и Финдекано встретил — да, тот взгляд. Тот самый, которым сопровождалось имя его дяди на протяжении долгих месяцев — в пути через Хэлькараксэ и ничуть не реже — уже здесь, на берегах Митрим. Тот взгляд, от которого предпочли увести своих приверженцев подальше младшие братья Нельо. Слова вдруг застряли у него в горле, словно это он был виноват перед прошедшими через Льды.        — Ты… ты ведь поможешь ему, envinyatare*? — неясный вопрос с именем он решил вообще обойти.       — Я слышу сомнение в твоем голосе, принц. Ты полагаешь, что у меня нет сердца, или что у меня нет разума? А может быть, тебе показалось, что орел занес тебя в лагерь орков, если ты считаешь нужным спрашивать?       Девушка говорила сердито, но Финдекано невольно расплылся в широкой улыбке. Как глупо с его стороны было даже предполагать!..       — Куда нести?       — Вон в ту дверь, там мыльня. Стой, а ты куда? Иди к себе! В таком виде с тобой и на крыльце говорить не положено!       Действительно, после многих недель в бесплодной Земле Мрака, где он прятался от каждого шороха, пил из редких луж, оставшихся в выбоинах после дождя, где одежду постирать было негде, косы превратились в пропыленные растрепанные жгуты, а сам он был немногим чище своего друга. Хоть оставлять Нельо и не хотелось, но целительница была права.       — Не сомневайся, здесь есть, кому позаботиться о нем. Можешь прийти позже, — она махнула рукой, и Финдекано отступил, наблюдая, как стража с носилками протискивается в дверь.       Когда, наконец, последний из них скрылся, он развернулся и медленно направился к Главному Дому, заменявшему у Митрима королевский дворец. Бревенчатое двухэтажное длинное здание, выстроенное еще сыновьями Феанаро, не изменилось за время его отсутствия, только рамы и наличники перекрасили в белый цвет. У входа он столкнулся с запыхавшимся молодым эльдой:       — Принц, твой отец требует тебя к себе!       — Хорошо, — улыбнулся Финдекано, — сейчас, я только приведу себя в порядок…       — Нет, аран Нолофинвэ сказал — немедленно!       — Да, конечно, отца повидать надо, наверняка ведь волновался, — согласился он и повернул вслед за посланным к кабинету главы семьи и народа.       Пройдя по глухому коридору, освещенному парой факелов, Финдекано толкнул тяжелую дубовую створку и остановился у порога. Высокая фигура в синей мягкой тунике с вышитым на груди гербом — у стола, вполоборота ко входу.       — Добрый вечер, отец.       Тот вздрогнул, не отрывая взгляда от шкафа с книгами.       — Пришел… Ты все-таки пришел…       Он повернул голову и встретился с сыном взглядом.       — Ну, да… Прости, что я не предупредил… Но ты ведь не позволил бы, я знаю…       — Не предупредил… Не позволил, … — прищурился Нолофинвэ. — Значит, по-твоему, можно просто исчезнуть из лагеря, не оставив даже записки. Мы обшарили все окрестные леса, ища сначала тебя, а потом хотя бы твое тело. Я посылал отряды за перевалы Эред Ветрин, чтобы найти хоть какие-то следы. Ты вообще понимаешь, чем рисковал?       — Да, конечно, опасно… Но это же Нельо, наш Нельо… Не мог я сидеть на месте – никак не мог,… - Финдекано развел руками.       — А ты подумал что будет, если тебя тоже возьмут в плен? По-твоему, одного принца нолдор в лапах Моринготто было мало? Очень хотелось поставить меня в то же положение, в котором увяз Дом Феанаро? Чтобы я был связан по рукам и ногам, как Макалаурэ, который не может ни уйти, ни толком воевать? Чтобы эльдар, которых не остановила потеря флота, которые прошли, теряя близких, через Хэлькараксэ, теперь вынуждены были без битвы бежать, как побитые, на дальний юг, отказавшись от борьбы, от земель, от своего права? От мести за короля Финвэ, от своего слова и чести? Ты этого хотел для нашего народа, принц Финдекано?       — Это война, отец. Ты рискуешь мною так же, как любой из тех, кто не остался в Амане, рискует своими детьми. Мы знали это, отправляясь в Эндорэ — те, кто решил продолжить путь. Да, плен или смерть могут подстерегать каждого за воротами лагеря, но не можем же мы сидеть здесь взаперти.       — Ты не каждый, ты сын и наследник правителя. Ты всегда должен помнить о последствиях.       — Раз я твой сын, то тем более трусость не пристала мне!       — Неисправим! — глаза Ноло горели льдистым огнем, словно Северные Лучи над заснеженными торосами. — Как можно быть таким безрассудным! Эти безумные авантюры, в которые ты ввязываешься из-за своего Нельяфинвэ — и которые дорого нам обходятся! За предыдущую ты заработал проклятье валар. Это, похоже, ничему тебя не научило. До каких пор это будет продолжаться?! Почему я могу положиться только на Турукано, а с тобой одни хлопоты?       — Я надеюсь, он помогал тебе, отец? — вопрос был глупый — Финдекано прекрасно знал, сколько дел постоянно висело на брате, который старался за ними забыть страшную смерть жены, но надеялся хоть как-то остановить сыпавшийся на него поток упреков.       — Помогал… Да, он и Ириссэ… помогают… После того, как ты пропал, он ее совсем от себя не отпускает — боится потерять. Эленвэ, Аракано, потом ты… Только она и осталась. Сидят по вечерам вдвоем…       Представив Турьо хмуро склонившегося с пером над кипами бумаг, отказывающегося выйти погулять, искупаться в озере, Финдекано с трудом проглотил ком в горле. Да, брат уходил все глубже в себя, в свое горе — эх, лучше б в Амане остался, ведь не хотел же идти.       В комнате повисла тишина, которую принц не решался нарушить. Нолофинвэ вздохнул и устало потер виски:       — Ну что ж, по крайней мере, Моринготто потерял заложника. Это изменит ситуацию. И с сыновьями Феанаро… Конечно, сейчас об этом рано говорить, но мы поговорим… С Макалаурэ, а потом и с Нельо. Пусть твой сумасбродный поступок послужит… Запомни, пожалуйста, — ты отправился за ним в Ангамандо, в надежде излечить вражду между Домами.       Финдекано радостно кивнул, не скрывая улыбки — наконец-то гнев отца истощился, уступив место заботам о будущем. А что он будет говорить нолдор — так ли важно?       — Благодарю, отец, конечно. Я сделаю, как ты скажешь. Можно я теперь пойду к себе? Приведу себя в порядок и приду, а то в таком виде…       Нолофинвэ покачал головой:       — К себе… Прости Финьо, но… куда это — «к себе»?       — Ну… в комнату… Взять одежду, помыться…       — Твоя комната… твоя одежда… Три недели назад я велел раздать твои вещи. А комнату отдал Эктелиону под скрипторий — я никогда не захожу в него, а ему давно нужно было помещение для работы с картами и записями.       Финдекано замер, не зная, что сказать. Это был обычай, родившийся в Хэлькараксэ. Только там вещи погибших раздавали в тот же день. Никто не мог нести с собой лишнее, когда остальные нуждаются в необходимом, даже если это память, самая дорогая память на свете.       — Я позволил себе… Да, позволил… ждать на десять дней дольше, чем Хирвенарэ, у которого пропал брат, и на две недели дольше, чем Вайналин, когда не вернулся ее муж. Сделал вид, что мне некогда заняться… Воспользовался своим положением.       Финьо молчал, растерянно перебирая пальцами завязки на груди куртки. Три недели, уже три недели… Как это — когда возвращаешься и узнаешь, что тебя уже три недели нет в живых… Он вспомнил, как раздавал отец вещи Аракано — после той битвы с орками, самой первой. У наспех разбитого шатра они стояли рядом с ним все трое, пока товарищи подавали пришедшим почтить память младшего сына короля рубашки, пояса, одеяло, дорожный ящичек для письма… И сухи были глаза арана под взглядом народа, а плечи гордо расправлены. И вот три недели назад здесь, перед крыльцом Главного Дома стоял он так опять, а с ним — только Турьо и Ириссэ.       Тишина выпила до дна звук его шагов, оставив лишь нестерпимый сухой шелест. Неуверенное прикосновение горячей ладони к показавшемуся каменным плечу.       — Прости, отец, что я… заставил тебя перенести все это… Я не хотел…       — Глупый, глупый, глупый!.. — бессвязные объяснения потонули на отцовском плече, его пальцы ласкали ставшие жесткими пропыленные растрепанные волосы. — Астальдо мой… Я знаю, что ты такой и будешь, разве тебя изменишь… Но пойми, Финьо, так не победить Врага. Разум и верный расчет, а не поединки с балрогами… Если будешь королем…       — Надеюсь, я никогда им не буду, — замотал головой сын. — Только ты можешь быть нолдараном — кому, если не тебе справиться с этим. Ты довел нас сюда через Льды — ты приведешь нас к победе и в этих землях… И уж точно не полезешь в одиночку в схватку на мечах с Моринготто, — добавил он.       — Вот именно, — весело рассмеялся Нолофинвэ. — Разве что решу, что войску эльдар больше не нужен король.       И они оба улыбнулись этой нелепой шутке. Envinyatare* — целительница.