________________________________________
Дело в том, что даже если Джин парень, он не хотел бы быть такой девушкой. Той, которая стоит в стороне и наблюдает, как любовь всей жизни наслаждается кем-то другим; тем человеком, который мысленно осыпает соперницу оскорблениями, потому что та носит вызывающие высокие каблуки — он обувает кроссовки, — та надевает короткие юбки, а он — носит футболки. Возможно, он знал Намджуна дольше всех, лучше всех, но их отношения так не работали. Дружба — это не то. Поскольку, как друг, Джин всегда заботился только о благополучии и счастье Намджуна, а если Намджун счастлив и здоров — это самое главное. Даже если Джина съедает ревность, потому что другая девушка проводит время с Намджуном, привлекает его внимание и заботу; что он может поделать. Он делает это потому, что парень, и ему нужно держать все это при себе. Но таких моментов мало, и, к счастью, они всегда сменяются приступами стыда и отвращения к себе. Джин выше этого, и если девушка любит парня, тогда она, должно быть, видит в Намджуне то же, что и он: какой добрый, умный, какой совершенно бескорыстный Ким Намджун, решительный, трудолюбивый, и бесконечно особенный. По крайней мере, Джин отчаянно на это надеется. И Кан Сун Чжон... она идеальная. Симпатичная, с холодным и резким шармом, шикарная и модная, определенно во вкусе Намджуна, и тот несколько раз рассказывает ему об этом за время их дружбы. Она модель-любитель, и Намджун всегда был в нее влюблен, даже когда они все еще учились в университете, а Намджун был чудаком в очках с роговой оправой, футболках с воротничком и укороченных джинсах. Джин, будучи ее одногруппником и на два года старше, умудрился стать почти ведомым Намджуном, и уже тогда его двадцатиоднолетнее «я» оказалось на побегушках у младшего, наполовину сраженное блеском глаз, скрывающимся под очками парня. Он всегда смотрел на Намджуна по-другому, всегда относился к нему скорее как к ровеснику, чем как к младшему, потому что в Намджуне была какая-то зрелость, которую Джин не мог объяснить. Его тянуло к нему, но волна всегда встречалась с берегом, пока позволяло время. Естественно, очевидно, что первая встреча Намджуна с девушкой заканчивается плохо. Сун Чжон не обращает на Намджуна ни малейшего внимания, проносится мимо, даже не взглянув на него, но мило улыбается и благодарит, когда Намджун что-нибудь для нее делает. Сердце Джина болит за него, потому что Намджуна используют, его отталкивают и снова приманивают, и Джин не может остановить ее, никто не может, кроме самой Сун Чжон, и Джин проклинает себя за свою беспомощность. Но Намджун так влюблен, что практически ослеплен, не слушает ни советов, ни доводов разума, упрямо гоняется за ней, и все, что Джин может сделать,— это остановить Намджуна от саморазрушения и самобичевания. Кроме того, говорит себе Джин, рано или поздно она поймет, как ей повезло, что Намджун обратил на нее внимание. Намджун действительно милый и заботливый, несмотря на всю его неловкость, обладает определенным шармом, который может заставить вас слушать его, как только он начинает говорить прямо и уверенно, и это дух захватывает. Но ничто из того, что делает Намджун, чтобы завоевать ее сердце, явно не действует, и Джин не может смотреть на то, как сердце Намджуна в конце концов разбивается. Поэтому он всегда приходит к нему, снимает очки с лица Намджуна, несмотря на его протесты. Водит его по магазинам за новой одеждой, учит говорить, помогает обретению уверенности в себе, помогает раскрыть внутреннюю красоту, скрытую под слоями одежды и неловкости. Намджун по-прежнему остается таким же очаровательным, как и раньше, даже с более подходящей одеждой, более стильной прической и контактными линзами, и на этот раз что-то меняется. Наконец она замечает его. После занятий они идут пить кофе, и Намджун в таком экстазе, что обнимает Джина, как только они встречаются снова, прижимается к нему всем телом, и это парадокс, что Джин чувствует себя одновременно и так близко, и так далеко от него, на мгновение утопая в надежде и, наконец, теряя Намджуна навсегда. — Спасибо, хён, — шепчет он на ухо Джину, крепко прижимая того к себе, и Джин, задыхаясь, хватает Намджуна сзади за новый плащ, не обращая внимания на жжение, которое становится почти невыносимым и плещется в глубине глаз, на то, как его горло сжимается почти до боли, как тиски, сковывающие голос параличом. Он утыкается головой в плечо Намджуна, крепко сжимает его и старается не обращать внимания на холодный след, бесшумно скользящий по его щеке. Он счастлив. — ...Всегда пожалуйста, Джун-и. Очень счастлив.________________________________________
Джин наблюдает как Намджун отдаляется, пытается двигаться дальше и, в конце концов, встречает парня по имени Мин Юнги. Юнги абсолютно другой. Некрупно сложенный, бледный и вялый, Джин встречает его во время просмотра композиций в музыкальном магазине, который должны помочь исцелить его разбитое сердце. Он остроумен, саркастичен и сварлив, но огонь в его глазах, когда он отстаивает свои позиции в рэп-музыке, привлекает Джина, и они разговаривают много часов, пока не приходит время закрыть музыкальный магазин. Несмотря на сигналы разума, на следующий день он снова приходит в музыкальный магазин, находит Юнги на его обычном месте у кассы, и они снова разговаривают, уже дольше и на более глубокие темы, чем прежде. Джин не хочет впутываться в это больше, чем сейчас. Хотя Джин не собирается использовать Юнги, тот хорошо отвлекает его от боли в груди, и ему полезно дистанцироваться от Намджуна на некоторое время, как и советовал Хосок (коллега) и Тэхён (раздражающий кузен, младший двоюродный брат, единственный у Джина) — товарищи-смутьяны, которые знают об ужасной безответной любви Джина. Они оба заставляли его признаться Намджуну в течение многих лет, и только тот факт, что он старше, мешает Тэхёну похитить его и запереть в комнате с Намджуном, пока он не выскажет тому свои чувства. Они хорошие ребята, у них добрые сердца, но Джин справляется со своей душевной болью так, как справляется с любыми новыми эмоциями: одиноко и тихо, с редкими приступами жалости к себе. Поэтому он улыбается, нежно треплет их за щеки и говорит, что учтет советы. Поэтому он погружается во внимание и заботу Юнги, страстно целует его в ответ, когда Юнги, наконец, делает это, запускает руки под пальто Юнги и позволяет себе утонуть в его жаре и романтике. Юнги — тихая лагуна по сравнению с извилистым побережьем Намджуна, тихая, безмолвная, вздымающаяся и опадающая в такт приливам, обрушивающаяся на него и баюкающая, пока не воцарится спокойствие. Джин окружает себя им, запирается в нем, в этой отрешенной версии внутреннего мира. Юнги мягкий, нежный, балует его вниманием, которого он отчаянно жаждет. Когда Намджун, в конце концов, узнаёт, это становится для него шоком. — Хён, ты не говорил мне, что ты... — произносит он в середине их первого за две недели ужина, потому что Намджун уже пытается ворваться в музыкальную индустрию, а у Джина постоянная работа и ему нужно планировать свое свободное время. Он пытается увеличить расстояние между ними, не делая это слишком очевидным, что выходит из рук вон плохо, потому что Намджуну достаточно написать ему, и он бежит, как собака к своему хозяину. Но этих встреч он не может избежать, и Джин отрывается от переписок с Юнги, чтобы уточнить где и когда они встретятся позже. — Что? — Что ты гей… — Намджун смотрит на него не с отвращением и не с осуждением, а просто задумчиво. Сердце Джина падает в ноги, когда Намджун продолжает, — Тэхён сказал мне. Ты встречаешься с… певцом? — Рэпером. — автоматически поправляет Джин, потому что Юнги — рэпер — его гордость и радость, и Джин не обирается называть его по другому. — Он андерграундный рэпер. И я просто не думал, что это имеет значение. — Оу, — Намджун опускает взгляд вниз, тычет пальцем в кальмара, и Джин чувствует, что на этот раз он потеряет Намджуна навсегда, и это уже достаточно сильно ранит. Он чувствует слабость, головокружение и только позже понимает, что на самом деле задерживает дыхание. — Он... он хорошо с тобой обращается? — ….Что? — Джин не понимает, потому что из всего, что он ожидал услышать от Намджуна, этого нет в списке. — Ты мой любимый хён, — Джин немного умирает, и в хорошем, и в плохом смысле, каждый раз, когда Намджун говорит это, — и я счастлив, что ты наконец нашел кого-то. Потому что я уже планировал устроить тебе свидание вслепую с одной из подруг Сун Чжон, но теперь я понимаю, что тебе это не понравилось бы, — Намджун смеется над собой. — Я просто хочу убедиться, что он хорошо к тебе относится. Так и есть, верно? — Так и есть, — лучше, чем Джин заслуживает. — Он очень добрый. — Тогда мы договорились. Я просто... я просто хочу видеть тебя счастливым с кем-то, Джин-хён, — Намджун проглатывает еду и улыбается. — Точно так же, как ты помог мне обрести собственное счастье. Я никогда не смогу отплатить тебе за помощь с Сун Чжон. — Даже после окончания школы они все еще вместе, несмотря на ссоры и распри, которые сотрясают стены квартиры Намджуна и заставляют его появляться на пороге Джина, словно щенка, ищущего убежища от бури. Нет, эта аналогия неверна. Если кто и собака, идущая по зову хозяина, то это точно не Намджун. Джину кажется, что он сейчас упадет в обморок. — Нет-нет, Намджун, не надо мне ничем платить. Я в порядке, правда. Я же сейчас уже с кем-то, — с Юнги. Он должен поговорить с Юнги сейчас, потому что в его груди болит так сильно, что он не может больше дышать. Намджун так добр, что это жестоко, и Джин опрокидывает бокал вина, который медленно растягивал до этого момента, руки у него трясутся, так что ему даже не приходится смотреть на серьезное лицо Намджуна. — Отлично! Ты же знаешь, что я должен познакомиться с ним? Поскольку мы оба рэперы — мы найдем общий язык, — говорит Намджун, широко улыбаясь. У Джина нет выбора, кроме как сказать «да». ________________________________________ Во время их первой и последней встречи Юнги наконец осознает глубину истинных чувств Джина. Намджун настаивает на двойном свидании, и Юнги это не особенно волнует. По наводке Намджуна, они идут в ресторан чуть более высокого уровня, чем они привыкли, на этом настаивает Сун Чжон, и он собирается платить за все, несмотря на то, что у него нет стабильного источника дохода, хотя они всегда могут пойти в другой ресторан с более дешевыми ценами и тем же меню. Джин в ярости. Зачем она заставляет Намджуна платить такую абсурдную сумму денег за то, что Джин может приготовить лучше? Но она, к счастью, не замечает его негодования, или, скорее, намеренно безразлична, улыбка Намджуна усиленно натянута, чтобы сохранить любезный вид, и, таким образом, называемое свидание на пути к провалу. Провал — это еще мягко сказано. Юнги в центре всего этого. Юнги, который видит, как рука Джина накрывает ладонь Намджуна, который пытается сунуть ему в руки бумажник, пытается убедить его, что это не проблема на самом деле, что они заплатят по крайней мере за половину еды. Юнги, который видит, как Джин смотрит на Намджуна: всегда по другому, всегда любяще, всегда тоскующе, — как ждет, пока они закончат этот кошмарный ужин, и возвратятся в четыре стены квартиры Джина, прежде чем наброситься на него со злобой, которую тот полностью заслуживает. Эта гроза давно назревала, и Джин ждал ее, готовился к ней. Но это не сравнить с реальностью, ведь он сталкивается с гневом Юнги, с его болью и разбитым сердцем. — Джин, я не собираюсь быть гребаной заменой другому парню, — говорит Юнги, злой и обиженный, потому что любит Джина, и Джин это знает, он так старается ответить на его чувства, но, в конце концов, не может. Поэтому Джин плачет, держится за рубашку Юнги и шепчет о своей первой (все еще) любви в кожу Юнги, наблюдает, как его лицо меняется от боли до буквально мученических страданий, и ему жаль, что он подвел Юнги — неужто думал, что может забыть Намджуна и научиться любить другого парня так же. Просто ему нравится Юнги, он глубоко заботится о нем, не хочет причинить ему боль... но этого недостаточно. Теперь он понимает, что это невозможно, и сожалеет. Он должен был научиться на собственном горьком опыте, и не ранить так глубоко сердце Юнги, чтобы понять это. Юнги был добр к нему, и Джин мог бы быть счастлив с ним всю оставшуюся жизнь, мог бы довольствоваться любовью Юнги. Но Намджун постоянно присутствует в его жизни, и Джина всегда тянет к нему, как Землю вращающуюся вокруг Солнца. Если что-то случится с Намджуном (боже упаси), Джин распрощается со всем и не оставит себе ничего, если это будет означать, что Намджун снова будет цел и невредим. В том числе и с Юнги. Поэтому он продолжает плакать, цепляясь за Юнги, потому что тот надёжен и осязаем и рядом прямо сейчас, и снова и снова извиняется, потому что Юнги заслуживает лучшего, чем любить кого-то вроде него. Он заслуживает кого-то ярче, кого-то с широкой солнечной улыбкой, смотрящего на него так, будто он развесил луну, звезды и все созвездия на бескрайнем небе. Не такого, как он. И Юнги, драгоценный, сильный, самоотверженный Юнги, несмотря на то, что его сердце разбито, поднимает руки, прижимает близко-близко, целует его со всем желанием и жаждой человека, умирающего в мёртвой пустыне от обезвоживания. И до этого момента Джин никогда не чувствовал настолько близким с Юнги.________________________________________
Они расстаются. Джин не собирается втягивать другого человека в ту же ситуацию, в которой он находится сейчас, и оба они достаточно взрослые, чтобы понять это. Юнги отстраняется на несколько месяцев, и Джин понимает, что ему стоит держаться подальше некоторое время, чтобы Юнги мог залечить свое сердце без отвлекающих факторов. Когда Юнги наконец снова налаживается контакт с ним, они остаются близкими друзьями. Джин знает, что Юнги еще не полностью отпустил ситуацию, и это приводит к некоторым неловким моментам, к воспоминаниям о поцелуях и прикосновениях, внезапно расцветающих в их умах с горячей ясностью. Но Джин уважительно не настойчив, яростно дорожит Юнги за его доброе сердце и сострадающую душу, подталкивает того к поиску кого-то другого, и в конце концов Юнги действительно находит нового парня. Пак Чимин — коллега и лучший друг Тэхёна — у него яркая, сладкая улыбка и глаза, которые почти скрываются за веками в моменты полного счастья, которые смотрят на Юнги так, будто он создал саму вселенную. Чимин даже просит его разрешения, чтобы любить и следовать за Юнги на самый край света, и Джин дает ему свое благословение, потому что Чимин заслуживает кого-то вроде Юнги, который уже начинает смотреть на него, как смотрел на Джина прежде. И с Джином все в порядке. Недели превращаются в месяцы, в год, и Джин в порядке. Чимин и Юнги наконец находят путь друг к другу, и Джин не может быть более спокойным: он не пытается совершить ту же ошибку, которую совершил с Юнги, и окружает себя семьей, друзьями и занятием карьерой. И он в порядке. Он счастлив. Пока Намджун не возвращается в его мир, и тот снова не рушится. — Ты ломаешь себя, Джин, — говорит ему Юнги той ночью в квартире Джина, где на полу гостиной валяются пустые бутылки из-под ликера, а щеки Джина мокрые и блестят от слез. После новости от Намджуна Джин не знает, что делать, только звонит Юнги, рыдая и наполовину истеря в свой телефон. Юнги бросает все, даже свидание с Чимином, чтобы прийти к нему, и Джин думает, что Пак в самом деле ангел, учитывая то, как спокойно он среагировал. Он не мешает своему парню проведать жалкого, отчаявшегося бывшего, даже приходит, чтобы убедиться, что тот в порядке, пытается успокоить и утихомирить сердце, которое, Джин понимает, все еще можно разбить. — Он не стоит твоих слез. Не мучай себя из-за него, — он не говорит: «Нам больно это видеть, потому что мы любим тебя». Чимин тихо сопит на коленях Юнги, глубоко спит, и тот смотрит на него сверху вниз с обожанием, которого Джин никогда не видел прежде, даже когда он и Юнги были вместе. Джин внезапно завидует им, потому что они нашли друг друга, как корабль, нашедший свое море и забросивший в него якорь, в то время как его самого бросают на волнах. Но Джин лишь качает головой и целует Юнги в щеку в благодарность. Это тепло, знакомо и, кажется, совсем не утешительно. — Спасибо, Юнги. Но это мне решать. ________________________________________ Он помогает с предложением. Что еще он может сделать? Счастье Намджуна всегда важнее его собственного, и он контролирует каждую деталь, следит за тем, чтобы предложение Намджуна было самым романтичным, самым сумасбродным событием в корейской индустрии развлечений. Деньги не проблема, сингл Намджуна — мгновенный хит, играемый на станциях, радио, шоу — повсюду, и Джину это надоело: его окружают его голос, его звук, везде, куда бы он не шел. Его популярность взлетает до небес, и внезапно Намджун больше не успевает с ним видеться, только отправляет текстовые сообщения и отвечает на короткие звонки, чтобы узнать положение дел и проверить, как движется подготовка, и, таким образом, единственное, в чем заключалась обязанность Намджуна — только прийти, встать на колено, и открыть коробочку перед Сун Чжон. — Хён, это убивает тебя, — говорит Тэхён в отчаянии, обнаружив, Джина заснувшего в своем домашнем офисе, среди гостиничных брошюр и бумаг о бронировки мест на мероприятиях разбросанных рядом с его распечатками о работе и презентациями. Он не выспался, старается успевать заниматься своей работой наряду с подготовкой к предложению Намджуна, и Джин знает, что он сможет все сделать, ему просто нужно еще несколько дней, чтобы закончить всю работу, и он сможет окончательно сосредоточиться на предложении. — Пожалуйста, прекрати, это не здорово. — Я в порядке, Тэхён-а, — Джин пытается улыбнуться, и Тэхён разражается слезами, убегает из комнаты, и Ким чувствует себя виноватым. Тэхён, его единственный кровный брат, даже не может взглянуть на него, и Джин чувствует себя самым презренным человеком в мире, потому что заставляет кого-то, такого светлого, как Тэхён, плакать. «Ты зашёл слишком далеко», — говорит крошечный остаток логики в его голове, который он должен бы послушать, но, как всегда, игнорирует все и продолжает работать. Интервенция происходит в форме Хосока и Чимина, которые выводят его на улицу, чтобы явно через силу заставить впитать немного солнечного света. Хосок не улыбается, смотрит на Джина с таким суровым, стоическим взглядом, что дрожь бежит по позвоночнику. Они не разговаривают, Джин почти засыпает над своим горячим эспрессо, в то время как Чимин одаривает его самым грустным выражением лица, которое он даже не знает, как описать. Смутно Джин понимает, что ему стоит последить за своим здоровьем. Или Юнги явно не будет счастлив. — Я ненавижу его, — заявляет Чимин, с сочувствием смотрит на Джина, держа за ладонь такой теплой по сравнению с его собственной, просто ледяной, рукой. — Хён, я действительно ненавижу его. И, наконец, Джин понимает, как сильно он пал, чтобы суметь заставить милого, вдумчивого Чимина произнести такие ужасные и ненавистные слова. И Джин даже не может сказать, что это вина Намджуна, он делает это совершенно по собственной воле. Они обвиняют Намджуна в его глупости, в его полной забывчивости, но Джин знает, что виноват только один человек. — Я знаю, Чимин-и, — мягко говорит он, — и я знаю, что ты так же ненавидишь и своего хёна. Но, пожалуйста, ничего не делай. Вы оба — ничего не предпринимайте, — он бросает предупреждающий взгляд на Хосока, который к данному моменту уже близок к тому, чтобы встряхнуть его, или пойти к Намджуну, чтобы поговорить с ним, чтобы разобраться со всем этим. — Я согласился помочь. Не вмешивайся, — в настоящее время Джин уверен, что они его послушают, пусть они просто переболеют этим, как всегда и делают. К настоящему времени Джин принял это. Намджун никогда не будет так на него смотреть. Поиск кого-то другого — не решение, даже в такой ситуации Джин никогда не смог бы полностью отдать себя кому-либо еще, кроме Намджуна. Он будет в порядке. Должен быть. Но Хосок качает головой, произнося следующую фразу таким тоном, будто он совсем не младше и достаточно мудрый. — Я не буду давать никаких обещаний, хён. Но я не буду смотреть, как ты так страдаешь. Больше нет. ________________________________________ Слова Намджуна, когда они наконец встречаются лицом к лицу, словно обдают его холодной водой. — Хён, я знаю, что вся подготовка к предложению почти закончена, так что... извини, но могу ли я встретиться с тобой в другой раз? У меня намечены… сессии записи, так что, вот, да. Лучше не пробуй пытаться связаться со мной в ближайшее время, хорошо, я буду занят? Джин знает, что тот лжет. Может читать Намджуна как чертов дневник, знает каждую точку, каракулю и стертое слово на каждой странице, и страх охватывает его сердце. Почему Намджун пытается избегать его? Он никогда не делал этого раньше. — Все в порядке? — выпаливает он, прежде чем подумать, пытаясь схватиться за любой вопрос, за все, что может, чтобы удержать внимание Намджуна на себе. Такое чувство, будто… — Если есть что-то, что тебе не нравится, я могу это поменять, — добавляет он почти в отчаянии, пытаясь ухватить струйки дыма, которые будто начинают утекать сквозь его пальцы. — Намджун… — Нет, нет, это не твоя вина, хён… — Намджун не смотрит на него, поддерживает себя за локоть рукой, привычка, которой он уподобляется когда чувствует себя некомфортно или неуверенно, откидываясь назад. — Это не… не из-за тебя, — Намджун встречается с ним взглядом, выглядит извиняющимся, взволнованным, виноватым, и это заставляет что-то щелкнуть в голове Джина. Он знает. Намджун знает. Как? Когда? Почему? Кто ему сказал? Джин хочет закричать и убежать куда-нибудь, потому что этого не должно было произойти. Секрет, который Джин так тщательно скрывал на протяжении многих лет, который он хранил глубоко в своем сердце, раскрыт. Намджун не может знать. Почему он знает? — Оу, — Джин не понимает, откуда этот удушенный, высокий голос. — Оу. Ладно, — сделать глубокий вдох. Задержать дыхание. — Тогда не буду, — дрожащий выдох. — К-когда…? — его голос патетически ломается, и Джин сразу прочищает горло, зрение начинает размываться, затуманиваться. — Когда ты теперь будешь свободен? — …Спасибо, — Намджун делает паузу, тишина между ними густая, непроницаемая. Джин почти видит, как связь между ними истончается, рвется, нить за нитью, и нет, нет, он не может полностью потерять Намджуна, пожалуйста... — Я… я не знаю. Я... я перезвоню насчет этого, Джин-хён. Его кошмар сбывается. Он мечтает, что скоро проснется, он должен, он должен. — Хорошо, — Джин кивает и едва может встать и заговорить, когда Намджун кланяется (Что происходит, Намджун никогда не кланяется ему! Почему он делает это?!) и уходит, и Джин остается, ноги будто прирастают корнями к земле. — Молодой человек? С вами все в порядке? — пожилая женщина аккуратно дотрагивается до его руки, и Джин внезапно, необъяснимо растерянно смотрит на нее. В тот момент, когда она видит его лицо, она сразу же начинает сочувствовать ему. — О, мой дорогой, кто же разбил твое сердце? Джин рассыпается на кусочки. ________________________________________ Это вечер предложения, и Джин нервничает. Он перепроверил все, трижды проверил, удостоверился, что меню в порядке, еду подадут вовремя, и кольцо (доставленное через менеджера Намджуна) в бархатной коробочке, будет принесено официантом в нужный момент, когда Намджун подзовет. Его руки дрожат от беспокойства, и это самый душераздирающий момент в его жизни, (будь он старше — свалился бы с сердечным приступом) даже страшнее его первой офисной презентации перед боссами. Ресторан был проинформирован, повара уведомлены, и когда стрелки часов приближаются к назначенному времени, Джин так сильно подпрыгивает при ходьбе, что его приходится насильно усадить и сунуть чашку горячего шоколада прямо в руки. Джин ищет что-то гораздо более крепкое (и, возможно, незаконное), чтобы успокоить нервы, но он не может позволить себе опьянеть — должен обеспечить успех боя. Намджун. Он должен думать о Намджуне. Тэхён тоже прибывает для моральной поддержки (больше ради него, чем ради Намджуна, он уверен в этом) и уговаривает его снова сесть каждый раз, когда Джин начинает снова все проверять, что происходит примерно каждые десять минут или около того. Он должен стать непосредственным свидетелем его сломанного сердца, разбитого горем, неудержимым, болезненным, всепоглощающим, поэтому, в конце концов, он жалеет его, позволяя почти проглотить шот водки, чтобы убедиться, что тот не потеряет рассудок. За час до того, как должна прибыть Сун Чжон, приезжает Намджун, одетый в пальто и галстук, и все, что может сделать Джин, не расплакаться, глядя на него. Боже, Намджун выглядит таким красивым, что ему физически больно смотреть тому в лицо, но, когда он наконец это делает, он шокирован. — Намджун, твое лицо! Что случилось?! — макияж не может скрыть характерных признаков синяка на его щеке, и Намджун краснеет. — Это… Ничего, просто произошел небольшой инцидент, — бормочет он, неожиданно делая шаг назад, отстраняясь, и Джин останавливает свою руку, которой он хотел коснуться синяка, на полпути, замявшись на мгновение. Больно, Джин позволяет руке опуститься, изведенный приготовлениями, раздраженный и одновременно умиленный, потому что только Намджун может снова навредить себе, прежде чем сделать предложение любви всей своей жизни. — Не беспокойся об этом, Джин-хён, — он выглядит взволнованным, отстраненным, и Джин не винит его. Любой мужчина будет напуган до трясучки, собираясь сделать предложение. Но Джин все еще солдат на этой битве. — Хорошо, итак, когда она войдет… — он рассказывает Намджуну от начала до конца план, которому относительно легко следовать. Намджун кивает, но все еще выглядит так, как будто он летит в каком-то самолете, вернувшись к ним только тогда, когда Тэхён тяжело опускает руку на его плечо. — Удачи, хён. Надеюсь, она ответит «да», — говорит он, и улыбается во все зубы и десны, и Намджун морщится, кивает в знак благодарности и смотрит на зарезервированный для них стол. Джин слишком занят, чтобы ругать своего младшего двоюродного брата, потому что, черт, осталось всего 30 минут до начала мероприятия, и ему нужно проверить, что там с десертами. Сун Чжон прибывает почти на час позже, что резко выбивает их из графика, и Джин разрывает уже, наверное, десятую салфетку в руках в клочья. Тем не менее, ужин проходит достаточно хорошо, блюда медленно выносят с кухни, и в любую минуту они могут закончить ужин, и Намджун задаст девушке вопрос, ради которого они здесь собрались. Тэхён твердо стоит за спиной Джина, успокаивающе поглаживая по лопаткам, но Джин, кажется, не замечает: его глаза прикованы к тому, что происходит перед ним. Тарелки медленно пустеют, атмосфера располагает, официанта подзывают, чтобы подать вино… А потом он видит, как Намджун опускается на одно колено перед ней, и это больше, чем способно вынести сердце Джина. Бокал шампанского разбивается, когда падает на землю, и звук привлекает внимание ближайших посетителей. Джин не может вообразить выражение своего лица в этот момент, но не пытается выяснить. Просто поворачивается и убегает от взглядов, от всех остальных, зрение размыто, его обволакивает влажным жаром, стекающим по его лицу. Он думал, что сможет вынести это, сможет смотреть, как Намджун женится на ком-то другом, но он не может, не может лгать самому себе, не может не признать, что это чертовски больно, словно лом втыкается в его грудь и выворачивает сердце наизнанку. Может быть, он все это время отрицает, надеясь, что Намджун на самом деле не сделает предложение, что Намджун в конце концов увидит, как сильно она не заботится о нем, тогда как он рядом, всегда с ним, всегда готов склеить по кусочкам разваливающиеся отношения Намджуна. Джин любит его, так любит его, что готов отказаться от него, но только для того, кто его заслуживает. Кан Сун Чжон не заслуживает его. Как гребаное клише, небо вспыхивает молнией, и начинается сильный, неумолимый дождь. Джин едва видит, куда он идет, слышит только свои собственные вздохи, чувствует боль в груди, холодный дождь, проникающий под его одежду, под его кожу. Он не может поверить, что он такой жалкий, что снова убегает, но это единственное, что он умеет делать. Он бесхребетный, полный трус, не может сказать, что чувствует, и позволяет этому уничтожать себя, позволяет себе ранить людей, которых он любит. Он просто рыдает, и этот шум скрыт успокаивающим гневом дождя, и Джин думает, что он может остаться здесь навсегда, окруженный холодной и сокрушительной болью, отраженной в каплях дождя, обрушивающихся на землю. Неожиданно его хватают за руку, тело насильно тянут на себя и разворачивают, и сжатый кулак Джина ослабевает, когда он видит, кто это. — Нам... джун ...? — Джин, прости меня, — это первые слова, вымученные и с оттенком вины, которые вылетают у Намджуна изо рта, он тяжело дышит, капли стекают с его обесцвеченных волос. Но он выглядит решительным, крепко сжимая запястье Джина, будто они оба стоят на краю пропасти. Джин только благодарен, что дождь скрывает его лицо; он не выдержит, если Намджун узнает, что он на самом деле плачет. — Мне чертовски жаль. Над ними грохочет гром, и Джин смотрит непонимающе, пытаясь объяснить выражение лица Намджуна под светом флуоресцентных уличных фонарей. Почему Намджун здесь? Разве он не должен быть внутри, в тепле, празднуя помолвку? Почему…? — Я должен был заметить раньше, — Намджун начинает говорить слишком быстро, голос конкурирует с ливнем, но он не останавливается, стоит так близко, и, даже с их скудной разницей в росте, Джин все еще чувствует себя невероятно маленьким. — Я должен был заметить это раньше. Я такой тупой, Джин, ты же знаешь, я не понимал, что заставляю тебя страдать все эти годы. — Я не… — Ты влюблен в меня, — Джин задыхается, но не может отрицать этого, даже если бы захотел. — Ты был влюблен в меня годами. Ты так сильно обо мне заботился, и я воспринимал это как должное, и мне жаль, что я причинял тебе боль, — Намджун выглядит таким серьезным, говорит с таким сожалением и отвращением к себе, что Джин рефлекторно думает, что тот пытается утешить его и слова горько оседают на языке. — ...Мои чувства к тебе теперь не имеют значения. — он делает вид, что притворяется. Джин раскрывает все свои карты, ему больше нечего скрывать. Он не может утаить дрожь в своем голосе, вязкость его слов растекается вокруг них. — Это ненужный груз для тебя и то, что я должен сам исправить в себе. Это не твоя вина. — Но они имеют значение! — яростный тон Намджуна удивляет его, и Намджун держит его за руки, держит его крепко, и Джин не может отойти. — Твои чувства имеют значение для меня! Я виноват в том, что не заметил, всегда думая, что с тобой все в порядке! Я не... Я не дорожил тобой, Джин, как должен был бы, потому что ты всегда был рядом со мной! Джин, ты важен для меня, ты, я... — Это больше не имеет значения, Намджун! — кричит Джин в ответ, это все не имеет значения. Не с присутствием Сун Чжон. — Ты никогда не видел меня тем, кем я видел тебя! — он слабо бьет Намджуна в грудь. — Я люблю тебя, черт побери! Я люблю тебя, и это никогда не изменится, но ты никогда не будешь любить меня в ответ! Не... Не так, как я тебя люблю, — слезы снова начинают течь из глаз, но на этот раз они не прекращаются. Стекают так безобразно, так не определено. — Я больше не могу быть твоим другом. — Он думал, что будет доволен просто тем, что является другом Намджуна, просто находится рядом с ним, но он никогда не будет с ним в другом плане, и теперь он понимает, что это просто фантазия. Идеал, которого он никогда не сможет достичь. — Я не могу… я больше не могу… Это единственный способ. Быть всецело с Намджуном или совсем не быть. Среднего не дано. — Полюби меня или пошли к черту, Намджун, но ради бога… не оставляй все как есть. Намджун не отвечает, они оба тяжело дышат, дождь компенсирует тишину, которая теперь окружает их. Джин смотрит на него, испуганный, расстроенный, задыхаясь, наконец, понимая, что это тот момент, когда Намджун поднимется и уйдет, так как ему ставят такой ультиматум. Но Джин больше не может этого выносить. Он не может быть другом Намджуна, не может смотреть, как тот идет по этому пути, не может видеть его в объятиях Сун Чжон. Намджун наклоняется вперед и целует его. Тепло вместо холода, единственная точка контакта между их телами, и кажется, что все замерзает и останавливается. На мгновение звезды и вселенная вращаются вокруг них. Затем Джин вздрагивает, словно волна, возвращающаяся к берегу, хватается за плечи Намджуна, цепляется ногтями за спину. Они вдыхают запах друг друга, чувствуют жар ртов друг друга, и Джин так сильно мечтал об этом, о таком Намджуне, что он просто поглощен им, абсолютно утопает в нем, пробуя язык Намджуна, смешивающийся с прохладой, струящейся дождевой водой. Как магниты, они притягиваются друг к другу, двигаются вперед, пока один из них не отодвигается, глядя другому в глаза, снова спускаясь к губам. Снова и снова и снова, длинные, вытянутые, задерживающиеся прикосновения, грудь к груди, бедро к бедру, и пальцы Намджуна находятся в его волосах, на его шее, руках, двигаются, исследуют и не останавливаются. Дождь льется вокруг них, они промокают и Джин не замечает этого. Он ошеломлен, его потряхивает, он обвивает руку вокруг воротника рубашки Намджуна, давая себе опору, когда наконец отстраняется, лицо Намджуна в сантиметрах от его собственного, и Джин пытается поймать воздух, украденный у него Намджуном. Что это значит для них? Почему... Как они...? — Я… я только понял, что уже нашел того, кого искал всю свою жизнь, — шепчет Намджун ему в щеку, и он дрожит, понимает Джин. Он... Он не единственный страдающий в этой ситуации. — Он все время был передо мной. — Намджун… — сердце Джина трепещет. Этого не может быть, не может быть реальностью, потому что такое происходит только в фильмах, романтических фильмах, на которых они с Тэхёном всегда плачут. — Ты…? На протяжении многих лет Намджун является центром его мира. Джин позволяет этим чувствам полностью завладеть им, соглашается быть разрушенным ими, и ничто другое не имеет значения для него, кроме Намджуна. Он что, сделал то, о чем думает Джин? Он...? — Я расстался с Сун Чжон. Это Хосок ударил меня по лицу, чтобы отрезвить, уже после того, как я окончательно понял, что она не для меня. Больше нет. — Намджун берет ледяную руку Джина и прижимает ее к своей ушибленной щеке, которая теперь полностью видна ему. Намджун честен перед ним, открыт, как оголенный нерв, ничего не скрывает, и сердце Джина падает. — Пожалуйста… Пожалуйста, дай мне шанс. Мне все равно, если ты отвернешься от меня. Я не отпущу тебя на этот раз, я сделаю все, чтобы ты снова заметил меня. Я буду… — Он прижимает их лбами, содрогаясь от холода, от страха, от решимости. — Я сделаю себя достойным тебя. Точно так же, Джин срывается, прижимает к себе Намджуна, чувствует, как тот держит его, как будто боится исчезновения Джина на его же глазах. Ему все равно, если это ложь, что в конце концов ему нужно будет вернуться к реальность, потому что Намджун сейчас здесь. Он осязаемый, теплый и настоящий, а боль, слезы, истощение прошлого больше ничего не значат, не сейчас. Не тогда, когда Намджун наконец видит его таким. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Дождь смягчается и, в конце концов, прекращается. Я всегда любил тебя.