All Night with a Rogue

Лондон, 27 мая 1820 г. Леди Лили Рейнхарт вовсе не думала никого соблазнять в тот вечер, чего нельзя было сказать о ее спутнике- мистере Энгельхарте. Стоило ей согласиться выйти с ним на верхнюю садовую тррасу, как обходительный джентльмен, сопровождающий ее на престижном званом ужине у лорда и леди Леттлкот, вмиг превратился в звероподобного негодяя и распутника. В конечном итоге Лили очутилась на ореховом дереве Леттлкоттов. Ища утешения, она прижалась губами к стволу и спешно прошептала молитву, в которой благословила дерево, обрубленное в расцвете сил, за его красоту. Теперь его ствол имел четыре отверстия под разными углами: в тридцать, пятьдесят и семьдесят градусов. Путаясь в складках вечернего платья, Лили все же исхитрилась, став на нижний сук, взобраться достаточно высоко, чтобы густая листва скрывают силуэт. Прелестное платье было безнадежно загублено. Изысканное убранство из белого атласа, расшитое жемчугом и агатом на коротких рукавах, покрылась пятнами грязи и лишайника с древесной коры. Агатовые камушки и тесьма на подоле платья и в зачесанных наверх волосах цеплялись за кривые ветки и разлапистые листья. Дерево не пощадило и ее сандалий, и белых лайковых перчаток. Маман ужасно огорчит эта утрата. За те нелегкие пять лет, что миновали после скоропостижной кончины мужа и отца, семья очутилась на грани финансового краха. Маман старалась изо всех сил, чтобы снабжать их самым необходимым и вывести в высший свет Лили и старших сестер, Хлою и Тессу. Вызвав в их скромное норфолкское обиталище модистку из Лондона, вдовствующая маркиза Рейнхарт поклялась выдать своих дочерей замуж и обеспечить им достойное будущее. И она, безусловно, была бы потрясена до глубины души, если бы увидела, как Джулиана прячется на дереве от потенциального ухажера. — Леди Лили! Она замерла, услышав голос мистера Энгелхарта. Издалека доносились звуки музыки — это музыканты в бальной зале исполняли на струнных и тамбурине старинную балладу «Затуши свечу». Это была поучительная история о романе между юной леди и простым подмастерьем. Сюжет баллады весьма забавно перекликался с досадной ситуацией, в которую угодила Лили, хотя покинутый ею спутник едва ли счел эту перекличку забавной. Она надеялась, что мистер Энгелхарт уже угомонился. Вырвавшись из его докучливых объятий, она, крутнувшись волчком, сбежала по тесаным каменным ступеням в обширный сад Леттлкоттов. Лунный свет и мерцание фонарей, озарявших извилистые тропы, придали ей уверенности. Она уже подумала было, что надоедливый джентльмен признает свое поражение и не будет унижаться. К сожалению, ума в голове у этого человека было не больше, чем изящества в руках. Свет, заливавший ее путь к спасению, лишь подогрел в мистере Энгелхарте желание во что бы то ни стало поймать ускользающую добычу. С усыпанной гравием дорожки она нырнула в густые заросли. Настало время для решительных мер. И вот она оказалась на ореховом дереве. — Леди Лили? — Мистер Энгелхарт подошел настолько близко, что она уловила едва заметную дрожь в его голосе. — Да не бойтесь же вы меня! Я лишь хочу препроводить вас в бальную залу. Он замолчал, прислушиваясь к звукам ночи в надежде догадаться, где она скрывается. Поджав губы, Лили задумалась, сколько ей еще предстоит сидеть на этом дереве. Несколько минут? Час? Или до самого конца вечера? Лили робко шевельнулась, словно птица, пробующая спорхнуть с насиженной жердочки, и чуть слышно вскрикнула: острый конец надломленной ветки порвал чулок и оцарапал ей левую икру. Листья предупредительно зашелестели, скрадывая произведенный ею шум. Силясь высвободиться, она лишь усугубляла свое незавидное положение: юбка зацепилась за ветку, и чем яростней девушка дергалась, тем выше задирался подол. Несносное дерево держало Лили в плену! Тут ее слуха достиг женский смех, нежный, словно подхваченная весенним бризом цветочная пыльца. За ним последовал какой-то гортанный звук, вынудивший Лили замереть на месте. — Поймай, если осмелишься! — крикнула кому-то (вероятно, своему любовнику) незнакомка, приближаясь к дереву, которое Лили уже считала своей собственностью. Шорох мелких шажков по гравийной дорожке сменился возней короткой шутливой драки, а та, в свою очередь, — взрывом пронзительного хохота. Судя по всему, преследователь таки настиг свою добычу. Однако настоящая паника охватила леди Лили, когда незнакомая ей брюнетка в черном бомбазиновом платье, без особых затруднений продравшись сквозь заросли, подбежала к скамейке у орехового дерева. Усевшись, она протянула руку в перчатке мужчине, который, ни о чем не подозревая, появился в поле зрения Лили. Сердце ее учащенно забилось. Это был не мистер Энгелхарт. У этого джентльмена была упругая походка и грация холеного хищника, который давно избавился от юношеской неуклюжести, но еще не замечал никаких предвестий старости. Его длинные прямые волосы были заплетены на затылке в тугую косу, хотя отдельным прядям — черным, блестящим — все же удалось выскользнуть во время игривой потасовки с возлюбленной, так что у желваков теперь вились непослушные кудри. Рассмотреть его лицо как следует Лили не могла, но то, что она различала, ее порядком заинтриговало. В такой неудобной позе, да еще и скрытая густой листвой, Лили лишала себя возможности оценить внешность этого человека — она лишь чувствовала, что мужчина не отрывает глаз от женщины, зовущей его к скамейке. — Я целый вечер ждала этого момента, — промурлыкала брюнетка. Лили нахмурилась, тщась узнать этот смутно знакомый голос. — Погоня — это уже половина удовольствия, — отвечал ей мужчина, и его низкий, бархатистый голос словно бы погладил Лили по спине невидимыми, но такими нежными пальцами. Он охватил запястье спутницы ладонями, а потом привлек ее к себе и крепко прижал к груди. — К тому же сомневаюсь, что ты отдалась бы мне прилюдно. У Лили сперло дыхание. Она как зачарованная наблюдала за этим испорченным молодым человеком. Чуть наклонив голову, он завладел губами женщины. Еще несколько минут единственными звуками, доносившимися со скамейки, были тихие вздохи и влажное причмокивание, сопровождающее страстные поцелуи. — А может, и стала бы… — Мужчина хихикнул. В его роскошном баритоне Лили различила едва ли не восторг. Он стянул рукав платья своей спутницы, обнажая левое плечо, но та лишь крепче вцепилась в него и застонала, когда его губы коснулись ее беззащитной плоти. Женщина исторгла невнятный, алчущий звук, и Лили нерешительно взглянула на парочку. Руки женщины уже успели проникнуть под смокинг кавалера и распластаться на его жилете. В таком положении стала видна ее брошь — бриллиант размером с птичье яйцо, — приколотая к платью на груди. Лили насмешливо скривила губы. Она ошиблась с цветом: платье было не черное, а темно-синее. Безвкусное украшение подмигивало ей. Внизу в объятиях распутника томилась не кто иная, как хозяйка бала, леди Леттлкотт. Та самая гнусная особа, что в начале вечера с радостью сосватала Лили похотливому мистеру Энгелхарту. Мужчину она не узнала, но могла с уверенностью сказать, что это был не лорд Леттлкотт. — Коул, мы так давно не виделись!.. — задыхаясь, пробормотала графиня. Она совсем потеряла над собой контроль, стоило ему накрыть ее правую грудь ладонью и усыпать оголенную кожу восхищенными поцелуями. — Я… я уже начала чувствовать себя… — она сделала глубокий вдох, — …нежеланной. Выдержав паузу в своем чувственном ритуале, Коул с нескрываемой нежностью притронулся к ее щеке. — Если ты опустишь руку, то сразу поймешь, насколько ты желанна, Эбби. В любом случае, давай не будем портить нашу дружбу сантиментами, которые не нужны ни тебе, ни мне. Наши потребности до смешного примитивны, но тебе повезло: я готов их удовлетворить. Лили ошарашила равнодушная прямолинейность этого человека. Прижавшись к стволу дерева, она наблюдала, как леди Леттлкотт норовит вырваться из объятий Коула и, кажется, заносит руку, чтобы отвесить ему пощечину. Одной рукой перехватив запястье любовницы, второй он с немалой силой хлопнул ее по спине. — А ну-ка успокойся! — рявкнул он. Леди Леттлкотт встретила заслуженную кару довольной ухмылкой. Это было даже веселее, чем любая драма, разыгравшаяся на ее глазах в бальном зале, а уж здешний ton славился публичными сценами. — Ты действительно хочешь сопротивляться, Эбби? — Коул разомкнул руки графини и легонько куснул ее ладонь. Для телесного наказания укус был слишком осторожным и, как ни странно, эротичным. В животе у Джулианы будто бы захлопала крыльями стайка бабочек. Леди Леттлкотт, вероятно, отреагировала схожим образом: прекратив напрасную суматоху, она со стоном пала противнику на грудь, тем самым признавая свою безоговорочную капитуляцию. — Ты настоящий мерзавец, Коул. Если б я была поумней, то ушла бы сейчас, а ты бы остался мучиться в компании своего ненаглядного члена. Син отпустил ее и сделал шаг назад. — Так уходи же, — ответил он со скукой в голосе: угроза явно звучала не впервые. Он с безучастным видом сел на скамейку, вытянув руку вдоль спинки. — Здесь никого нет, а моя рука всегда при мне — этого должно хватить, чтобы утолить мои интимные печали. Вытаращившись в изумлении, Лили в который раз попыталась рассмотреть мужчину, ради которого леди Леттлкотт рисковала навлечь на себя мужний гнев. Лица мужчины из такого положения она не видела вовсе, но, судя по его самоуверенному тону, это был, безусловно, очень красивый человек. Графа Леттлкоттского она увидела, как только прибыла на бал, и сомневалась, что его жена решится на измену с кем-либо менее достойным. — Ты когда-то уверял меня, что моируки тебе нравятся больше, — сказала графиня, придвигаясь ближе и задевая юбкой вожделенное колено. — Неужели? — От его высокомерного тона Лили едва не взвыла. Вольготно раскинувшись на скамейке, Коул вытянул свои длинные ноги, но леди Леттлкотт, похоже, не сводила глаз с того, что таилось между ними. Лили с неохотой признала, что ей тоже было интересно, какое же чудо стесняли эти брюки. Воспитанная в заточении, она обладала прискорбно малыми познаниями в мужской анатомии. Чем же этот Коул смог вскружить голову леди Леттлкотт? Однако тот факт, что графиня изучала его тело со столь откровенным любопытством, Коула, видимо, нисколько не смущал. Лили даже показалось, что ему приятна бесцеремонность партнерши. Она бесшумно привстала на толстой ветке и немного сдвинулась влево, чтобы, наплевав на режущую боль в глазах, впериться в загадочную тень над мускулистыми бедрами мужчины. Леди Леттлкотт не спеша переместилась в V-образный клин, образованный вытянутыми ногами любовника. Не произнося ни слова, она опустилась на колени — и лицо ее оказалось в считанных дюймах от пуговиц на его брюках. — Пожалуй, мне стоит перейти от слов к делу, повелитель. — Пальцы ее ласково пробежали по темному контуру того, что пряталось под брючной тканью. «Прямо здесь?! Нет! Она не посмеет!.. Или посмеет?..» Не веря своим глазам, Джулиана прикрыла рот ладонью, чтобы ненароком не вскрикнуть. Господь Всемогущий, этого не может быть! Но шелест материи и восхищенный вздох графини удостоверили Лили в том, что она сейчас станет невольной свидетельницей любовного соития. Ей понадобились колоссальные усилия, чтобы не дать панике овладеть собою. — О Коул, любовь моя, я погибну, если ты не позволишь мне вкусить твоего плода! Лили брезгливо поморщилась, представив, какуюименно часть тела графиня окрестила «твой плод». Дили никогда даже не целовала мужчину, не говоря уже о том, чтобы изучать его… как там выразилась леди Леттлкотт? «Ненаглядный член»? Графине же, судя по всему, предмет был не только хорошо знаком, но и очень дорог. Если присутствие Лили откроется, как они поступят? Попытаются подкупить ее? Начнут угрожать? Прибегнут к насилию? Возможные варианты проносились в мозгу, словно вспышки молнии, рассекающие грозовое небо; в горле теснился крик. Коул глухо захрипел, как бы поощряя начинание леди Леттлкотт. По телу Лили пробежала мелкая дрожь, такая несдержанность была в этом звуке — настоящий вой разнузданного самца. Она потерла внезапно разболевшуюся грудь: ее несчастная плоть изнывала в корсете, придавленная к тому же к жесткой древесной коре. Все ее мечты были о том моменте, когда служанка скинет с нее одежды и избавит наконец от напряжения, сковавшего ее до самого живота. Коул, между тем, расставил ноги шире, открывая коленопреклоненной женщине неограниченный доступ к его мужскому достоинству. Лили закусила губу, чтобы подавить еле слышный стон. Инстинктивно оплетя ствол дерева ногами, она прижала промежность к грубой, морщинистой поверхности ветви. Невзирая на вечернюю прохладу, ей было жарко, а голова шла кругом. Если она немедленно не умерит свое расшалившееся воображение, то запросто выдаст себя — скажем, потеряет сознание или попросту, не удержавшись, рухнет со злосчастного ореха! Вне себя от возбуждения, она запустила руку в волосы — и случилось нечто неожиданное: крошечное белое перышко, одно из многих, приколотых к локонам, выпало и спланировало вниз. Не задумавшись ни на секунду, Лили потянулась за странствующей крошкой-пушинкой, готовой вероломно ее предать, но проворное перо ушло от преследования и затанцевало в потоке воздуха, всколыхнутом резким жестом. И продолжало неумолимо стремиться к охваченной страстью парочке. Прижав кулак к губам, Лили беззвучно прочла молитву. Леди Леттлкотт и Коул были, пожалуй, слишком заняты, чтобы заметить малюсенькое перышко, в этом Лили убеждали хриплые стоны и недвусмысленные чавкающие звуки, раздававшиеся внизу. Когда частичка хрупкой белизны вдруг приземлилась прямиком на черные локоны графини и ослепительно — даже в тусклом лунном свете — засверкала на выгодном фоне, Лили затаила дыхание. Она мысленно умоляла перышко поддаться ветру и исчезнуть на чернильной земле. «Лети же!» Последняя надежда погибла, когда пальцы Коула переместились с плеча любовницы к ее волосам, а именно — к предательскому перышку. Напрягшись, он взял его и задумчиво потер между пальцами, размышляя, откуда оно взялось. А после, не дав Лили времени на подготовку, Коул запрокинул голову и посмотрел прямо в ее встревоженные глаза. Коул Митчел Спроус, маркиз Спроус, для друзей — просто Коул, насладился своими двадцатью пятью годами жизни сполна. Его беззаботное существование было преисполнено всяческими излишествами, вещами запретными и зачастую весьма опасными. Немногое могло его по-настоящему удивить — разве что бледное личико испуганной девушки, сидящей в ветвях орехового дерева прямо у него над головой. Воздух, собравшийся в легких, в одночасье нашел выход наружу. Эбби, разумеется, подумала, что за это свидетельство экстаза стоит благодарить ее умелый язычок, ласкавший недюжинное орудие. Митчел же не собирался вступать с нею в спор. Манипуляции графини приносили ему изрядное удовольствие, но все внимание его переключилось на девушку в ветвях. К тому же если бы он в тот же миг разоблачил незваную гостью, то мог бы никогда не узнать, зачем та нарушила их уединение. И — да, он был… заинтригован. В таком ракурсе она показалась ему довольно привлекательной, как на его искушенный вкус. Длинные светлые кудри, завитые спиралями, обрамляли овальное лицо, напоминая золотые сережки, вдруг выросшие на ореховом дереве. Томные миндалевидные глаза в каком-то смысле компенсировали чересчур уж тонкую переносицу, а при виде закругленного подбородка незнакомки ему остро захотелось изучить каждую линию ее тела. Кожа ее мерцала приглушенным светом, точно луна на небе. Чем было это мерцание: даром природы или симптомом страха — оставалось лишь догадываться. Пухлые губы ее разомкнулись, как будто вдох дался ей с трудом. Кто же она, черт возьми, такая? Шпионка, нанятая Леттлкоттом? Коул тотчас отбросил это предположение. В этот вечер в объятия Эбби его привела скорее скука, чем похоть. Он мог бы овладеть порочной графиней где угодно, решение предаться страсти в саду было спонтанным. К тому же даже самый ревнивый муж не заслал бы шпионку на дерево. Да еще такую красивую шпионку! Острые ногти Эбби, впившись в особо чувствительную зону, вернули Сина к делам насущным. Если предоставить этой дамочке абсолютную свободу, она растерзает мужчину одними лишь зубами и ногтями. — Послушай, дорогая, это, конечно, неземное блаженство, — сказал он, приподнимая ее голову одной рукой, — но надо дать моему дружку передохнуть. — Игнорируя ее немой протест, он спрятал набухший пенис обратно в штаны и застегнул две пуговицы. Сделал он это не только из соображений приличия: едва ли эта девчушка могла рассмотреть что-либо в полумраке. Коулу просто хотелось дожить до конца вечера без серповидных отметин от зубов на своем инструменте. Он лениво поиграл соском, торчащим над лифом платья графини. — Как-то невежливо с моей стороны позволить тебе стоять на коленях. Эбби буквально втекла в изгиб его колен, как вино втекает в бутылку. — Насколько я помню, ты любишь, когда женщины стоят перед тобою на коленях, а рты у них заняты. Ведь тогда они хотя бы молчат. Губы его расплылись в самодовольной усмешке. Вполне возможно, что эти слова и впрямь принадлежали ему. — А вдруг я изменился? Эбби рассмеялась над абсурдной ремаркой. — О Коул, ты бываешь разным! Безрассудным, расчетливым… — Она убрала волосы с его лица, и губы ее отправились в путешествие от виска к подбородку, каждым поцелуем отмечая новую черту характера: — Находчивым, страстным, грубым… Подчас жестоким. Ты своекорыстный подлец. Сердцеед. Пресытившийся гад. Но главное, что в этот миг ты мой! — Обвив его шею руками, она запустила пальцы под шейный платок. Он ощутил легкий укол: это ногти графини вонзились в кожу, расцарапав ее до крови. Стало быть, Эбби таки оставила на нем отметину. Коулу было недосуг оспаривать ее мнение. Все его друзья охотно согласились бы с оценкой леди Леттлкотт. В определенные моменты он проявлял то или иное из названных качеств. Только очень глупые женщины могли подарить ему свое сердце или хотя бы тело. Именно поэтому такие женщины, как Эбби, ему и нравились. Заводя очередную любовницу, он изучал ее тело до тех пор, пока не убеждался, что знает его досконально, как свое собственное. Он должен был точно знать, с какой силой и в каком месте надавить, чтобы женщина затрепыхалась в его объятиях, точно раненая птица. Какой задать ритм, чтобы она стонала и выкрикивала его имя. Коул был далеко не первым любовником Эбби: родив Леттлкотту наследника, та пустилась во все тяжкие. В общем-то, он даже не был ее фаворитом. Вторая беременность и появление на свет еще одного сына на долгих полтора года выдернули Коула из ее ненасытных лап. Однако едва перестав кормить младенца грудью, Эбби выразила желание возобновить роман. Он откликнулся без особого энтузиазма. Еще в начале вечера он стоял перед выбором: провести остаток времени в компании мягких персей графини или же за карточной игрой с друзьями и приспешниками Леттлкотта. Надо было отдать предпочтение картам. К счастью, тонкий нюх учуял новую добычу — и Коул с удовольствием вышел на охоту. Он снова посмотрел вверх — и на него уставились с той же серьезностью широко распахнутые глаза. Он ухмыльнулся, прикидывая свои шансы, и помог Эбби встать. Та была обескуражена. — Что случилось? Ты же… Мы ведь не… — Увы, время истекло. Крепко держа графиню под руку, он повел ее прочь от дерева. — Мы слишком долго отсутствовали. Я, кажется, слышал, как тебя звали с террасы. В глазах Эбби впервые мелькнул испуг. — Что же ты раньше не сказал? — Занят был, — с нахальной улыбкой ответил Митчел. Проверяя, в порядке ли ее платье и прическа, графиня отпустила словечко, не вполне подобающее истинной леди. — Стой здесь. Будет подозрительно, если мы заявимся вместе и скажем, что ходили в сад подышать свежим воздухом. — Эбби поспешно поцеловала его в губы. — С нетерпением жду новой встречи. — На секунду задержав пальцы на его щеке, она развернулась и засеменила к дому. Эбби считала, что в любой момент, повинуясь прихоти, может отвергнуть своего тайного любовника, а Алексиус позволял ей так считать, пока ему это было удобно. Графиня не понимала, что это лишь иллюзия и это он ублажает ее, повинуясь своим прихотям. Как и все ее предшественницы, Эбби принадлежала ему лишь до тех пор, пока он не уставал от затянувшейся игры. Дрожа от возбуждения, залившего все его тело, Коул зашагал обратно к ореху.