Эмпиризм

Природа её души менялась. Она была лишь пустотой, вакуум одиночества разъедал её чувства, её мысли, её личность, её сердце. Все воспоминания просачивались с рубиновой жидкостью. Просачивались не урывками из-за того, что были вырваны, а гладким непрерывным потоком. Всё, что Иноуэ могла вспомнить, были плохие воспоминания. Они были болезненными, унизительными, оскорбительными. Когда она наткнулась на сладкое воспоминание о своём брате, боль была как от ножа в спину. Соры не было здесь. Те дни, когда они смеялись с Тацуки давно прошли. Застенчивая, искренняя любовь к Куросаки Ичиго — где доказательства, что она была? Красочным воспоминаниям не было места на серой земле. На самом деле, когда волна тоски затопила её, Орихиме больше не считала их реальными. Ложь и фантазия. Бред больного разума. Нет, ничего из этого не было настоящим. Глубоко грызет ощущение утраты всего... это естественно. Неизбежно, как воздух. Ложные, хрупкие, яркие сны. Иноуэ свернулась клубочком, пустая рана становилась гнилым тоннелем в её груди. Я, должно быть, единственный человек в мире. Даже холодная, жестокая, грубая земля не кажется действительностью. Одна. В полном одиночестве. Страшный крик начал скапливаться в её легких и вырвался диким воплем банши во время шторма. Молодая девушка кричала из-за своего одиночества, зная, что здесь нет никого, кто её услышит. Белая костяная глина ползет вверх по её горлу, кривя в гримасе рот, и душит защитной маской. Вскоре горящие янтарные глаза встречаются с прохладой зеленых. Новый Пустой чувствует почти успокоение от его бесспорного реального присутствия. Отчаяние Орихиме капля в море отчаяния Улькиорры. Последнее, что она видит перед забвением — тревожный темный шар рядом с алым сердцем, всё ещё бьющимся у него в руке.