Двое под светом фонаря.

Тик-так, тик-так, тик… Стрелки медленно плыли по циферблату.… Тик-так.… Кажется, секундная вовсе не ускорялась. Часы, минуты, секунды… Всё замедляло свой ход. За окном не было ни одного признака жизни, не кружил меж деревьев ветерок, от жара клубилась дорога и тротуары. Монотонный голос Айзавы-сенсея усыплял половину класса, а если прислушаться, то можно было услышать, как тихо в ладони зевала Мина или как сопел Ханта. Оджиро тоже засыпал и чтобы не упасть лицом на парту, подпер его кулаком. Уже закрывая глаза от единообразия происходящего, он ощутил какое-то щекочущее и нежное чувство. — Мягкий, — следом послышался шепот, тихий, еле слышный. Оджиро обернулся в пол-оборота и застал Денки, который с увлечением и неким азартом увлёкся его хвостом, прикусив кончик языка, как делают многие дети, которым дают освоить что-то новое. — Денки, что ты делаешь? — слегка покраснев, спросил шепотом Оджиро. Каминари вздрогнул и с коротким звуком первой буквы алфавита выпустил из рук хвост. — Прости, прости, прости, — затараторил Денки, краснея всё больше после каждого слова, — Просто... — Итак, класс. — Внезапно громко и чётко сказал Айзава-сенсей, оборачиваясь к ученикам. Тут же проснулись все, даже Серо, и уставились на учителя сонными взглядами, поддернутые мутной дымкой. — На дом я задам вам сочинение, чтобы... — А? Сочинение?! — Высказался Кацуки. — Мы вам что, в первом классе? — Чтобы, — продолжал учитель, не обращая внимания на орущего, — понять, что в ваших головах. Выскажите на листе бумаги свои мысли на любую тему. — Прозвенел звонок, который заткнул негодующего, и уже через минуту можно было услышать, как в класс топал учитель английского. — Свободны. Не успели 1-А моргнуть, как Айзава-сенсей влез в свой жёлтый спальный мешок и ушёл в сторону коридора, а в класс ввалился Сущий Мик. — Здарова, ребята, — очень громкий голос Мика окончательно разбудил всех.

***

— Сочинение на любую тему... — рассуждал у себя в комнате Оджиро. — А если мыслей нет? Совсем. Он боролся с желанием бросить ручку в надежде, что в голову что-то стукнет после ее удара о пол, но вместо этого просто положил ручку на тетрадь, встал со стола, медленно прошёлся от угла до угла, посмотрел в окно на ночную лужайку рядом и повалился спиной на кровать, накрывая лицо рукой. В голове не было ничего, абсолютная пустота, даже маленькая светлая мысль поглошалась беспространственной чёрной мглой. Да и писать было не о чем: все темы были разобраны ещё на перемене перед английским. Он снова встал, накинул куртку и пошёл в шумный низ, взяв тетрадь с собой. Внизу всё было как обычно: орал Кацуки, смеялись девчонки, Киришима и Ханта пытались успокоить буйного Бакуго, вдалеке от всех Яойроза с Кьекой слушали в наушниках музыку и читал Тодороки,— никто не заметил Маширао. Но ему и не нужно было внимание. Он вышел на улицу и в голову ударил лёгкий ветерок, теребя листы тетради и забирая остатки последних мыслей, унося их за чуть светлый от городских фонарей горизонт. Полная луна светилась ярко на чистом от облаков небосводе и освещала всё пространство вплоть до массивной школы. Маширао глубоко вдохнул, покрываясь мурашками от морозного и лёгкого ветерка, удивляясь, как быстро в начале весны меняется погода от жары до холода, и уже собрался ступить на лестницу, как голова повернулась на непонятные жёлтые вспышки меж деревьев. Ноги сами пошли на источник света, похожий на маленьких светлячков, весело играющих друг с другом. Подходя ближе, ступая по ломкой траве как мышка, Оджиро увидел Денки. С закрытыми глазами он выводил в тетради текст, а свободная рука перебирала меж пальцами маленькие вспышки электричества в виде молний. Его прижатое к дереву тело было расслабленным и напряжённым одновременно, лицо было спокойным и сосредоточеным, он улыбался уголками рта, одна нога была согнута в колене, а другая непринужденно лежала рядом. Видимо, он нашёл своё вдохновение, пристроившись среди собственных электрических светлячков. Маширао не решался его тревожить, спрашивать, о чём он пишет и вообще что-либо говорить. Он просто сел напротив, скрестив ноги. "Милый", — пронеслось у него в голове ураганом и Оджиро покраснел. Он наблюдал за движениями его рук, мелким поддергиванием ног, спокойным лицом, поднимающиеся при вдохе грудью пытаясь понять, что же в нём такого милого. И каждое шевеление непослушных золотых волос при ветре, каждый вдох и выдох, плавное движение рук отзывались в разуме Маширао чем-то непонятным, легковозгораемым и прекрасным, заставляющим щеки гореть, а сердце стучать чаще. Он взял тетрадь и стал писать. Рука сама выводила текст: о Каминари Денки, парне, о котором никто не напишет. Прекрасные строки, которые не одобрит Айзава-сенсей и не поймёт парень с волосами цвета золотой пшеницы. Оджиро опомнился, когда было написано больше страницы. Он перечитал строки, смутился, покраснел и вырвал лист, сминая его и убирая в карман куртки. И именно хруст оторванной бумаги заставил Каминари открыть свои золотые глаза и уставиться на Маширао. — Чё как? — заулыбался парень, убирая тетрадь в сторону. — Да вот, ни строчки написать не могу, — ответил Оджиро, слегка краснея то ли от смущения, то ли лёгкого мороза. Светлячки больше не играли искрами, рука опустилась на колено, и луна осталась единственным светом ночи. — Понятно. Если хочешь, могу помочь, я почти закончил своё, так что я почти свободен. — Спасибо, буду рад. А о чём ты писал? — О причуде. — Вот как,— с грустью сказал Оджиро, глядя на свой хвост. — У тебя классная причуда. — У тебя тоже, — склонил голову золотоволосый. — Не думаю. У меня всего лишь хвост, а у тебя электричество. — Меня используют как розетку, так что везде есть свои минусы. Тёмный силуэт Дэнки привстал и приземлился вплотную к Маширао. — Итак, тебе нужна тема для сочинения, — ловко перевёл тему Каминари, наваливаясь на дерево и поворачивая голову на Оджиро. — Да. Он чувствовал, как пальцы Каминари касались его, как медленно, пробиваясь через вязкие толщи "нельзя" и "неестественно", появлялось желание сплести их, робко отводя взгляд, тем самым вызвав недоумение второго, как сердце стучало бешеным ритмом и щеки алели при вдохе его волос запаха электричества. — Пиши обо мне, — самодовольно, как Минета обсуждал грудь Полночи, предложил Денки. — Не стоит, — смущено ответил Оджиро, вспоминая про лист, прожигающий карман изнутри. — Хорошо, — протянул золотоволосый. — Сейчас придумаем. Он ненадолго замолчал, перебирая в голове варианты, приложив к подбородку палец, а Оджиро приготовил ручку у первой строки нового листа, готовясь что-то писать. Что угодно, любое слово, которое застрянет в глотке и отзовётся в голове эхом. Ручка выдавила в тетради неровным почерком первый набор букв. Светлячки снова наполнили воздух, рука поднялась вверх, прицеливаясь, взгляд устремился в небо и через секунду вспыхнул фонарь, привлекая к себе ночных мотыльков и бабочек. Голова Денки повернулась на восхищённый взгляд Оджиро, он улыбнулся, чувствуя, как пальцы Маширао легли поверх ладони, лежащей на траве. От него исходило теплом и умиротворением и Каминари не стал убирать руку, мешать идиллии, заставлять чувствовать второго неловко, потому что сам не понимал своих спутанных эмоций, нахлынувших штормом и засевших в приподнятых уголках рта. — Ощущения, — медленно прочитал золотоволосый в тетради парня. — Что ж... Он поднял руку, расправив пальцы, чуть выше усыпаного звездами горизонта, ненадолго зататаил дыхание, еле заметно отсроняясь от дерева в попытках взглядом зацепиться за самые яркие созвездия, что отражались в его золотых глазах и стал говорить, а Маширао записывал каждое слово. Получался бред, несвязные слова тонули в попытках, но никто не останавливался и не просил остановится, ведь знали, что дальше пойдёт как надо. Они писали почти в стихотворной форме, звонко смеясь, когда рифма подбираась удачно, радуясь, когда находилось подходящее слово. Каминари то водил рукой по дальним просторам необъятного космоса, то тыкал в тетрадь, прося заменить словосочетания на что-то более прозаичное, и Оджиро менял, добавлял своё, что обоим нравилось. И каждая строчка была похожа на цитату из популярной книги, написанная с чувством и душой великого автора. Они изучали друг друга медленно, украдкой, полуопущенными веками и тихим шуршанием ручки в тетради, всей душой прося время остановится на этом моменте и не сдвигаться с места, пока они не влюбятся в друг друга по уши. Они даже не заметили, что их пальцы уже давно сплелись, передавая всю ту громадную, неловкую нежность, чем та шоколадка с лиловой коровой. Маширао поставил точку и облегченно выдохнул, всем видом показывая, что он счастлив. Даже искренняя улыбка не являлась чем-то противоположным светлым чувствам обоих. Оджиро хотел уже встать, поблагодарить Каминари за помощь, и пойти, кутаясь в куртку, прячась в ней от наступающего холода. Но внезапное тепло заставило задержаться на нагретой земле. — Денки... — смущенно прошептал Оджиро, глядя на руку в объятьях травы. Он тоже посмотрел туда, отвернул голову и освободил ладонь. Было непонятно, что выражало его лицо. Тишина. Маширао поднялся, украдкой посмотрел на Денки и заметил, что парень улыбался. Светло, с алыми щеками и смеющимися глазами — совершенно детское счастливое выражение лица с тонной неловкости. — Тебе весело? — непонимающе спросил Оджиро. Он вообще не понимал ничего, а особенно не мог объяснить толком улыбку Каминари. Парень плотно закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, собираясь с мыслями. — Прочитай, что мы сочинили, — шёпотом попросил Денки. Чувство опустошённости и некой расслабленности накрыли с головой и Маширао расправил тетрадные страницы, чуть щурясь, пытаясь понять свой же почерк: — Ощущение - светлое чувство, наполняющее душу и сердце изнутри теплотой... Он читал медленно, с расстановкой, по всем правилам чтения: высокая середина и тихий конец, — подбирая тональность, рифмуя слова, а Каминари забылся в его звучании чуть дрожащего голоса. — Как думаешь, Айзава-сенсей примет это? — закончив читать, спросил Маширао. — Мы так старались! Он должен! — с восхищением за проделанную работу ответил Денки. — И не поспоришь. Поздно уже, надо бы возвращаться. — Ага. Каминари стал собирать свои вещи, клептомански подбирая и ту помятую ловко сбежавшую из кармана Маширао бумажку, думая, что это его, и что она упала именно из его тетради. А ведь скоро, придя в свою комнату и начав избавляться от накопившегося мусора, Денки заметит своё имя, красиво выделившееся среди остального текста, прочтёт не менее красивое содержание, прижмёт помятыш к груди, справляясь со всем спектром всевозможных эмоций, и, сорвавшись с места, придёт к Маширао, требуя объяснения, но в ответ получит невнятные слова и просьбу сжечь и забыть. Каминари лишь подойдёт непозволительно близко и прижмёт в объятьях покрасневшего до кончиков ушей парня. А пока они шли до корпуса, весело обсуждая всевозможные темы, думая, прочтёт ли Айзава-сенсей лучшее сочинение при всём классе, и споря, у кого всё таки получилось лучше, они пришли к компромиссу, выбрав Момо Яойрозу.