Мягкая кисть легко скользит по идеальной коже. Обладатель фарфорового лица покорно сидел на стуле, пока визажист творил на этом лице что-то очень-очень красивое. Множество кистей, косметики и оттенков просто смешались, и уже так хотелось просто посмотреть на результат. А мастер ставил всё новые штрихи, ему казалось, работа ещё недоделанная.
Чего-то не хватает.
— А вы куда-то собираетесь?
— Нет, — ответил клиент, — мне просто нравится, когда меня красят. А сам я не умею.
Последний мазок кистью — готово. Идеальное лицо, идеальный макияж, идеально уложенные волосы. Казалось, всё просто идеально. Но всё ещё думалось, что работа незакончена.
Чего-то не хватает.
И тем не менее, кисти и продукты были собраны в сумку. Что-то подсказывало, что косметика больше не пригодится.
— Посмотрите в зеркало. Вам нравится?
Василий посмотрел в зеркало — на него смотрел идеал. Чистая рубашка, холодный взгляд. Ему нравилось в себе всё. Особенно идеальное лицо. Все оттенки были подобраны максимально правильно, сама работа выполнена лучше некуда. Но
чего-то Саше не хватает.
— Да-да, это именно то, что я хотел большое спасибо!
— Мне кажется, что надо что-то ещё. Я не знаю, что, но
что-то надо.
— Это просто идеально, куда уж лучше!
Да, это был лучший клиент Беличенко. Всем Василий был хорош: и телосложением, и лицом, и вкусом, и характером. Что же не так? Может, где-то мастер ошибся? Может, надо что-то переделать?
— Василий, взгляните на меня, мне ещё раз нужно посмотреть свою работу.
Звёздкин повернул голову и вопросительно посмотрел на собеседника. В его глазах можно было прочитать... да ничего нельзя было прочитать! Он не показывал себя, он был, как кукла. Да, кукла. Красивая, чистая, как белый лист, и идеальная. Слишком идеальная.
По-прежнему Василий смотрел на Сашу, по-прежнему был невозмутим. А тот, оперевшись коленом на стул клиента, так близко наклонился прямо к его лицу, заставляя растеряться и вжаться в спинку стула.
— Вы не имеете права...
— Я нашёл, чего не хватает, — прошептал Беличенко прямо в губы клиента.
Так грубо и чувственно он, кажется, никого не целовал. Стойкая помада оказалась не такой уж и стойкой, пудра и тон в некоторых местах напрочь стёрлись — худые пальцы не давали покоя шее и скулам Звёздкина. Идеально уложенные волосы совсем растрепались. На рубашку упали испачканные в косметике руки, марая её и параллельно расстёгивая. Ключицы, грудь, торс — всё было слишком идеальным. Ровным, чистым, красивым. И так хотелось поставить на теле пару ярких засосов. А что, собственно, мешает? Ничего. И визажист с отпечатанной ярко-красной помадой на губах наклонился к белоснежной коже. Послышались глухие стоны.
Хочешь раздеться,
Стой, не спускайся вниз.
Залезь мне в сердце,
А не в ширинку джинс.
Красно-фиолетовые пятна раскидались по всему телу, и Беличенко был доволен этим.
— Как-то раз один известный визажист сказал, что существует два вида макияжа:
первый — не трогайте меня, я из фарфора; и
второй — трогайте меня, целуйте меня, я чист и на мне почти нет макияжа. Так вот. Я думаю, есть
третий вид: трогайте меня, мажьте помаду и стирайте стрелки — мне это нравится, я не хочу быть идеальным. И сейчас я увидел тебя, а не идеального человека. Будь таким, тебе идёт быть несовершенным, Вась.
И, оставив поцелуй на чужих губах, Саша взял сумку и направился к двери.
— А как же оплата?
— Считай, что я тебе это подарил, — бросил парень перед тем, как выйти из дома.
—
Вась, — повторил за гостем Васил... Вася.
Больше они не увидятся, но почему-то теперь кареглазому казалось, что какая-то часть мастера теперь будет с ним всегда.
Ой, вылижи мне душу,
Нимфоманка.
