To Be Alone with You

— Я слышал, ты хочешь лечь с Абди?       Маттео прижат к двери спальни, потому как рука Давида крепко удерживает его там.       Все произошло так быстро. Остальные мальчики отправились по своим комнатам, но Маттео мог рассказать о последних тридцати минутах только по трем ключевым моментам.       Во-первых, по тому, как сжался его желудок, когда Давид тихо сказал ему на ухо:  — Серьезно? — в ответ на известие, что Маттео будет спать с Абди.       Во-вторых, по тому, как он поджал пальцы ног, когда Давид пробормотал что-то в ответ на объяснение Маттео а-ля «я просто хотел, чтобы ему стало лучше.        В-третьих, как легкомысленно он позволил Давиду поднять себя за руку с дивана и решительно потащить себя в спальню.       Мальчики не очень-то парились из-за Давида и Маттео, если не считать подкалывающих замечаний и понимающих мальчишеских взглядов. Давид уже поел перед тем, как прийти к Маттео, и Маттео, в общем-то, не чувствовал голода. Конечно же, до настоящего момента, но голод этот был совсем другого рода.       Маттео не может пошевелиться, даже если бы захотел. Его глаза фокусируются на непреклонном, сардоническом взгляде Давида, и он теряется в темно-карем тепле, которое угрожает поглотить его целиком.       Затем указательный палец Давида медленно постукивает по его груди, снова возвращая его к реальности. Давид ждет. Маттео с трудом сглатывает.  — Что ты собираешься делать? — наконец, произносит Маттео. Он сам удивляется той уверенности, с которой звучит его голос, несмотря на ощущение, что он может растечься лужицей прямо здесь и сейчас.       Давид напевает, просовывая бедро между ног Маттео, и тот и не может не прислониться затылком к двери, громко выдыхая. Он остро ощущает каждую конечность, каждый нерв, каждую точку своего тела, которая соприкасается с Давидом. Губы Давида касаются шеи Маттео, и он шепчет:  — Это…       Маттео задыхается, когда бедро Давида намеренно трется об него. Его руки непроизвольно скользят по предплечьям Давида, под рукавами рубашки, находя равновесие на его бицепсах. Маттео чувствует, как губы Давида складываются в улыбку, прежде чем оставить поцелуй с открытым ртом прямо под ухом. — Не думал, что Абди будет для тебя угрозой, — хрипит Маттео. — Нет, — твердо отвечает Давид. То, как его бедро прижимается к Маттео, говорит об обратном. — Он просто идиот.       В этом замечании есть намек на небезразличие, скрытое под слоями сочащегося желания. Маттео не обижается.       Он поворачивает голову и находит губы Давида. Они нежно целуются, и Маттео находит в себе силы, чтобы двигаться в такт с этим парнем. — Уверенность тебе к лицу, — выдыхает Маттео между поцелуями, проводя тыльной стороной ладони по раскрасневшимся щекам Давида. — Ты тоже неплох, — отвечает Давид, отстраняясь и не сводя глаз с манящих розовых губ. — Даже очень неплох. Совсем. — Просто скажи это. Непосредственно. Словами, — поддразнивает Маттео.       Он знает, какое впечатление он производит на Давида. Темноволосый мальчик закрывает глаза, слушая все это, позволяя словам впитаться, как Маттео впитывается в бедро Давида. Ему кажется, что он находится в лихорадочном сне, и каждое движение ведет к тому моменту, когда он лихорадка закончится. Маттео наклоняет голову и касается губами уголка рта Давида:  — Скажи, что я хорошо выгляжу. Давид шумно выдыхает через нос:  — Нет.       А потом ноги Маттео отрываются от земли, и он смеется, когда Давид поднимает его на бедра. Несмотря на начальный шок, Маттео знает, что делать. Он обвивает ногами талию Давида, обнимает его за шею, и его губы с легкостью вновь находят губы Давида. Давид приносит их к кровати, и Маттео ахает, когда его спина касается простыни. Воспользовавшись моментом, он упирается локтями в кровать, наклоняется и смотрит на этого мальчика:  — Мне действительно нужно это говорить? — интересуется Давид. Он стоит на краю кровати, томно разглядывая Маттео. Его взгляд слишком долго задерживается на одежде Маттео, словно упрекая негласно: «так дело не пойдет». — Да, — беспомощно выдыхает Маттео.       Давид поднимает голову, обдумывая просьбу Маттео. Он молчит. Вместо этого он садится верхом на Маттео, и вид Давида, взбирающегося на него, и звук тяжелого дыхания Давида приводят Маттео в состояние экстаза. Не сопротивляясь, Маттео садится и позволяет Давиду снять с него свитер и футболку. Прохладный воздух, который касается его кожи, быстро становится горячим, тяжелым от каждого прикосновения Давида к его спине, от каждого прикосновения его губ к ключицам Маттео. Маттео обнимает Давида за бедра, просовывает руки под рубашку, наслаждаясь их уединением, зная, что он единственный, кто может трогать Давида под всеми этими слоями одежды. Здесь. Сейчас. Только наедине. И только друг с другом.       Его руки обмякли, когда он снова ударился спиной о простыни, направляемый сильной рукой Давида, прижатой к его груди. Давид спускается следом, тяжело дыша, прижимаясь к шее Маттео и намеренно давя на нее.  — Пожалуйста, — выдыхает Маттео.       Все поддразнивания растворяются, и только отчаяние вырывается из его горла. Но в этом нет ничего постыдного: он хочет этого.       Давид отстраняется, садится на колени к Маттео, а тот задыхается, его обнаженный торс краснеет от прикосновений и поцелуев. Маттео готов кончить от одной только близости Давида, и он знает, что Давид чувствует это с того места, где сидит.       Маттео не знает, сколько еще он может просить. Губы Давида сжаты в твердую линию, взгляд горяч и тверд, как будто он действительно обдумывает свои следующие слова, если они когда-нибудь вырвутся наружу.       Маттео задыхается, он не знает, что делать. Его тело берет верх, и он откидывает голову назад в протяжном стоне, вскидывая бедра, чтобы Давид знал, чего он хочет. Это срабатывает. Давид снова ложится на Маттео, жадно целуя его, в то время как рука его совершает путешествие по груди Маттео, затем по животу, и в конце концов находит свой путь к краю спортивных штанов Маттео.       Маттео резко вздыхает, не в силах сдержать эйфории. Так же быстро другая рука Давида обхватывает шею Маттео, вытягивая из-под одежды и обнажая еще больше свободной кожи, чтобы приложиться к ней.       В конце концов, он оказывается с открытым ртом у горла Маттео, с ресницами, щекочущими его подбородок, когда он медленно моргает, и рукой, крепко сжимающей шею Маттео. Давид шепчет:  — Вот так ты хорошо выглядишь.       Другая рука Давида находит путь туда, куда больше всего хочет Маттео, и вскоре их движения достигают лихорадочного пика. Когда Маттео хватает Давида за поясницу, запрокидывает голову и едва сдерживает стон, Давид убирает руку с его шеи и берет Маттео за подбородок.       Большим пальцем Давид тянет Маттео за нижнюю губу, пока тот не высвобождает ее из зубов. Маттео ошеломленно смотрит, как Давид придвигается ближе. Затем, просто паря над губами Маттео, Давид произносит:  — Маттео Флоренци, ты должен знать: я всегда буду давать тебе то, чего ты захочешь. Независимо от того, каким дерьмом ты бываешь, чтобы получить желаемое.       Маттео трепещет в его поцелуе, обнимая Давида за шею, в то время как мальчик вытирает руку о боксеры Маттео. Маттео делает в уме пометку: сегодня обязательно постирать. Но сейчас есть другие потребности, о которых нужно позаботиться.       Давид укладывается рядом с Маттео, и они лежат рядом, застенчиво глядя друг на друга, как будто они не проделывали только что все эти дерзкие, дразнящие штуки, чтобы довести Маттео до оргазма.  — Ты хочешь…? — застенчиво спрашивает Маттео.       Глаза Давида сверкают, большой палец обводит бедро Маттео. Он прикусывает губу:  — Ты знаешь, чего я хочу. Маттео ухмыляется и ерзает, пока не седлает Давида.       Давид уже показывал ему. Маттео делал это раньше. Он с радостью дает Давиду то, что он хочет, с удовольствием, и он точно знает, как это дать.