Violin

— Я хочу, чтобы ты сыграл мне. Сейджуро, ещё секунду назад увлечённый сметами, переводит усталый взгляд с планшета на сидящего в другом конце дивана Тецую. Уже пухнущий от рабочих вопросов мозг переключаться отказывается категорически, поэтому красноволосый на несколько секунд зависает, недоумённо хлопая ресницами и усиленно пытаясь понять, что от него хотят. — ...сыграл тебе? — повторяет почти эхом. В голосе слышно удивление. И самую каплю растерянность. Фантом утвердительно кивает головой. Акаши смотрит на гору документов рядом с ним и, наверное, уже в многотысячный раз задумывается, что абсолютно не понимает хода мыслей своего мужа. Он хорошо видит малейшие изменения его настроения, с лёгкостью читает эмоции, но вот творящееся в голубоволосой голове, даже спустя несколько лет брака, не поддаётся для Сейджуро разгадке. Вечер пятницы они проводят в тишине, занятые документацией. Подобная просьба кажется абсолютно не к месту, да и чего-то, на неё сподвигнувшего, на горизонте тоже не виднеется. — Позволь поинтересоваться, почему желание послушать мою игру пришло к тебе именно сейчас? — бывший капитан Поколения Чудес убирает планшет в сторону — всё равно с рабочего лада мысли уже ушли, и трёт руками лицо. — Захотелось. Ты как-то рассказывал, что раньше играл на скрипке... — худые плечи едва заметно приподнимаются и тут же опускаются обратно. — Я даже играл конкретно тебе, — в разноцветных радужках появляются чертявые искры, губы расползаются в самодовольной усмешке. Перед глазами холодное октябрьское утро, белесый туман, покрытая слоем опавших жёлтых листьев земля и красный до кончиков ушей Тецуя, выглядывающий из окна на втором этаже. Сейджуро помнит тот день до мельчайших подробностей, и до сих пор ему кажется, что он был неприлично пьян, чтобы вычудить такое. — За тот концерт мне по сей день хочется утопить тебя в луже, — голос у Фантома грозный, как у чихуахуа, а ещё горят кончики ушей, и глаза злобно сверкают на покрасневшем от смущения лице. Акаши сжимает губы в полосочку, чтобы не рассмеяться от вида нахохлившегося возлюбленного. — Я лишь немного подтолкнул тебя к нужному решению, — довольный как кот Сейджуро тянет мужа на себя, сгребая в охапку, и едва ощутимо касается губами виска. — Тем, что признался мне в любви перед всем университетом? — маленькие ладошки упираются в грудь в попытке оттолкнуть. Красноволосый находит это безумно милым. — Говорят — в любви, как на войне… — он смеется и встаёт с дивана. Не успевает пройти и трёх шагов, как точно в голову прилетает небольшая подушка, а сзади слышится злобное сопение. Акаши, смеясь, подходит к невысокому шкафу, снимает с полки футляр, и почему-то у него едва заметно подрагивают руки. С тех пор, как умерла мама, он почти забросил музыку — отец выкинул из списка его занятий фортепиано в пользу академических наук, но от скрипки он сам отказаться так и не смог. Шиори всегда с безмерной любовью наблюдала за сыном, постоянно слушала, как он играет, говорила, что у него просто безупречный слух, и не заниматься музыкой для него — зарывание таланта в землю. Губы снова трогает улыбка. Сейджуро включает стереосистему в аккомпанемент, и Тецуя немного удивляется, но ничего не говорит. А когда начинает звучать музыка, то лишь неимоверным усилием воли он не позволяет челюсти поцеловаться с полом. Потому что вместо ожидаемой мировой классики вроде Баха или Вивальди, звучит что-то совсем современное и даже попсовое. Чуть приоткрыв от удивления рот, он недоумённо хлопает ресницами и вполне серьёзно думает померить любимому температуру. У Акаши же на лице абсолютная невозмутимость, он поудобнее берёт скрипку, прижимает острым подбородком к плечу и прикрывает глаза. Тонкие пальцы быстро перемещаются по грифу, зажимая струны, а движения смычка издают приятные тянущие звуки, идеально попадающие в музыку. Фантому очень хочется поинтересоваться, в какой момент его Сейджуро подменили. Ну потому что в голове просто напрочь отказывается укладываться, что Акаши — его Акаши, который даже во внерабочее время ходит в брюках со стрелками, до которого порой со скрипом доходят шутки, и который вообще человек крайней степени серьёзности — вдруг играет… Такое. Красноволосый же выглядит так, будто всю жизнь выступает на поп-сцене. Хотя, конечно, сложно найти что-то, что получается у него не идеально. Тецуя заворожённо наблюдает за лёгкими, почти летящими движениями, как он чуть взмахивает локтем, как изгибаются его тонкие пальцы, и понимает, что чего-то определённо не понимает. Он не замечает, как одна песня сменяется другой в похожем жанре, а Акаши так же легко ловит её мотив и, ни секунды не запинаясь, играет дальше. Он слегка покачивается в такт музыке, активно двигает смычком, Фантому на секунду кажется, что он даже не может уследить за его руками. Звуки скрипки причудливо переплетаются с играющей музыкой на фоне, красиво и мелодично настолько, что вполне можно записывать как полноценную кавер-версию и выкладывать в сеть. Тецуя не замечает, как сам начинает раскачиваться из стороны в сторону. Он смотрит на Акаши из-под полуопущенных век и чувствует расплывающееся под рёбрами тепло вперемешку с безудержной нежностью. Сейджуро расслаблен и выглядит таким довольным и радостным, каким его трудно даже представить. Голубоволосый знает, куда смотреть, чтобы заметить. Третий трек намного энергичнее, и почему-то представляется знойный пляж Латинской Америки — жаркое солнце, лазурные волны, пальмы. Впрочем, аналогия вполне логичная, в тексте песни было что-то про любовь и пляжи Гаваны — Тецуя нередко натыкается на неё по радио. А сам Сейджуро явно входит во вкус, его движения становятся чуть более размашистыми и активными, менее… “по учебнику” и более свободными что ли. Он двигается более резко, покачивает головой и бёдрами, позволяя телу двигаться вслед за музыкой. Тецуя не может сдержаться, чтобы не заснять это на видео. Акаши усмехается, видя направленный на него телефон, и на последнем куплете откидывается назад, позволяя себе чуть-чуть повоображать. Когда музыка заканчивается, он раскидывает руки в стороны и опускает голову в почтительном поклоне. Тецуя негромко хлопает в ладоши. — Как же много я о тебе, оказывается, не знаю. Я думал, у тебя только классика. — Вообще, я берёг это на более важный случай… — взгляд разноцветных глаз становится задумчивым, будто Акаши тщательно взвешивает дальнейшие действия. Фантом старается не заострять на этом внимание. — Тебе надо на сцене выступать. Сейджуро улыбается одними уголками губ, хотя Фантом готов руку дать на отсечение, что он бы улыбался во весь рот, если бы не был так строго воспитан — он просто не умеет в полной мере выражать свои эмоции. Это то, за что Тецуя очень хочет кинуть в Акаши-старшего кирпич. Разноцветные радужки горят не хуже звёзд на небе, и убирать скрипку обратно в чехол Сейджуро почему-то не спешит. Он выключает свет, оставляя только бра на стене, и у Тецуи под рёбрами сладко сжимается. За годы их отношений одну вещь он усвоил чётко — Акаши неисправимый, просто до мозга костей романтик. А ещё он очень любит красивые ухаживания, пусть даже самого Фантома от этих самых ухаживаний временами коробит. Красноволосый включает очередной трек и, вдохнув полной грудью, прижимает скрипку подбородком. Смычок снова касается струн, аккуратно и почти нежно. Песня снова из тех, что часто встречаются на радио. Слова ложатся на музыку как-то сами собой, Тецуя не замечает, как едва заметно шевелит губами и чуть раскачивается из стороны в сторону. Тусклый свет ложится на лицо бывшего капитана, красиво очерчивая скулы и прямой нос. Плечи, скрытые тонкой тканью кофты, выглядят ещё более хрупко, Акаши в полумраке похож на хрустальную статуэтку. На его губах еле заметная глазу улыбка, он покачивает головой в такт музыке, а ещё смотрит неотрывно. Тецуя почти видит на дне его зрачков отражение собственного сердцебиения. Почему-то думается, что, наверное, не будь Сейджуро сейчас у инструмента, он бы обязательно потянул его танцевать. Ну или утащил на балкон рассматривать звёздное небо. Или ещё что-нибудь в подобном духе. Фантом смотрит в любимые разноцветные омуты — в таком свете они почти одинаково янтарно-рыжие — и ему вспоминается Акаши, стоящий на одном колене с бархатной коробочкой в руках. Наверное, самый волнительный момент в его жизни… К щекам невольно приливает жар, и Тецуя опускает взгляд в пол. Вспоминаются горячие поцелуи под холодным дождём после их первой крупной ссоры, первый совместный новый год и опрокинутый нетерпеливыми объятиями кадомацу, Сейджуро, играющий Ему на скрипке под окнами университета… Каждое воспоминание, как кусочек пазла, складывающийся в семь прекрасных прожитых вместе лет... Тецуя не сразу замечает, когда красноволосый убирает скрипку обратно в футляр и, включив на фон какую-то негромкую песню, падает рядом, крепко обнимая его за талию. Горячее дыхание опаляет ушную раковину. — Ты, кстати, так и не ответил мне на вопрос — чего вдруг тебе захотелось послушать мою игру? Фантом дёргается, и улыбка у него с задумчиво-влюблённой меняется на почти самодовольную. Он откидывается на мужа и, смотря в потолок, кладёт свои руки поверх его. — Романтики захотелось.