В четыре руки

Саске млел под чужими руками, млел и стонал, ловя себя на мысли, что это чем-то напоминает ему игру в четыре руки на фортепиано. Он видел это как-то на концерте. Только сейчас вместо рояля — его тело, а вместо маэстро — Наруто и его брат. Ему казалось, что реальность стёрла грани с фантастикой; голова кружилась, а воздух в комнате был плотным настолько, что стало тяжело дышать. Он чувствовал тёплые губы на шее и обжигающие поцелуи на плечах и не мог решить чего хочет больше — прекратить это безумие или чтобы этот миг никогда не заканчивался. Хотелось закричать «Остановись, мгновенье!» да только вместо слов из груди вырывался громкий стон, который перехватывали чужие губы. Он не в силах приоткрыть глаза, чтобы посмотреть, кого он так жадно целует, но разве это сейчас важно? Важны — руки на бёдрах и талии, губы на его собственных и целующие у основания шеи; тихий шёпот на ухо. Саске наверняка бы упал, не будь он зажат между ними двумя, потому что ноги уже не держали, подкашивались от сладкой неги, что налила тело. Он ощущал, как всё внутри сжимается, как тяжело дышать, словно он находился в вакууме, как хотелось потерять сознание. Ему удалось схватиться за реальность, когда поясницу на миг прошибло болью, и пришло чувство заполненности, приятное до дрожи, провоцирующее слёзы собираться в уголках глаз. Быстро, резко, до упора. Заставляя запрокинуть голову, жалобно скулить и умолять непонятно о чём. Губы скользили по шее, с обеих сторон, оставляли алые следы и, кажется, каждый из них пытался перегнать другого — получить чуть больше Саске. Но он их в равной мере, балансировал словно на лезвии ножа, но удерживал эту грань. Каждое движение внутри него выбивало воздух из лёгких, и Саске как-то остервенело тянул длинные волосы, утробно рыча. Он ловил языком чужие губы, судорожно цеплялся короткими ногтями за чью-то футболку. И стонал, стонал, стонал… Это было безумие. Безумие, в котором он хотел захлебнуться и утонуть, раствориться и исчезнуть.