Твой выход! (Why Don't You Come Here?)

– Ты просто мной пользуешься, – прошептал Сириус. В его голосе Кингсли почудилась усмешка. Шеклболт говорил себе, что единственная причина, по которой он здесь – желание выяснить, что нравится Джеймсу, чего он хочет. Кингсли наблюдал и тянул время, пока не соберётся с духом, чтобы спросить у самого Поттера. Джеймс беспечно шлёпнул Блэка пониже спины, влажный звук эхом отразился от стен душевой. – Ты это о чём? – спросил Джеймс. В прошлом году Кингсли выяснил, что, если остаться после того, как все уйдут, и затаиться в углу, сквозь занавеску можно увидеть происходящее в душевых кабинках. – Ты знаешь, о чём. Ты просто пользуешься мной, пока Эванс не скажет «да», а потом отшвырнёшь в сторону, как вчерашний «Пророк», – с притворной обидой сказал Сириус. – Я видел, как ты сегодня с ней трепался. Он громко шмыгнул носом, и это прозвучало так, будто он фыркнул от смеха. Кингсли услышал второй шлепок – Блэк хлопнул Джеймса по заднице. За то время, что Кингсли шпионил за Поттером, он заметил, что Джеймс любит читать передовицы в «Ежедневном пророке», добавляет в чай одну ложку сахара и чуть-чуть молока. Он узнал, что Джеймсу нравится, когда его поддразнивают, что в момент оргазма он откидывает голову и закусывает нижнюю губу, и любит смотреть, как кончает Сириус, а потом кончать сам. А ещё Кингсли выяснил, что Сириуса и Джеймса связывают странные отношения. И самое странное было то, что обоим это нравилось. – Ну, сейчас же я не с ней разговариваю, – сказал Джеймс, в его голосе вдруг зазвенело напряжение, и Кингсли понял, что два мокрых тела порывисто прижались друг к другу, а руки отчаянно начали шарить по спинам. Эти двое поступали так всегда. Кингсли видел происходящее сейчас столько раз, что мог почти почувствовать это сам. Они прижимались друг к другу, пока кожа не становилась горячее, чем льющаяся из душа вода. Руки тянулись к плоти, поглаживая и сжимая, и оба начинали задыхаться и сквернословить. Этим летом Кингсли узнал – благодаря парню по имени Грэм, который жил в его деревне, – что вдвоём можно сделать многое. В детстве они с Грэмом были приятелями, но тот не поехал в школу, оставшись работать в семейной пекарне, и их пути разошлись. Как-то тёплым июньским вечером они случайно встретились у карьера и неожиданно обнаружили, что у них много общего. В этом году Кингсли было труднее, чем он ожидал, вернуться в Хогвартс и оставить дома Грэма и его поцелуи с марципановым вкусом. Первая неделя семестра еле тянулась – до первой квиддичной тренировки. Кингсли был не только потрясён тем, что Джеймс и Сириус вытворяли свои обычные штучки, но и разочарован. Он только и думал о том, как научить Джеймса, что ещё можно сделать со своими руками. Джеймс громко охнул и, задохнувшись, откинул голову, вода струилась по его шее. Он прикусил мягкий изгиб нижней губы. Кингсли затаил дыхание, а рука поползла вниз, сжать ноющий член – он представил, будто это он заставил Джеймса выглядеть так. Пора было убираться – прежде чем они кончат, – возвращаться за укромный полог своей кровати и долго, неторопливо дрочить. Но в тот момент, когда Кингсли поднялся, чтобы уйти, Блэк обернулся и посмотрел через плечо, уставившись прямо сквозь щель в занавеске. Он встретился взглядом с Кингсли и подмигнул ему. * * * Не успел Шеклболт оглянуться, как погожие деньки остались позади и наступил октябрь. Кое-что изменилось с тех пор, как его раскрыли. Кингсли не задерживался в квиддичной раздевалке, а его наблюдения за Джеймсом ограничивались тренировками и мгновениями в гостиной или за обедом. С одной стороны, это было к лучшему. Он по-прежнему виделся с Джеймсом и разговаривал с ним, и чаще всего Поттер ему даже отвечал. И Кингсли по-прежнему мог вспоминать руки Джеймса, ласкающие Сириуса, и как он стонал перед оргазмом. И с каждым днём Кингсли всё легче и легче было вообразить себя на месте Блэка. За ужином он выбрал отличное место – через два человека наискосок от Джеймса. Всякий раз, когда Кингсли отпивал тыквенного сока, у него был предлог взглянуть прямо на Поттера. Сириус теперь сидел не с Джеймсом, а с Ремусом. А с Джеймсом иногда сидела Лили, а иногда – Питер. Сегодня это был Питер. Петтигрю, уставившись в свою тарелку, возил вилкой в подливке, натёкшей из пирога. – Ненавижу пирог с мясом и почками, – сказал он. – Ненавижу. Джеймс поднял бровь – сердце Кингсли ухнуло вниз, – и поинтересовался: – А какого чёрта ты взял такой здоровенный кусок? – Решил, что мне понравится, – несчастным голосом ответил Питер. – И вот эта мерзость лежит у меня в тарелке, и картошка тоже вся в подливке. – Умник наш, Хвост, – сказал Джеймс, кивая на Питера и выглядя при этом убийственно сексуально. – Ты же знаешь, какую функцию выполняют почки, правда? Сириус замер, не донеся до рта вилку с пирогом: – Избавь нас от подробностей, Сохатый, я же есть не смогу. – Нет, а ведь правда. Если подумать – как можно есть то, что вырабатывает овечью мочу? – спросил Питер, скривившись от отвращения. – Бля, ну теперь я точно это не буду, – буркнул Сириус, отталкивая тарелку. Джеймс засмеялся. Ремус потянулся за блюдом. – А я съем, – сказал он, накладывая себе внушительную порцию пирога. Это вызвало у Поттера новый приступ веселья, а Кингсли изо всех сил пытался сдержать улыбку. – Ты и правда возьмёшь это в рот, – сказал Питер, будто примиряясь с очевидным. – Угу, – промычал Ремус с набитым ртом. – Лунатик, а больше ты ничего в рот взять не хочешь? – спросил Сириус, озорно ухмыляясь. Ремус покосился на Блэка и густо покраснел, а Джеймс, хохоча, почти сполз со скамьи. По его лицу катились слёзы. Кингсли не мог больше сдерживаться. Он улыбнулся. Джеймс смеялся так заразительно. В этот миг Поттер поднял взгляд, встретился глазами с Кингсли и наградил его такой улыбкой, что у Шеклболта перехватило дыхание. Сияющий Джеймс задержал на нём взгляд, и сердце Кингсли пропустило удар. Кажется, Ремус ответил какой-то похабщиной, Джеймс обернулся к друзьям, и мгновение ушло. Кингсли медленно выдохнул, и сердце его вновь погнало кровь по венам. * * * Было одно местечко на дальнем западном берегу озера, прямо за огромной скалой, перед кустами, которые превращались в Запретный Лес. На младших курсах Кингсли про себя называл это место «местом для раздумий». Но так как в маггловской школе он ходил на уроки детской литературы, то переименовал его в «Зачарованное Место». День выдался необычно тёплым для середины октября, и Кингсли решил не упустить эту последнюю – до мая – возможность немного побыть на природе. Как обычно, он думал лишь о лукавых карих глазах, худощавых, мускулистых плечах и крепких, спортивных ягодицах. Мыслями Шеклболт был уже далеко, когда его внимание привлёк приглушённый звук откуда-то из-за деревьев. Джеймс и Сириус появились будто из воздуха. Кингсли вздрогнул и протёр глаза. Когда он снова взглянул, эти двое никуда не делись, и ему пришлось присесть на корточки за кустом, чтобы стать как можно незаметнее. Поттер и Блэк стояли на расстоянии нескольких дюймов, испепеляя друг друга взглядом. Сириус был чуть-чуть выше Джеймса, он вызывающе смотрел на того сверху вниз, а потом обнял за талию. Поттер медленно облизал губы и тихо, хрипло спросил: – Ты что затеял? Зачем ты меня сюда вытащил? – но подался вперед, прижимаясь к Сириусу. Тот распутно улыбнулся: – А где Эванс? – А где Лунатик? – не остался в долгу Джеймс. – И что это означает? – спросил Сириус. Его едва не трясло, и Кингсли пришло в голову, что Джеймс, наверное, единственный человек, который может согнать с Блэка высокомерный вид. – Я слышал то, что слышал, Бродяга, – взгляд Джеймса опустился на губы Сириуса. – Ремусу всё равно, – прошептал Блэк, склоняя голову и придвигаясь ближе. – Он знает? Сириус немного отодвинулся и нахмурился, будто тщательно обдумывал ответ. – Он не знает, что я здесь. – Он знает? – повторил Джеймс. – Нет, но у него тоже есть другие. Тут всё иначе, – огрызнулся Сириус. – Не меняй, блин, тему. Где же твоя подружка проводит субботний день? – Не здесь. – Ох, и правда. Разумеется. До меня только сейчас дошло. Ты же не о рыжих косах и округлостях Эванс думаешь, так ведь? – с понимающей улыбкой спросил Блэк. – Бродяга, заткнись, – раздражённо сказал Джеймс, но схватил Сириуса за запястье, словно хотел удержать. – И обо мне ты не думаешь, но я-то думаю о тебе. – Заткнись, я сказал, – предостерегающе произнес Джеймс. – Не воображай, будто я не заметил, как ты на него смотришь. Не могу тебя винить – в этом году Шеклболт выглядит что надо. Я бы не отказался научить парня кое-чему. Кингсли не смог вовремя остановиться и потрясённо вздохнул. Просто чудо, если они не услышали. – Ты заткнёшься когда-нибудь? – Джеймс закатил глаза. В его голосе Кингсли послышалось искреннее удивление. Блэк засмеялся. А потом, второй раз за много месяцев, он обернулся и посмотрел прямо на Кингсли. Джеймс увидел его секундой позже, и Шеклболт почувствовал себя так, будто его шарахнули Ступефаем. – Чёрт возьми, приятель, не тупи. Твой выход! – потом Блэк взглянул на Джеймса, засмеялся и еле слышно пробормотал: – Пойду-ка поищу Лунатика, – и зашагал прочь. Собрав всю волю в кулак, Кингсли поднялся из-за кустов и посмотрел на Джеймса. Он хотел заговорить, но не мог сообразить, что сказать. Поттер дружелюбно улыбнулся и спросил: – Ты чего здесь делаешь? Очнувшись, Кингсли заставил себя посмотреть в глаза Джеймсу, и, когда заговорил, голос его остался спокоен: – Могу спросить тебя о том же. Мгновение назад он был уверен, что всё это представление разыгрывается для него. Но сейчас эта мысль показалась непростительно самонадеянной и чересчур эгоистичной, ведь вопрос Джеймса прозвучал так искренне. Может, это Сириус всё подстроил? А потом его поразила ужасная мысль – Кингсли вспомнил, с кем связался. Они знали, что Джеймс ему уже несколько лет нравится, а он был уверен, что это незаметно. Но они знали, и в ту минуту, когда Кингсли, шагнув к Джеймсу, не сможет сдержать чувств, появятся Сириус, и Ремус, и Питер и высмеют его. Но тут Джеймс снова улыбнулся, непринуждённо прислонился к дереву и сказал: – Ну, чего ты ждёшь? – конец –