dizziness

«Сегодня ночью была задержана часть группировки, именуемой себя «головокружением», во время попытки совершить очередную диверсию. Само спланированное преступление полностью предотвратить не удалось, но убытки нанесены минимальные. Были Задержаны 5 человек. Правительством принято решение произвести прилюдную казнь на главной площади ....»       Пёнгван затыкает женщину одним точным щелчком пульта, делая большой глоток коричневой жижи, ранее так гордо носившей название "кофе", а нынче - разведённые помои, вызывающие жжение под желудком и мерзкий привкус оставляя во рту. Накидывая на плечи неприглядную застиранную толстовку, Гван торопится на улицу, в промозглую суету. Над городом, как всегда, зависает туманное облако, улицы пронизаны серым дымом, вгоняющим в депрессию. Лужи, разбавленные бензиновыми пятнами, топчутся торопливыми толпами шумными. Пёнгван давно не вглядывается в лица прохожих, они кажутся ему безликими, слоняются по улицам словно тени, и Пёнгван стремиться слиться с ними. Затисаться пытается в ряды полубездушных, пройти мимо молящих о помощи, и шмыгнуть поскорее в подворотню ближайшую. Пёнгван ненавидит весь этот город, каждого встречного считает продажными и такими беспечными. Каждый первый пропивает остатки смелости, каждый третий вонзает кинжал в спину ближнего, каждый пятый, по его верным расчетам, повесился из-за бедности. В этом городе все святое уже проклято, и родившимся здесь умирать лучше сразу же. И Пёнгвану дышать тяжело в отравленном городе, в бетонной коробке, застроенной доверху. Он торопиться вниз по улице, в место, где хоть чуточку легче дышится.       С неба капают крупные капли, загоняя Пёнгвана в ближайший крохотный магазинчик, ведь мокнуть под дождем с повышенной кислотностью желания нет, хотя, если бы она зашкаливала в водных потоках до предела, Пёнгван бы с удовольствием вышел под него и закончил бы своё существование, но дождь не такой, как ему хотелось бы, и лишь пачкает одежду, засаливая влагой волосы. Медленно прохаживаясь вдоль полупустых прилавков, Гван тяжело вздыхает, денег в кармане не больше, чем на неделю. Рассматривая банки с консервами, в груди сжимается - сроки вышли, но это так давно вошло в жизнь здешних, что в висках стучит от тошноты, и, шатнувшись в сторону холодильников, Пёнгван печально усмехается: все продукты в магазине с давно истёкшим сроком, а вот молоко свежее, сегодняшнее. И ещё бы, он берет в руки коробку и вчитывается в текст, размещённый на картонной бумаге. «Головокружение разжижает мозг! Берегись предателей!»; «защити своих детей, сообщи о головокружении по телефону: 4836262828» уголки губ дергаются в злостной гримасе и Гван переворачивает упаковку на другой бок, где красуется чуть округлое, но приятное лицо женщины средних лет. Она баллотируется в новые презеденты, и ее Лозунг гласит «даёшь СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ не завтра, а уже СЕГОДНЯ!»; Пёнгван так сильно устал от всей этой серости, от бедноты и извечной жизни в страхе, и уже точно для себя решил, хоть и понимает, что шансы 10000к1, он будет голосовать за эту женщину, как голосовал в прошлом месяце за нового мэра, что в открытую заявил о своей гомосексуальной ориентации. И пусть он так и не выиграл, Пёнгвану грело душу, что он может в этом прогнившем мире решать хоть что-то. Пусть и призрачно. На оставшихся двух сторонах были ещё два кандидата, которые совершенно не интересовали Гвана, поэтому он, поддев уголок картонной коробки, надорвал и сделал огромный глоток. Порошковое молоко отдавало привкусом воды. В целом, так же привычно. Кинув на прилавок горсть монет, гван окинул напоследок стеллаж с печатной продукцией. Все те же мерзкие рожы и лозунги уничтожить «головокружение». - Ты идёшь? - вдруг сипло спрашивает пожилой продавец, не поднимая глаз от пересчета мелочи. - Я должен, - безэмоционально отвечает Гван, вновь делая глоток молока. - Если бы мы всегда делали то, что должны, давно бы вымерли. - старик сбрасывает мелочь в кассовый аппарат, ожидая медленно выползающий чек. - Расовые жертвоприношения, давние орудия патриции для устрашения своей большой империи. Такое искажение вселенских принципов, - старик кряхтит, протягивая чек. Пёнгван долго всматривается в кусок бумажки, протянутый ему, и не смеет ничего отвечать. Переваривает услышанные слова, впитывает и только после забирает чек. Мужчина, как ни в чем ни бывало, берет полувлажную тряпку, продолжая протирать прилавок. Пёнгван ещё с минуту осматривает продавца, в тайне надеется, что он скажет ещё что-нибудь, но старик больше не обращает на него внимания.       Пёнгван выходит из магазина под звон маленького колокольчика и ёжится от неприятного ветра после кратковременного дождя. Лужи разливаются по тратуарам бесформенными кляксами, которых нет возможности обойти, поэтому, ступая прямо по ним, Пёнгван чувствует, как влага пробирается в его любимые кеды и тяжело вздыхает, начиная ненавидеть этот день чуть больше, чем остальные. С крыш капают остатки воды, попадая прямо на макушку или стекая за шиворот, холодя кожу противной влагой. Гван тихо чертыхается себе под нос, удаленно начиная вылавливать странный шум, похожий на какофонию множества голосов, что заставляет его озабоченно озираться по сторонам в поисках источника звука. «Странно», - думает Пёнгван, осознавая, что для здешних мест большое скопление людей - это не то что редкость, это то, что никогда не происходит тут. Пёнгван приближается к источнику звука и замедляет ход, от чего-то взволнованно заглядывая за угол дома.       В окружении плотной толпы, чуть возвышаясь над головами столпившихся в узком переулке людей, Пёнгван замечает знакомую макушку и, приглядевшись ещё с пару секунд, узнает в юноше своего соседа, озорного мальчишку с широкой и солнечной улыбкой. Ючан суетится в толпе, раздавая маленькие черные пакетики в протягивающиеся к нему руки. - Ю..Ючан! - выкрикивает Пёнгван, пытаясь привлечь внимание к себе и подходя к толпе ближе. Юноша озирается по сторонам в поисках того, кто его окликнул и, выхватив нужный образ, сам спрыгивает с деревянного ящика, на котором стоял секундой ранее. Ловко выскочив из толпы, он, лучезарно улыбаясь, подбегает к Пёнгвану. - Хён! - восторженно восклицает младший и цепляется свободной рукой за плечо старшего. Ючан прижимает к своей груди небольшую коробку, до половины наполненную маленькими пакетиками с чем-то чёрным. - Что ты тут делаешь? - интересуется Пёнгван, откровенно косясь глазами то на коробку, то на толпу людей за его спиной. - Мы раздаём чёрную пыль, - Ючан чуть мнётся с ноги на ногу и опускает взгляд в коробку, обхватывая ее второй рукой, словно пытаясь удержаться за неё. - Ты, должно быть, слышал, ты ведь тоже идёшь на площадь? - Да, - неуверенно подтверждает Гван, пытаясь уловить нить, к которой ведёт его Ючан. - Мы тоже идём. И мы против всего этого. - Кто мы? - перебивает младшего Ким, заглядывая ему в лицо. Мальчишка вновь улыбается и оборачивается на двух парней, явно постарше Ючан. Они так же стоят на деревянных ящиках и тоже раздают крохотные пакетики людям. - Донхун-хен и Джунхи-хен, я познакомился с ними три месяца назад, когда был на прошлой казни, тогда полицейские слетели с катушек, когда народ начал проявлять своё недовольство. Началась дикая давка, люди побежали, где-то началась стрельба. Я был жутко напуган, потерялся в толпе от своих согруппников, и когда я попытался выбраться из всего этого месива, то налетел на одного из копов, тот рассвирепел, схватил меня за воротник и поволок к коталажке, я же пытался отбиться от него, но у меня не получалось. И тогда-то, - глаза младшего засияли, - Джунхи-хен подскочил сзади и сделал подсечку копу по коленям, он присел и ослабил хватку, и тут-то Донхун-хен схватил меня за руку, потянул на себя. И мы побежали. Я, наверное, ещё никогда в жизни не бегал так быстро. Они в прямом смысле спасли меня тогда. Теперь я помогаю им, - голос Ючан почти что искрится счастьем и теплотой. - я устал от всего этого. Правительство только и делает, что кормит нас какими-то пустыми обещаниями, а по факту стиснули нас в тугие тиски и убивают каждого, кто встаёт у них на пути, кто против их системы. Я почти задыхаюсь от этого. - Ючан скалил зубы в нескрываем отвращении к теме, о которой говорил, - Народные волнения достигли апогея, и теперь осталось совсем чуть-чуть! Мы свергнем их и сможем жить лучше! Вот, держи! Это чёрный пепел, мы собираемся выбросить его в воздух в знак скорби о погибших! Мы не можем их вызволить оттуда, но им не сломить нас! - Ючан отдаёт Пёнгвану целлофановый пакет, крепко сжимая его кулак своим, - хён, - он смотрит в глаза старшему и он видит в них полную решимость, он готов даже поклясться, что видит в этих детских глазах своё будущее, то, о котором все так мечтают, но мало кто готов что-то сделать для того, чтобы скинуть с себя гнёт тиранов. Пёнгван сжимает чёрную пыль ответно, кивая головой и чувствуя нарастающее волнение внутри. - Я рад, что ты здесь! Я рад, что мы сможем сделать это вместе! - Ючан подался вперёд, припадая к плечу Гвана. Коробка кололась углами где то под рёбрами, но теплое и подбадривающее похлопывание по плечу компенсировали все неудобства нелепых объятий. - Мы будем стоять прямо напротив главных ворот, держись рядом с нами, и в случае чего мы вытащим тебя оттуда. - Ючан радостно улыбнулся, рассеивая серость вокруг себя, - А сейчас я должен закончить с этим. - Да, конечно, встретимся там. - Пёнгван улыбнулся в ответ, впитывая все тепло, подаренное ему Ючаном, смотря на удаляющийся силуэт, втискивающийся вновь в толпу. Пёнгван побрел на площадь, стараясь обойти все шумные улицы поодаль.       На площади уже толпились люди, казалось, что в этот раз согнали если и не весь город, то большую его часть. Пёнгван встал недалёко от оговорённого ранее с Ючаном места. И, завидев его издалека, приветственно махнул рукой. Все трое остановились в паре метров от него. Пёнгван улыбнулся высокому хмуренному парню, которого, вроде бы, Ючан обозначил как Донхуна, и тот коротко кивнул ему головой. Донхун старался прикрыть Ючана, чтобы наплывающая толпа народа не смела их толкать так сильно. Джунхи, что стоял с другой стороны, ловким движением, но каким то слишком непривычным, поправил Ючана челку, при этом очень сосредоточенно говоря ему о чём-то. Ючан точно кивал ему в ответ, и тогда Гван заметил как тонкая рука юноши сжимает кисть старшего, что сплетает с ним пальцы в знак поддержки. В этом мире, где ты всего лишь разменная пешка в играх правительства, ты не можешь чувствовать себя ни свободным, ни защищённым. Проявление таких чувств было открытием для Гвана, но глядя на Ючана, что так крепко сжимал ладонь Джунхи, Пёнгвану казалось, что счастье все же есть, хоть оно и скрыто от глаз, но не каждый позволит себе быть счастливым и не каждый на это решится. Потому что счастье карается по закону.       Пёнгван отводит взгляд от них только тогда, когда звучит сигнал, призывающий к вниманию. Все взгляды столпившихся людей на площади прикладываются к возвышающейся сцене и большим полотнам экранов, растянутых по обе стороны от неё. На сцену поднимается мужчина в темном костюме, главы правительства редко присутствуют на подобных сборищах, но, кажется, не в этот раз. Один из председателей совета, глава Ким, приветствует всех собравшихся и требует вывести на сцену заключённых. Четверо молодых парней и одна девушка стоят на коленях перед огромной толпой зевак. Пёнгван всматривается в лица людей, которых именуют предателями и называют «головокружением». Людей, которые отравляют жизнь. И узнает ее - Юбин. Девушку на пару курсов младше него. Лучезарную и улыбающуюся, девушку, которая всегда была готова помочь. И Пёнгван мог бы даже сказать, что с такой девушкой он хотел бы встречаться, если бы это было разрешено. Он всматривается в ее лицо и, кажется, что не видит страха на нем. Она смотрит на людей немым укором. И сердце Пёнгвана начинает стучать сильнее. Председатель Ким брюзжит слюной от злости и требует от народа активной поддержки. Хор выкрикивает угрозы, требует смерти. Пёнгван не хочет, не может на это смотреть. Отдаётся приказ, он слышит, как полицейские подходят ближе к заключённым и Пёнгван жмурится, сильнее сжимая пакетик с пылью, надрывая его дрожащими пальцами. - Сбереги его для меня. - шепчет знакомый голос. И Пёнгван разжимает кулак, чувствуя как пепел просачивается сквозь пальцы, осыпаясь на внутреннюю ткань кармана.       Ему не нужно поворачивать голову, чтобы узнать голос Сэюна. Голос его сонбеннима, голос того, к которому в тайне испытывает ворох непонятных чувств, которые ранее именовали люди любовью. Пёнгван не верит глазам, ведь Сэюн, который никогда раньше не разговаривал с ним, от которого больше чем приветствия или пары обычных вопросов об учебе не дождёшься. Только формальность, не больше. И сейчас он тянет Пёнгвана в сторону, толкает стоящих на его пути людей, пытается выбраться из толпы. Сердце обрывается в тот момент, когда раздаётся пять выстрелов, с интервалом в, неопределимые на слух, доли секунд, он оборачивается по инерции, не по желанию, и видит, как в воздух взлетают чёрные облака, как тонны листовок разрезают эту пелену, слышит, как плачут дети и кричат женщины, слышит, как топчут брусчатку полицейские ботинки, как страх окутывает каждую клеточку его души. Но крепкая рука тянет за собой, толкает в ближайший закоулок, и вот Пёнгван уже сам бежит без оглядки под звук только своего бешенно бьющегося сердца. Бежит к свету, к соседней шумной улице. Мимо мелькают плакаты с знакомыми лицами, они будто бы смеются, глядя прямо на него, бегущего от преследования, запыхавшегося и взмокшего.       Они останавливаются где-то в квартале от места, откуда сбегали. Пёнгван задыхается и чувствует ломоту в перемешку с подступающей тошнотой. - Мне сейчас нельзя домой. - запыхаясь произносит Сэюн, старательно выпрямляя спину и выравнивая дыхание. - Ты...ты можешь остаться у меня. - Пёнгван кашляет с непривычки в таких забегах, но тоже старается выпрямиться вслед за старшим. Тот лишь усмехается, гладя на страдания младшего, подходит ближе, почти вплотную, берётся одной рукой за плечо, а другую кладет Пёнгвану на грудь: - Сделай глубокий вдох, задержи на пару секунду и медленно выдохни. Повтори несколько раз и станет легче. Если бы щеки не горели так после погони, и сердце так не отбивало бешено ритм, то Гван бы точно умер от смущения. Но, к счастью, краснеть ещё больше было уже некуда. Поэтому, прикрыв глаза, Гван с трудом совладал с желанием так жадно хватать воздух ртом и выполнил все, что сказал ему старший.И только ему удаётся выровнять дыхание, как где-то совсем рядом слышатся звуки сирены и громкие басистые крики полицейских. Страх вбрасывает в кровь адреналин, паника вновь подступает к горлу, перекрывая дыхание на раз. В ушах шумит эхом топот тяжелых полицейских ботинок, и вот Пёнгван уже вновь готов бежать. Но резкое движение и удар спиной о стену выбивают последний воздух из его легких. На губах горят чужие губы, а крепкие руки держат за плечи, корпус Сэюна вжимает Гвана в бетон сильнее, а возможность сопротивляться нулевая. Губы тёплые, чуть сухие, но такие настойчивые. Воздуха в легких совсем нет, и по инерции Гван размыкает губы, коротко хватая воздух до того, как окончательно тонет в поцелуе, совершенно не чувствуя, как подкашиваются его ноги, как тело не способно больше держать его от переизбытка адреналина и всех эмоций. Он призрачно понимает, как сползает вниз по стене, как руки на плечах слабеют и перебираются на его подбородок, как Сэюн вместе с ним оседает вниз, все ещё целуя его.       Все заканчивается так же неожиданно как и начинается. Сэюн резко отстраняется, все ещё держа лицо младшего в своих ладонях. Оба дышат рвано, смотрят в глаза друг друга с долгую секунды, а после отводят взгляд: Пёнгван в пошарпаный мокрый асфальт, а Сэюн выглядывает из-за угла. - Все чисто, - констатирует старший и наконец-то убирает руки от чужого лица, - нас не заметили. Пёнгван кивает в ответ, все ещё не решаясь посмотреть на Кима. Сердце вновь качает кровь тоннами, щеки горят ещё сильнее, чем губы. - Домой лучше возвращаться по темноте. Сейчас заскочим в бар, тремя кварталами ниже, а там как раз начнёт темнеть. Эй, ты как? - Сэюн взволнованно вглядывается в лицо напротив. - Нормально, - с короткой задержкой отвечает младший, - нормально. Сэюн одобрительно кивает, поднимаясь с колен, и тянет за руку Пёнгван, помогая подняться на ноги. Он быстро выходит из переулка, ускоряясь в намеченном направлении. Пёнгван отряхивает джинсы и трясёт головой, делая ещё пару глубоких вдохов, а после нагоняет старшего.       На подходе к бару, Пёнгван видит небольшую толпу и тяжело вздыхает, думая о том, что сегодня он выглядит уж слишком не для посещения увеселительных заведений. Но Сэюн, будто бы чувствуя негативный посыл мыслей, разворачивается и быстро кидает: - Здесь работают мои друзья, нас пропустят без проблем, только держись меня, ладно? Сэюн огибает стоящих в толпу ожидания и быстро кивает находящемуся на входе верзиле, тот ухмыляется в ответ и, отстегнув карабин с ограничительной лентой, пропускает их внутрь здания.       В тесном помещении бара, заполненным, кажется, до отказа, Пёнгван боится потеряться, поэтому сразу цепляется за руку старшего, стараясь следовать данным указаниям минутой раньше. Сэюн лишь хитро улыбается и сплетает их пальцы в тугой узел, тянет за собой, точно так же, как днём, и проводит сквозь толпу, рассекая ее широкими плечами.       Останавливаясь возле барной стойки, он протягивает бармену мятую купюру и просит сделать какой-то коктейль, а также говорит о том, что ему было бы хорошо позвонить, так как его мобильный сдох. Бармен понимающе кивает в ответ, направляя к стоящему таксофону в углу барной стойки. - Я быстро, не заработай только себе проблем пока меня не будет, хорошо? - Сэюн наклоняется почти в плотную, губами чуть задевает ухо, стараясь перекричать шум, и Пёнгван отзывается на это согласием. Сэюн довольно улыбается и исчезает из его вида ровно в тот момент, когда перед носом Гвана выставляют стакан с каким-то пойлом. Ким быстро нюхает что-то сладковатое в бокале и делает большой глоток, опаляя градусом язык и горло.       Пёнгван выхватывает знакомую макушку возле таксофона и принимается за ним наблюдать. Сэюн, сняв трубку, быстро набирает номер, старательно закрывая циферблат широкой спиной и только после отходит на пару шагов в сторону за угол, опираясь спиной на ошарашенную(???????????) стену. Пёнгвану кажется, что Сэюн устал, поскольку тот трёт глаза, тяжело вздыхает, и это Пёнгван видит даже издалека. Видит так же, как и то, что Сэюн хмурит брови, недовольно складывает губы, но в ответ кивает, будто бы собеседник на том конце провода может его видеть. Затем от отталкивается от стены и, вернувшись к телефону, берет сверху лежащий блокнот, быстро в нем что-то записывает и вырывает листок, пряча его в кармане своих джинс. Пёнгван недоверчиво хмыкает себе под нос, а после давится алкоголем, когда видит, как Сэюн перевешивается через барную стойку и тянется куда то вниз, вытаскивая целую бутылку импортного дорогого алкоголя. Слезы от кашля застилают глаза и глотку прочистить хочется в двойне. Но тяжелая рука, одним точным ударом пробивает все легкие Гвана, вливаясь голосом Сэюна прямо в ухо: - Нам пора, дома допьём. - он оглаживает Пёнгвана по лопатке, вдоль плеча, и вновь сплетает их руки, вытаскивая из бара так же быстро, как и протащил его внутрь.       Улица кажется Пёнгвану безумно огромной и совершенно безлюдной по сравнению с тем захудалым местечком, заполненным телами до отказа. - Куда нам идти? - интересуется старший, раскачиваясь из стороны в сторону и болтая их сцепленными руками в воздухе. - На север от чунджоно и ещё кварталом ниже. - О, правда? Я там когда-то жил! - Сэюн восторженно кивает головой, и смотрит куда-то в небо, словно пытаясь что-то вспомнить, - Мм, мне было, наверное, лет девять. У нас тогда ещё была собака, мы назвали ее с отцом Сфера, потому что она все время крутилась, кругом гоняясь за своим хвостом. А через год собак запретили и нам пришлось ее усыпить. - с его лица тут же сошла улыбка, и он встряхнут головой, пытаясь прогнать уже не самые счастливые воспоминания, и Пёнгван заметил появившуюся в его глазах отстраненную пустоту, - Наверное, именно тогда я начал ненавидеть своего отца. - Ты.. - начал было Гван, но Сэюн быстро очнулся и перевёл тему. - В целом, это хороший район и там давольно-таки тихо. Мне он нравится.       Пёнгвану он тоже нравился. Недалёко от центра, но тихо и спокойно. Из многих окон видна телебашня. А внизу разбросаны крохотные парки с зелёными деревьями, по ночам, если распахнуть окно, в особо тихую погоду можно даже различить стук колёс, проезжающих мимо поездов; куда они мчатся в ночи, Пёнгвану не интересно, но слушать убаюкивающий рокот до безумия нравится.       Дверь в квартиру открывается не с первого пароля. Гван тихо чертыхается о том, что в последнее время замок не срабатывает и, видимо, одна из кнопок западает.Но все же, мелодия раздаётся приветственным щелчком, и Гван проходит в квартиру первым, наощупь дотягиваясь до включателя.Но стоит ему положить ладонь на кнопку, как трепля рука накрывает его сверху, а чужая грудь толкается ему в спину. - Не надо, - Сэюн произносит это тихо и быстро отходит назад, закрывая за собой входную дверь. Пёнгван не решается спросить почему нет, но против слова сказать тоже не может. Он в тишине стягивает кеды, и рядом кидает все ещё влажные от промокших ног носки. -У тебя есть бокалы?-Сэюн проходит в нутрь крохотной квартирки и садиться прямо посередине единственной комнаты. -Да, сейчас достану.- но, сначала, Пёнгван расшиоривает тяжёлые гардины, и яркий свет полной луны освещает комнату, давая лучше разглядеть скудный интерьер. Стеклянная посуда звонко шумит в чуть подрагивающих руках Пёнгвана, он подаёт ее сэюну, и тот, быстро откупорив бутылку, разливает по стаканам дорогой алкоголь. -Ты часто так делаешь?-интересуется Пёнгван о ворованной бутылке. -Нет, но раньше я там работал, так что особых проблем с этим не будет. -Босс - твой друг?-Пёнгван принюхивается к спиртному, улавливая нотки лесного ореха и корицы. -Можно и так сказать,- Сэюн смеётся, делая размашистый глоток, и встряхивает головой, зачесывая волосы назад. -Ты странный?- Пёнгван усмехнулся, подбирая ноги под себя, стараясь удобнее усесться прямо на полу. -Ты, правда, так думаешь?- Сэюн опустил бокал на пол, но не выпускал его из рук. Он смотрел прямо на Пёнгвана, и луна, которая выглянула из-за серых туч, осветила его бледное лицо, заставляя кожу переливаться мягким перламутром,- у меня для тебя тогда есть три вопроса, ответив на которые я спрошу тебя снова. Взгляд сэюна начинал понемного пугать и Гавану захотелось было забиться в угол ещё дальше, спрятавшись от пронзительных глаз за толстой гардиной штор. -Скажи, почему ты здесь? -Что?- Пёнгван наверное ожидал любовь вопроса, но не подобного. -Почему ты здесь? -Именно здесь? У себя дома? -Как хочешь. Здесь -дома. Или здесь- где то в другом месте, но почему? -Ну, я не знаю, -гван опустил глаза на полупустой бокал и тихо промямлмл,- я пошёл на казнь и оказался там. -И почему же ты оказался там? Пёнгван задумался вспоминая прошедший день. -Мне казалось я должен был, но тот старик...Он обычно никогда не говорил со мной. Порой от него даже приветствия не услышишь, но в этот раз он сказал, что если бы мы всегда делали то что должны, то давно бы уже вымерли. И я начал сомневаться, а правда ли я должен? Но, ноги меня все равно несли туда. И тогда на подходе к площади я встретил Ючана. -Ючана?- уточнила Сэюн смачивая губы алкоголем. -да, он дал мне чёрный пепел и в его глаза было столько жизни, сколько я не видит ни в одних других. Он был такой живой, такой ....-Пёнгван прикусил губу пытаясь подобрать слова, - не такой. Его слова отозвались чувством веры где то в груди. Мне захотелось пойти за ним. И вот тогда я оказался там.... Пёнгван запнулся на полу слове, и уставился на сэюна, кажется понимая суть вопроса. Что рано или поздно каждый должен задаться этим вопросом, начать искать на него ответы. И если он должен быть абсолютно честным, то уже где-то год думал над этим. Его жизнь казалась ему абсолютно безвкусной, и он часто думал над тем что, неужели в жизни нет ничего кроме этого? Кроме постаянного страха, кроме притеснений и отсутствия полной воли, подавление мыслей. И дело было не в том, что его жизнь была плоха. Но она временами его расстраивала, и Пёнгван не был уверен что может что-то сделать, он уже родился при таком строе и другой жизни не видел, и его жизнь была «в порядке». В таком «порядке» когда ты просто плывешь по течению. Но все же где-то на заднем плане его мыслей маячило это странное ощущение, которое он никак не мог объяснить. -Я не знаю точно, почему я здесь, я просто делаю то, что делает большинство.-подытожил вереницу своих мыслим Пёнгван, пытаясь выразить суть его бездействия. -Большинство людей живут именно по такому принципу и бояться умереть. -Сэюн наклонил голову чуть в бок, словно выказываясь свою заинтересованность,будто бы изучая Пёнгвана словно что-то диковинное,-А ты, боишься смерти? Пёнгван замирает в очередной раз. Боится ли он смерти? Он не думает об этом каждый день, но если задуматься, то в жизни столько ещё всего чтобы ты он хотел попробовать и сделать. Сэюн протянул руку за пустым стаканом, чтобы подлить Пёнгвану ещё алкоголя. -Я думаю да.- гван забирает наполненный бокал и делает глоток, чувствуя как уже привычный алкоголь согревает его горло. -И как ты думаешь почему? -Мне кажется я не успею сделать то, что я хочу. -Нельзя бояться, что у тебя не будет возможности сделать что-то, если ты уже сделал это или делаешь это каждый день.-подытожил Сэюн поднимая бокал на уровень глаз и прищуро подавая знак тоста в ответ. Пёнгван задумался; нельзя было сказать что он жил в вечном страхе смерти, но он иногда думал об этом и сейчас услышав эти слова, уловил концепцию, что вызывала в нем трепет - жить так, чтобы не жалеть о прожитом дне. Пёнгван улыбнулся и вернул ему улыбку ответом -а что насчёт удовольствия? Удовлетворён ли ты? -удовлетворён ли я?-Пёнгван почти по слогам повторил вопрос и откинулся на стену вглядываясь в ночной пейзаж за окном. Город казался тихим и спокойным. Луна гордо возвышалась над спальным районом, заявляя права на эту ночь. По небу плыли редкие облака совершенно ее не трогая и кажется ветер стоял удушающей духотой. Ни что не хотело нарушать уставлявшуюся непривычную тишину. Только мысли Пёнгвана текли бесконечна потоком, бурей взрывая чувства в груди. -Нет, думаю нет,- его голос прозвучал тихо и почти без эмоционально. Но сам Пёнгван чувствовал в них скорбь, что была готова вырваться из него усталой усмешкой. Он прожил двадцать три года и только сейчас начал действительно задумываться над тем, какая тошнотворная жизнь окружает его. Он впервые начал чувствовать что теряет куда больше, отсиживаясь в четырёх стенах, затисаясь между серах прохожих. Впервые осознал что делает этим хуже только себе. Делает то, что якобы должен, а не то, что действительно хочет. -А ты, ты ответил на эти три вопроса?-Пёнгван взволнованно спрашивает, глотая окончания слов, вновь возвращая взор к собеседнику. -Да, именно поэтому я здесь.-Сэюн отвечает спокойно, без раздумий, с твёрдостью в голосе. Но Пёнгвана беспокоит не только это. -Тогда почему ты седла это? -Сделал что? - старший хмурит нос не понимая вопроса. -Почему ты поцеловал меня? -Ну, во-первых:- Сэюн вновь сделал глоток и отставил стакан чуть поодаль, облокотившись на руки за спиной, - в моменты когда случаются облавы, копы ищут тех, у которого бегает взгляд и кто нервно дышит. Гребки всех кто кажется им хоть каплю подозрительным. И это был отвлекающий манёвр. Двое парней стоящих в подворотне и пытающихся отдышаться, куда более подозрительные, чем кто-то целующийся. Хотя, это было действительно рискованно, могли загребсти по запрету на проявление чувств прилюдно. Но при таких хрупаемых стычках им как правило плевать. А во-вторых:-Сэюн скосил взгляд с глаз Пёнгвана на губы, а потом и вовсе перевёл его в пол,- ты мне нравишься. Пульс в ушах Пёнгвана зазвенел, уши загорели огнём. И в голове разом промчались всем те мысли что он так долго и тщательно отгонял от себя каждый раз при виде Сэюна. И ему хватило считанных секунд, чтобы осмыслить все свои решения.       Пёнгван устал жить так как есть. Устал плыть по течению и бояться что завтра он умрет. Ему хочется успеть все о чем он мечтает, хочется успеть ещё столько всего и именно по этому он решается, он хватается за чужой воротник, дрожащими пальцами мажет по скулам, растирает по щекам, зарывается пальцами в тёмные волосы, сжимая у корней. До скрипа, до жгучий боли. Ему все ещё не верится, но даже так лучше, чем совсем в неведении. Он жмётся всем телом в сэюну, прижимается, вдавливает, словно бы пытаясь слиться, и раствориться в друг друге. Возможно это просто алкоголь в его крови заставляет чувствовать как тело сходит сума. Как мозг реагирует на все эти провокационные, запрещённые правительством вольности и вопросы. Как тело реагирует на прикосновения другого тела, так же запрещённого. И в этот момент он чувствует себя счастливым. Чувствует себя свободным. Пёнгван неровно дышит и слов связать совершенно не может, он хочет сказать о том, что готов начать все сначала, если Сэюн поведёт его за собой. Хочет сказать что ему он тоже нравится, но нужными сейчас все эти слова не кажутся, когда руки сжимаются на его талии и губы изучают кожу на его теле. Пёнгвана считает Сэюна больше странным. Он считает его искренним и настоящим, таким каким сам хочет стать и теперь он точно знает что должен для этого сделать. Только ночь действительно коротка, для того чтобы с полна насладиться чувством свободы, а утро, прорывается в окно, Нравясь забрать остатки смелости. голова совершенно идёт кругом и он засыпает в крепких объятиях, чувствуя как размеренное дыхание опаляет его макушку.       Пёнгван просыпается от стелющегося холода по полу. Он ёжиться и закутываться в тёплое покрывало, пытаясь залезть под бок рядом лежащего. Но вместо теплоты, рядом пустота. Пёнгван распахивает глаза в туже секунду. Сэюна нет. Он садиться с трудом. Тело ломит так, будто бы его избивали всю ночь. Спать на полу, даже без самого тонкого матраца оказалось непривычной пыткой, хоть в ночи ему было и все равно. Он оглядывается по сторонам, но на присутствие сэюна нет и намёка, кроме пары пустых бокалов и кусочка бумаги под ними. Пёнгван тянется за листком и вчитывается в расплывающиеся буквы. «Не забывай эти вопросы. Твоё начало куда более лучшее чем мое, а твои поцелуи то, что никогда не даст мне забыть, что я на верном пути».       Пёнгван сжимаетесь клочок бумаги прижимаясь его к сердцу и почти не дышит, где-то у соседей слышны звуки радиовещания: «Сегодня ранним утром было произведено покушение на главу совета Ким Мунхён; нападавший был убит охранниками. Как выяснилось чуть позднее, молодой мужчина проникший в дом президента совета, был его сыном. К сожалению, глава Ким Мунхён получил ранения не совместимые с жизнью и скончался спустя пол часа после смерти собственного сына».