Суд над Раскольниковым

Соня: Родион Романович щедрый и добрый человек. Когда умер мой отец, он пожертвовал все свои деньги на его похороны, хотя не был с нашей семьёй в глубоком знакомстве. Этот поступок говорит о великодушии этого человека ещё и потому, что он сам жил в маленькой комнатушке, больше похожей на шкатулку, и порой не имел денег даже на чай, но душа, видимо, требует облегчить не своё материальное положение, а существование людей, которые его окружают. И самих людей он различает не по их материальному благосостоянию, а по душевным качествам, которые, порой, рознятся с поступками... Судья: То есть как? Соня: Когда я впервые пришла в его квартиру, он посадил меня рядом со своими матерью и сестрой, хотя я до сих пор не понимаю, чем заслужила такую честь, ведь они - воплощение чистоты и доброты, а Авдотья Романовна даже сами изволили мне кивнуть при прощании. Мне! - она кротко опустила голову.- Потом... Родион Романович никогда не пытались меня оскорбить, а обращались как с ровней! Судья: Да, но ведь и он преступник. Вы, верно, хотите сказать, что тогда ещё не знали о его преступлении и только потому почитали за благодетеля? Соня: Ах, нет, что вы. Он убил, и я не смею его оправдывать, как и себя, но наказывать его тоже не могу, потому что он, совесть его стали для него настоящим наказанием. Несмотря на внешнюю злобу и раздражимость, внутри я вижу чистую душу. Судья: И как вы это узнали? ( с напором) Соня: Я...(стушевалась). Он попросил меня прочесть ему про Воскрешение Лазаря и ... Раскольников: Не надо, Соня, -тихо попросил Родион. Судья: Милости..старь! Попрошу не мешать дачи показаний. Соня: Он просил меня прочесть ему про Воскрешение Лазаря, и уже одна эта просьба говорит о муках души и надеждах на воскрешение подлинной жизни, ибо страдание, которое он несёт в себе, есть духовный путь человека, ищущего себя в мире, а не цель. Ведь прежде, чем встать, человек должен упасть. Вы помните выражение: "Ангел никогда не падает, бес до того упал, что всегда лежит, человек падает и восстаёт". Поэтому тот, кто уже несёт в себе муки о содеянном, достоин прощения, ибо только такому человек Бог новую жизнь пошлёт. Судья: То есть вы считаете, что преступник, который не просто совершил всякую мелочь, не заслуживающую даже внимания порядочного общества, а тот, что человека убил, тем самым нарушив самую главную христианскую заповедь - не убий, может, по-вашему, заслужить прощение самого Господа Бога? Соня: Но ведь в этом и состоит главная задача верующего: найти человека в человеке. Ведь нет изначально людей злых. Душа от рождения чиста и невинна, и только от влияния общества она как бы постепенно утрачивает свой первоначальный свет, так как люди слабы и зачастую не могут вынести тех испытаний, что посылает судьба, и начинают воровать, пьянствовать и ... Судья: Убивать других? Соня: Нет! Себя убивать. Свидригайлов: Ахахаха! Мне это положительно нравится. Получается: с каждым новым преступлением человек убивает в себе человека? - господин перестал смеяться.- Что ж, возможно, вы и правы. Судья: Господин Свидригайлов, мы ещё дадим вам слово, а теперь я хочу задать вам, Софья Семёновна, последний вопрос. Подытоживая, так сказать, все ваши рассуждения, по-вашему, получается, что если человек, совершивший преступление, мучается, страдает, то это и есть его наказание, ведущее к возможному духовному возрождению. Что ж тогда и каторга не нужна? Ведь сие есть лишь физическое и юридическое отбывание, а вы превыше ставите вопрос нравственный. Раскольников: Господин судья, это Соня... то есть, Софья Семёновна заставила меня донести на себя, - но, помедлив, Раскольников продолжил совершенно иначе.- Именно она дала совет как поступить, направила на покаяние. Думаю, теперь вам ясен её образ мыслей насчёт данного процесса? Судья: Вполне Соня посмотрела на Родиона благодарным взглядом. Он понял, какая это была для неё мука, ведь одно дело - раскрыть свою душу перед одним человеком, союзником, и вовсе другое - рассказывать свои мысли "этим канцелярским крысам", как он сам их называл про себя. Но неожиданно Соня всё же решила сама ответить на вопрос: - Однако думаю, будет правильно, если я сама объясню. Да, я считаю душевное раскаяние, искренне, важной составляющей всякого преступления. Но это не значит, что каторга вовсе не нужна. Я в том смысле, что ссылка в Сибирь есть следствие раскаяния перед людьми, перед светом, которых мы оскверняем своими преступлениями. "Своими преступлениями,- проговорил он про себя,- и даже здесь меня одного не оставила" - Поэтому каторга- это справедливое наказание за содеянное, которое не просто возможно, а обязательно дОлжно последовать, ведь так будет честно, так будет справедливо. Судья: Что ж вы и сами поэтому за ним туда собираетесь? По справедливости что ли? Соня ещё больше опустила голову. Было похоже, будто она кивает, но это так.. лишь мысль, промелькнувшая в голове судьи. Судья: Ну-с,-продолжил он,- переходим к вам, Аркадий Иванович. Каково же ваше мнение? Свидригайлов: О, моё мнение самое что ни на есть ясное и без узоров. Ведь какое дело мы рассматриваем? Плёвое, можно сказать, дело-то.Погибла одна дряхлая старуха-процентщица, которой итак жить недолго оставалось, и чьи средства пошли бы на монастырь по завещанию. А мне одна птичка напела, что средства были немалые, так что же? Вы и вправду думаете, что бедный, нищий студент худо сделал, что пришиб её? Ну и взял бы он эти деньги, ну и что ж с того?Ведь вы не можете не согласиться: в современном нашем издыхают сотни и тысячи молодых талантов, порядочных людей в нищете и грязи, в то время как всякая мелкая пакость живёт, жиреет и лишь кровь из них сосёт. Тем более, что в данном случае у преступника есть и мать и сестра, которых он должен же был как-то обеспечить!- он коротко поклонился Авдотье Романовне и даже приподнял шляпу, как бы в знак их знакомства, от чего девушка вся вспыхнула, а Разумихин, казалось, дырку прожжёт в этом господине. Судья: Господин Свидригайлов, вы хотите сказать, что оправдываете сей безнравственный поступок? Свидригайлов: А что есть в нашем мире нравственность и безнравственность? Подашь нищему - хорошо, а отнимешь у богатого, что бы подать нищему - уже плохо, где ж тут мораль? Судья: Но ведь есть определённые рамки!- попытался возразить поражённый судья. В ответ на это неуверенно прозвучавшее "рамки" Свидригайлов лишь раскатисто захохотал. Но тут доселе молчавший следователь привстал и впервые заговорил: Порфирий: Извините-с, но я никак не мог согласиться-с с вами, Аркадий Иванович. Ваша честь-с, я могу высказать свои обвинения? Судья: Пожалуйста, - он сделал широкий жест рукой, как бы говоря: "Аудитория у ваших ног", словно перед ним стоял не пристав следственных дел, а какой-нибудь знаменитый актёр. Порфирий: Покорнейше благодарю-с. Предыдущий свидетель оправдывал сие злодеяние тем, чем сейчас социалисты называют свои любимым выражением "среда заела". Однако разве это оправдание? Что будет, ежели все от того, что "среда заела" резать друг друга станут ради благороднейших целей? Ведь это хаос, анархия. Да и мог ли такой человек, как Родион Романович, натура искренняя в своих порывах, поддающаяся, так сказать-с,первым впечатлениям, эмоциям, пойти убить от одной только нищеты-с? Не закралась ли здесь какая мысль, идея? Раскольников с ненавистью посмотрел на Порфирия: "Что ж ты делаешь, змий? Не хватало мне ещё тут перед всеми распинаться, взгляды свои выстраданные объяснять, да и не поймут они! - Потом, чуть помедлив, его как бы поразила другая мысль.- А вот он, гад, понял! Единственный, кто понял. Ещё и насмехается". Лицо бывшего студента приняло настолько страшное выражение, что тут и Порфирий Петрович подумал, что тому собственно, нечего терять, а каторга его не пугает, и собственная его жизнь (Порфирия) следователю ой! как дорога, хоть и говорил про себя "конченный человек". Порфирий: Но, впрочем, всё это может и вздор. Так, моя собственная фантазия, - голос его из серьёзного вдруг принял очень мягкий, но какой-то слишком добрый оттенок.- Хотя вы должны согласиться с тем, что если ты убил, то не можешь себя за честного человека почитать, людей презирать, бледным ангелом ходить, - говоря это судье, он будто обращался или даже вовсе смотрел прямо на осуждённого. Снова тому показалось, что Порфирий затеял свою мучительную игру в "кошки-мышки". Раскольников почувствовал себя совершенно раздетым перед этими людьми и с ужасом подумал: "Неужели опять придется защищаться? Почему судья его не остановит? Ведь это в крайней степени бесчеловечно!" Видимо взгляд у него был настолько затравлен, что верный друг счёл своим долгом протянуть руку помощи. Разумихин: Ну, господин судья, ведь это к делу никак не относится! Пусть улики лучше предоставит, а то всё демагогии разводит. Порфирий: Дмитрий Прокофьевич, да демагогии - это больше по вашей части. Это ведь вы давеча на новоселье всё спорили о социалистах, как раз о том, что у них любимое оправдание - "среда заела", что они считают, что не общество само по себе со временем до "правильного состояния" дойдёт, а всё благодаря какой-нибудь математической формуле всё общество разом исправится? Я, в принципе, говорю то же самое что и вы, и обличаю социалиста, которого вы изволите-с другом называть. Разумихин: Врёте, вы всё врёте! Вы и раньше врали, но только ходили вокруг да около, а сейчас, - он указал пальцем на следователя, - как на блюдечке мне видны. Порфирий: Так не вы ли опять-таки говорили, что "хоть мы и врём, потому ведь и я вру, да доберёмся же наконец и до правды, потому что на благородной дороге стоим..."! Что ж вы сами себе противоречите? - улыбочка его сделалась какой-то слащавой. Внешне он был совершенно спокойным и даже несколько удивлённым такому тону Разумихина, будто бы не заслуживал его. Разумихин: Ничего я не противоречу себе! Того и добиваюсь, чтобы вывести Вас на чистую воду. Порфирий: Меня? Вы, верно, забыли, кто здесь преступник? Разумихин: Преступник? Да вы, со всей вашей психологией о двух концах и мизинца его не стоите! Судья: Стало быть, Дмитрий Прокофьевич, вы защищаете подсудимого, оправдываете его в убийстве? - успел вставить своё слово судья, который как зачарованный слушал всю речь этого полицейского питона, буквально провоцирующего своего оппонента, ведь и ему было интересно, как же можно оправдать убийство. Разумихин: Что б вы знали, Родион,... Родя лучше своё последнее отдаст, чем возьмёт у другого, тут видите ли и гордость и щедрость одновременно проявляются. Так в университете он помогал своему больному чахоткой товарищу. Почти полгода Родион содержал молодого человека. Когда тот умер, он ухаживал за больным отцом товарища, поместил старика в больницу, а когда и он умер, то похоронил его. Также Родион спас детей из огня, рискуя своей жизнью. Ну а про помощь семье Мармеладовых вам уже Софья Семёновна рассказала. "Хорошо ещё женитьбу мою сюда не приплёл,"- Раскольников после обвинений Порфирия вновь почувствовал накатывающую злобу. Теперь на скамье подсудимых, он чувствовал себя словно в наморднике и со связанными руками. Разумихин: Признаюсь, я не могу до конца понять мотивов преступления, но мой друг не подлец и не сумасшедший. Я раньше думал, что его поведение является таков из-за какой-нибудь тайны, но теперь она стала явной, и мне лишь досадно за него. Ведь, как я понял, Родион хотел поправить материальное положение своей семьи, кончить курс в университете, спасти этими деньгами Дуню,то есть Авдотью Романовну, от вынужденного брака. Хотя, если подумать, то как всё удачно обернулось! После смерти Марфы Петровны сестра его была освобождена от данного "жениху" обещания, так как получила часть её наследства. После смерти четы Мармеладовых Софье Семёновне помог Свидригайлов, устроив в пансион её сводных сестёр и брата, и тем самым она тоже была... свободна. То есть общество всё же дошло до"правильного состояния" само, - он с жалостью посмотрел на друга.- Поэтому я не обвиняю, а лишь искренне сожалею о случившемся: Родион принёс ненужную жертву, ведь это он никого не спас, а лишь себя загубил.