Des bleuets sur votre corps

Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди, будто целая жизнь за плечами и всего полчаса впереди. И. Бродский

      Девушка с безумным рыком упала на чужую постель, облокотившись спиной о стену и сложив ногу на ногу, а руки под грудью, вперив злой взгляд в стену, где висели какие-то плакаты. Сдув чёлку с лица, она поджала губы, недовольно посмотрев на друга. — И я... рад... тебя видеть. — Удивлённо произнёс хозяин комнаты, присев рядом с гостьей. — Что-то случилось? — Ну почему?! Ну почему он такой?! Такой невыносимый! — сжав кулаки и стукнув ими о постель, запричитала голубоглазая, мысленно прося себя успокоиться, но волнение в перемешку с яростью вновь показались на горизонте. Она устала сдерживаться. Её шар с громким хлопком лопнул.       Бывало так, что они могли не видеться неделями, но она упорно приходила к нему, чтобы пожаловаться на жизнь, поплакаться. Потому что он всегда её поймёт и поддержит. Потому что он никогда не выгонит её и не оставит одну. И он принимал. Оказывал эту моральную поддержку, был, так называемой, жилеткой для её слёз.       Вот и сейчас парень лишь грустно и так понимающе улыбнулся, беря гитару в руки. По обыкновению своему голубоглазый играл то, что как ему казалось, переполняет душу подруги на данный момент. Боль, грусть, одиночество, гнев, обида, ненависть.       «Неплохой такой спектр чувств» — усмехнулся подросток, не отводя взгляда от собеседницы, а та в свою очередь зло смотрела на стену перед собой и продолжала рассказывать о своём непутёвом соулмейте. — Ненавижу его! Не-на-ви-жу! Не...— На последнем слове её голос дрогнул. Лука играл тихо и медленно, только для неё одной. Губы задрожали, а в уголках глаз появились прозрачные капли, которые она тут же смахнула, пытаясь унять дрожь в теле. Маринетт дрожала, но не от холода, а от переполнявших её чувств. Девушка изо всех сил старалась не заплакать, но боль камнем тянула вниз, куда-то к пропасти.       Тяжело приходится родственной душе, когда от неё отказывается соулмейт. Это практически что разорвать человека на части. Вот и Адриан, отказавшись тогда, давно, оставил на девичьем сердце первые шрамы, а затем принося и телесные.       Куффен осторожно осматривал подругу. Вроде бы ничего необычного, но... — Маринетт. — Твёрдо говорит парень, обращая внимание на себя и, отложив гитару, касается края чужой толстовки, резко дёргая вверх и снимая. Девушка остаётся лишь в одном тонком чёрном бюстгальтере, но это не смущает её так, как повышенное внимание друга на своём запястье. — Маринетт, это он, да?       Она поджимает губы и медленно кивает. А смысл скрывать? И так же всё очевидно. Теперь ярость пришла и к парню. Как же Лука ненавидел этого Адриана. Ненавидел. И ещё больше в этом убеждался, трогая бинт на руке подруги. Её ручки такие худые, такие слабые. И на этих хрупких плечах лежит такой груз. Дюпен-Чен натянула толстовку и робко положила руку на плечо друга. — Всё нормально, правда. Я выдержу. — Он просто... — Я знаю, но мы ничего не можем сделать. Тем более, что каждый имеет право на счастье. Пусть и не со своей родственной душой. И Адриан тоже. Это его выбор. — Но он же делает больно и себе и тебе! Разве он этого не понимает? — Внутри бушевала досада и гнев. До сих пор это не укладывалось в его голове. Им шестнадцать. Они взрослые люди и могут разобраться со всем этим. Вот только как? — Понимает. Но ему всё равно. Ему плевать. Хоть я там задохнусь от боли и... Ай! — Маринетт схватилась за ногу, зажмурившись. Ногу свело, боль пронзила колено словно игла ткань. К облегчению девушки эта боль длилась лишь несколько секунд. Видимо её соулмейт просто упал и разодрал кожу на колене. Выдохнув, голубоглазая схватилась за край свободных джинс и потянула на себя. Наконец, она увидела маленький, голубого цвета василёк. Дюпен-Чен вздохнула: опять Адриан что-то натворил.       Куффен отвернулся, не желая видеть вновь и понимать, что бессилен. Маринетт опустила штанину обратно и положила руку на плечо друга. — Может сыграешь? — эта улыбка была самой живой в этом мире. В ней сочетались спокойствие и тепло. И именно за такую улыбку Лука был готов продать душу дьяволу, лишь бы она всегда улыбалась так. Он старался не замечать проскользнувшую в её глазах боль. Потому что Маринетт практически не улыбалась.       Мотив стал более весёлым, ему хотелось приободрить девушку хотя бы немного. Дюпен-Чен прикрыла глаза, положив голову на согнутые колени и обхватив их руками. Ей было спокойно, гнев поутих, оставив после себя неприятный осадок внутри и лёгкую головную боль. Последний раз поспать ей удалось вчера, сегодняшняя ночь прошла мучительно, рана всё никак не хотела заживать. Ещё и Кот почему-то не пришёл, хотя сам же позвал на ещё одно дельце. Леди пришла на место встречи, прекрасно понимая, что от резких движений рана снова начала кровоточить. Но напарника нигде не было. Теперь ей стало тревожно не только за себя, но и за этого отчаянного ловеласа. Вряд ли бы Нуар пропустил их встречу просто так. С ним что-то случилось. Шестое чувство подсказывало, что стоит написать другу и сегодня. От размышлений и внутренних терзаний голова заболела ещё сильнее. Маринетт сжала рукой простынь, пытаясь сосредоточиться на музыке и расслабиться, но всякие дурацкие мысли не уходили.       Она вдруг подумала, что за все эти годы толком даже не попыталась сблизиться со своим соулмейтом. Вот только определиться бы кто именно её родственная душа. С кем именно ей стоит сближаться? Как бы девушка не отрицала своей привязанности к Агресту, она всё равно чувствовала, что не может долго злиться и ненавидеть его. Дюпен-Чен просто самовнушала себе, что ненавидит, на самом деле чувствуя, как разливалось тепло и облегчение, стоит ей увидеть целого и невридимого одноклассника. А с другим...       Зажав между пальцами струну, Куффен вздрогнул, прекратив играть. Девушка не сразу отреагировала на отсутствие музыки, казалось, она просто уснула, но уже через минуту вновь очнулась, поднимая голову с колен. В её глазах стоял немой вопрос, который парень без сомнения понял. Им вообще не нужны были слова. Они хорошо понимали друг друга лишь взглянув. Ни Але, ни Нино не удавалось её успокоить. Только здесь, в этой небольшой, но уютной каюте она успокаивалась, радовалась, понимала, что возможно не всё так плохо. И только ей удавалось практически читать его мысли. Эта нить, что связывала их была сильной, но вместе с тем такой же неправильной.       Она молчала, когда приподнимала рукав его кофты, обнажив локоть и закусив губу. Молчала и смотрела как на слегка загорелой коже расцветал голубой василёк. В точности такой же как и на её руке. Вот только в другом месте.

Почему же у них всё так сложно?