Ставки на любовь

— Шаст, блядь ты где? — кричала трубка голосом Димы. Парень сонно покосился на часы, проспал, он снова проспал. — Я, я скоро буду. Извинись там за меня. Выезжаю.       Пить вчера была плохая идея, он смотрит в зеркало и скребет ногтями небритый подбородок, но времени соскоблить ебучую щетину нет, как нет времени позавтракать, до съемок минут сорок, как раз, если повезет не встать в пробке, добраться до Главкино. Быстро пьет вчерашний чай, прям из носика чайника попутно вызывая такси, на ходу напяливает браслеты и кольца.       Шастуну дико хочется курить, он вытаскивает пачку сигарет — последняя. Сука последняя, счастливая, а он никогда не курит счастливую сигарету, пока не купит новую пачку. Антон разочарованно засовывает пачку в карман, придется потерпеть. Во рту становится сухо, в голове туман. Пить вчера была и правда не лучшая идея.       Они встают в пробке, до Главкино пара километров, но улица полностью встала. Шаст не выдерживает и с разрешения водителя, достает последнюю сигарету и молясь всем богам, чтоб пронесло, выкуривает ее. Он смотрит на бычок, и понимает, скорее жопой чует — «не пронесет», ну и хуй с ним, сминает и засовывает остатки сигареты в пачку, как раз в тот момент, когда пробка волшебным образом рассасывается.       Антон успевает, забегает в гримерку, где быстро бреется, его гримируют, замазывая синяки под глазами, он переодевается и натягивает дежурную маску весельчака. Никто не должен знать, никто, особенно он. Быстрый взгляд в зеркало, широкая улыбка, напускное веселье. Вовремя, в гримерку вваливается Арсений. — Привет опоздунам. — Тянет Попов руку для рукопожатия. — Да ладно. Ну подумаешь проспал. — Напускное сожаление. Он смотрит на протянутую руку и не может заставить себя прикоснуться. Арсений смеется, задорно, сам хватает его за ладонь и не сильно сжимает. — Кто-то еще не проснулся, может кофе? — он достает из рюкзака термос. Антон молчит, выдержки хватает только на то, чтоб кивнуть. Внутри все закипает, хочется схватить его за грудки, прижать к стене… Но он засовывает свои желания подальше, и смущенно улыбается.       Съемки проходят как в тумане, он что-то шутит, что-то говорит, выезжая на заготовках, иногда ловит на себе удивленные взгляды Димы и Сереги. Объявляют перерыв, он стреляет сигареты у операторов и вылетает на улицу, надеясь, что никто не увяжется следом. Быстро закуривает, первая сигарета улетает за пару вдохов, он садится на ступени вытягивая ноги, на заботливо постеленную кем-то картонку, вторую сигарету он тянет медленнее пытаясь успокоиться. — «Почему его волосы пахнут солнцем?» — он вспоминает как прижимался к спине Попова, как подыгрывая уткнулся тому в макушку носом, как получил ощутимый тычок по ребрам. Да, это был перебор. Он скуривает вторую сигарету до фильтра, едва не обжигая пальцы, достает третью. Шаст знает, что с трех сигарет подряд его унесет, это то, что ему сейчас нужно. Медленно тянет дым, чувствуя подступающую тошноту. — «Знаем, плавали» — докуривает радуясь, что не завтракал, что сел с подветренной стороны и одежда не пропахнет дымом, что в кармане всегда пачка жвачки, самой мятной, какую можно купить. — «Встаем и идем очень медленно» — мысленно уговаривает он себя, но тело не слушается, он резко встает и чувствует головокружение. Смеется, хватаясь за перила, пытаясь сохранить равновесие. Ему весело, по-настоящему весело, как от скуренного косяка. — «То, что надо» — пролетает в голове, пока он медленно идет назад, слыша как разогревают зрителей.       Шокеры. Он так надеялся, что пронесет, но у Паши было свое мнение на этот счет. В паре Арсений. Первые две буквы они угадывают, разнеся половину декораций, на полу еда, напитки, посуда. Он пару раз поскальзывается, но Попов как ангел хранитель, успевает его поймать, не дав упасть с высоты собственного роста. — Последняя буква. — Объявляет Воля. Антон отходит в другой конец декораций, что-то говорит, каждый раз получая разряды. Он с надеждой смотри на Арсения, но тот пожимает плечами. Снова удар, и Шаст с удивлением смотрит, как зацепившись за декорации рвется один из его браслетов, брызгами рассыпая по полу белые, крупные бусины. Он смеется. — Ну, бывает. — Шаст делает шаг и получает разряд. Он невольно взмахивает руками и падает. — У, это буква У. — Кричит Арсений. — Правильно! Давайте закончим, ребят я не хочу больше вас мучить. — Просит Воля. — Тоха, ты там живой? — Шаст? — Зовет Попов. — Блядь! Врача! — Он бежит к Антону, ноги которого виднеются из-за декорации, поскальзывается на бусинах, слыша, как что-то хрустит в ноге, плевать, но боли не чувствует. Он знает - случилось что-то страшное.       Шастун без сознания, и он боится к нему прикоснуться, зная из курса первой помощи, что нельзя трогать пострадавшего, он не знает как тот упал, и чем ударился. Рядом приземляется Димка, щупает пульс, проверяет зрачки, подсвечивая телефоном. Кто-то успокаивает зрителей, и говорит что передача закончена, кто-то кричит «где скорая?» Арс на секунду отключается, позволяя панике захватить себя, но тут же Позов грубо встряхивает его за плечи. — Арс, слушай меня, он не дышит, ты мне нужен. — Слова набатом врываются, разрушая панику на корню. — Я делаю вдох, ты следишь за пульсом. Если начнутся судороги, держите его крепче.       Проходит целая вечность, прежде чем к ним подбегает молоденькая врач-фельдшер, с ярко оранжевым чемоданчиком в руках. Она растерянно хлопает глазами полными страха и слез. «Пиздец» проносится у всех в голове. — Ненавижу частные скорые. — Позов выхватывает у нее чемоданчик и начинает рыться там, доставая ампулы, шприцы. Он достает флакон с антисептиком и обильно поливает себе руки. — Колоть хоть умеешь? — девушка кивает, и он начинает говорить ей, что и в каком количестве набирать. — Ну же, Антоха дыши, давай. — Уговаривает он парня, и тот как будто слышит его, начинает кашлять, пытаясь перевернуться на бок, но крепкие руки друзей держат его. Дима задирает ему футболку, прослушивает отобранным у медички фонендоскопом, зачем-то пальцами стучит по груди и начинает матерится. — Арс подними ему правую руку вверх, быстро! Шприц двадцатку. Серый держи плечи крепче! — Он разрывает упаковку, и вводит толстенную иглу ему между ребер, медленно откачивая шприцом воздух.       Зрачки у Антона сильно сужены, делая глаза неестественно зелеными, ему больно, но он сжимает зубы не в силах закричать. Его выгибает дугой, но сильные руки Серого и Арсения держат крепко, прижимая его к полу, наверняка останутся синяки, и он хватается за эту мысль, сосредотачивается на ней. К ним уже бегут врачи, охранники следом несут носилки, он смотрит на Арсения, но его лицо расплывается, он только успевает понять, что тот неестественно бледен. — Арс, — шепчет он, но тот его не слышит, зато слышит Позов, он наклоняется к нему, — Арс, — снова шепчет он, но договорить не дают, на лицо шлепается резиновая маска, в вены снова втыкаются иглы. — «Не успел» — проносится у него в голове, и ему становится мучительно жаль, что никто так и не узнал его главный секрет. — Я что снова напился? — проносится у Антона в голове. — Это становится дурной привычкой, видимо придется обращаться за помощью. Пить в компании это одно, но пить в одиночестве, так что утром ничего не помнишь… — Он открывает глаза, белый потолок, белые стены, и запах, с детства знакомый запах, к сожалению он был очень болезненным ребенком, и этот запах не перепутал бы ни с каким другим. — Пиздец, напился до больнички. — Он дергает руками, но руки привязаны к кровати. — Пиздец…       Он лежит довольно долго, пока в палату не заходит медсестра, он улыбается своей самой лучшей, отработанной годами улыбкой, но понимает, что это была ошибка, когда его накрывает тошнотой, а в глазах темнеет. Его снова колят, что-то капают, заходит врач, пытается что-то объяснить, засыпая медицинскими терминами, из которых он понимает одно, он чуть не отъехал, у него приличный такой сотряс, ушибы и что-то еще, из-за чего его минимум неделю продержат в палате. Руки наконец-то отвязывают, с условием, что он даже не будет пытаться вставать.       К вечеру приходит Серый, зачем-то притаскивая букет и апельсины, долго говорит как они перепугались, и если бы не Позов с его медицинским образованием, который быстро сориентировался, то неизвестно дожил бы Тоха до «государственной» скорой, с опытными, привычными ко всему врачами, и что у них теперь будет дежурить нормальная скорая, а шокеры в очередной раз под вопросом, снова из-за него, но его никто не винит. В палату заглядывает Дима, и по второму кругу начинает рассказывать новости, а потом извиняется за синяки, и успокаивает, что все кольца и браслеты у него, шутит, что если тот будет вести себя плохо, подарит их Савине. Он встает, и бросает фразу, из-за которой у Антона темнеет в глаза. — Ну, ты это, давай выздоравливай, мне еще к Арсу надо зайти, его завтра резать будут, надо кое-что передать. — Он жмет руку, и уже разворачивается, но Шастун держит крепко, не давая ему уйти. — Что с ним? — Голос сиплый, но сил прочистить горло нет. — Серый, ты не сказал ему? — Дима с укоризной смотрит на друга. — Тох, ты только не переживай, там не так серьезно как у тебя, он просто когда к тебе бежал, поскользнулся на ебучих бусинах, они по всему полу были рассыпаны, связки порвал и трещина в колене, он после всего сам до скорой дошел, только когда сюда приехали и тебя увезли на КТ, его накрыло, пришлось его чуть ли не силой засовывать на рентген. — Он сможет танцевать? — Что он несет? Антон мысленно бьет себя по губам, как будто только что сам признался Арсению в любви. — Не сразу, но сможет. — Он улыбается, и забирает свою ладонь из крепко сжатой ладони Шастуна. — Пойду, занесу ему чулочки, думаю, он оценит, специально выбирал с цветочками. — Позов машет упаковкой с медицинскими чулками и палата заливается громким смехом.       Сутки он развлекается переключая каналы, от желания курить хочется выть, но ему нельзя, ему мучительно хочется встать, дойти до туалета, но даже просто переворачиваясь с боку на бок он ловит жуткую тошноту, поэтому приходится унизительно жать на кнопку вызова, и ждать когда придет санитар с уткой. Спасибо, что санитар мужчина, «преимущества платных палат, все для вашего удобства», шипит Антон.       К вечеру второго дня к нему заходит Дима и приносит ему полностью заряженный телефон, а еще зарядку, которую втыкает в розетку над головой, засовывая конец провода под подушку, чтоб Антону не пришлось тянуться за ним. — Как Арс? — Шастуну глубоко похуй, что о нем подумают, за эти сутки он столько всего передумал. — Матерится, просит отпилить ему ногу, короче ведет себя как типичный «граф Арсений Попов». — Дима поправляет ему подушку. — Ты извини, что не сразу принес телефон, я его еле нашел, он полностью сел и вырубился, пришлось рыться в твоих вещах, пока зарядку подобрали. Ну, я это, пошел, ты теперь звони, если что-то надо будет. — До Антона доходит, как его друг испугался за него, видит синяки под глазами, затравленный взгляд. — Дим, наклонись. — Он раскрывает объятья, и когда тот наклоняется, прижимает парня к себе. — Спасибо, если бы не ты, если бы... Всем вам спасибо. — По щекам крупными каплями текут слезы, он всхлипывает и Позов всхлипывает вместе с ним. — Все хорошо, он гладит друга по спине. Все будет хорошо.       Он пытается листать ленту инстаграма, но от мелькающих картинок его начинает мутить, в новостях ничего о происшествии, даже шипперы молчат. Это хорошо, им нельзя подрывать рейтинг передачи. Он знает, что ему еще придется отстаивать «шокеры», народ их любит, а то, что случилось, простое недоразумение, помноженное на его разгильдяйство. Шастун дает себе обещание бросить пить, ведь может Матвиенко вообще не брать ни капли в рот, и он сможет. Он врубает музыку, засовывает наушники в уши, и устраивается поудобнее, пробуя уснуть.       Звук сообщения вырывает его из дремы, он смотрит на экран телефона, с трудом разглядев аватарку Арсения, от резкого движения голова снова кружится, подкатывает тошнота, и он решается перезвонить, понимая, что писать пока еще не может. — Арс, ты как? — Он прочищает горло, и пытается добавить в голос нотки веселья. — Сильно болит? — Терпимо. — Слабым голосом отвечает Попов. — Меняй. — Тош? — Я сказал меняй. — По шкале от одного до десяти болит на пятнадцать. — Блядь. Арс, прости. — Он закусывает ладонь, чтоб не заорать от нахлынувшего на него чувства вины. — Если бы не я, не мой браслет… Я их все сниму, выброшу всё к хуям. — Нет. — Арс? — Ты не выкинешь их, не смей. — Голос Арсения рваный, срывающийся высокими нотами. Антон удивлен, но боится спросить, что происходит. Они еще болтают, даже смеются, тактично обходя тему произошедшего, потом как по команде практически одновременно приходят медсестры, и им приходится отключиться.       Впервые за несколько месяцев Шастун засыпает улыбаясь.       Они болтают сутками напролет, засыпая под голос друг друга. Когда к ним приходят посетители, они смущенно прячут телефоны, но так и не сбрасывают вызов. Антон понимает, что его зависимость от Арсения стала еще сильнее, но он ничего не может поделать, и каждое утро, как заядлый наркоман тянется за новой дозой, в два клика набирая знакомый номер, чтоб услышать заспанное «Шаст». Он боится, что когда их выпишут, магия их общения пропадет. Что Попов пошлет его, ведь у него семья, ребенок, а он… Нахрена ему нужен мужик?       Ночные разговоры у них чаще всего носят личный, можно сказать интимный оттенок, чем дальше за полночь, тем они сильнее раскрывают друг другу души. Шастун каждый день ждет эти мгновения, стараясь как можно больше узнать, запомнить, запечатлеть на сердце фактов об Арсении. — Я так тебя люблю Шаст, — как-то произносит Арсений, и тут же замолкает, испугавшись своих слов. Попов кусает подушку и Антон слышит как тот сдавленно стонет. — Что? — Антону не хватает воздуха, ему кажется, что еще секунда и он потеряет сознание, и Арсений чувствует это. Его короткое «дыши, пожалуйста дыши» приводит в чувства. — Прости Тош, это сильнее меня. Если можешь, забудь то, что я только что сказал. — И Антону становится больно от этих слов. Арсений кладет трубку, но Антон сразу перезванивает. — Не смей бросать трубку. — Арсению кажется что тот в бешенстве, но он ошибается, Шастун в отчаянии и очень напуган его признанием. — Я… блядь сложно-то как, Арс, я тоже. Я блядь тоже, охуеть как, тебя люблю. И если ты сейчас скажешь, что пошутил, я тебя убью, я встану с этой ебучей кровати, доползу до травмы и задушу тебя твоей же подушкой, потому что, это пиздец как будет больно. Арс? — Это не шутка. — Минуту спустя слышит в трубке Шастун. — Давно? — Давно. — А как же жена, ребенок? — Антон понимает, что снова ляпнул лишнее, но Арсений отвечает. — Бывшая, жена бывшая, мы в разводе. А твоя девушка? — задает ответный вопрос Арсений. — Фейк. — Не понял? — Вы заебали меня своими: когда ты заведешь девушку, ты главный девственник Воронежа, и я попросил знакомую подыграть мне. — Почему-то ему становится стыдно за это признание. — Мы два идиота, два влюбленных идиота, — слышит он. — Проебали впустую столько времени. — Включи видеосвязь. — Просит Шастун, и Арсений без промедления включает, хотя ему до дрожи в коленях и боли в груди страшно посмотреть ему в глаза. Они смотрят друг на друга, не отрывая глаз, смотрят напряженно. Первым не выдерживает Антон. — Блядь. — Угу, по закону жанра сейчас мы должны целоваться, но все что нам доступно, это любоваться рожами друг друга, без возможности даже прикоснуться. — Блядь. — повторяет, соглашаясь Шастун и они не выдерживая начинают громко смеяться.       Зайти к Антону, побыть у него немного, потом зайти к Арсению, каждодневный путь Матвиенко. Он заходит в первую палату, но та оказывается пустой, он оставляет на столе пакет из ближайшей бургерной, заказ Антона, которому надоела больничная еда. Решив зайти к нему позже, он поднимается в травму, где накидывает на себя белый халат и бахилы, без которых хождение по отделению запрещено. Около двери Арсения, на полу прислонившись к стене сидит Позов. — Ты чего тут? — Ты это, не суйся пока туда. — Он устало потирает лицо и улыбается. — Ты выглядишь как придурок, с таким выражением лица. Он там что, не один? Жена приехала? — Если бы жена. Дверь не плотно прикрыта, я побоялся шуметь, загляни. — Матвиенко тихонько приоткрывает дверь и тут же как ошпаренный отскакивает от нее. — Это что блядь такое? Когда они успели? — он присаживается рядом, достает кошелек и отсчитывает купюры. — Держи, я проиграл. — Надо их сфоткать и послать Пашке, он тоже проиграл мне. —  Позов прячет деньги в карман. — И еще куча народу. Закатим вечеринку, когда их выпишут? — Закатим! — Бьет по подставленной руке Матвиенко. Он достает телефон и делает еще пару снимков. — Компромат, пригодится. Ну что, стучимся или дадим им еще пять минут? — Дадим десять, они это заслужили.       Парни снова садятся на пол и рассылают компрометирующие фотки всем знакомым, кто делал ставки на то, как скоро эта парочка сдастся и перестанет дурить.