Triple problem

      Любовные отношения — штука сложная. Это даже сложнее, чем глаз на жопу натянуть. Так считают трое парней, которые сидят перед Хенджином и не понимают, что вообще происходит в их и без того пиздецовой жизни. — У вас что, серьёзно у всех троих проблемы с парнями? — Хван не понимает, как такое может быть. Но ещё больше его волнует тот вопрос, почему они все пришли именно к нему. — В один день? — Да, — грустно, с придыханием и почти хором отвечают ему друзья. — А я здесь каким боком? — интересуется он, доставая из кухонного шкафчика несколько бутылок пива. Парень понимает, что вечер предстоит безумно долгий и богатый на разговоры, а без пол-литра здесь явно не разберёшься. Поэтому он оглядывает шкафчик ещё раз на предмет присутствия там чего-либо покрепче и находит несколько бутылок соджу. Удостоверившись, что алкоголя достаточное количество, Хенджин ставит по бутылке перед каждым. — Просто ты единственный из нас, кто не обосрался, — говорит Феликс, поджимая губы. И Хенджину кажется, что это вполне логичное объяснение, но он не уверен в своих силах и в том, что сможет хоть как-то помочь. Но он попытается. — Рассказывайте, — Хван открывает бутылку и делает глоток с горла, буквально чуть не подавившись, когда Чонин, Феликс и Хан начинают говорить хором и играть в кто кого перекричит. — По очереди, пожалуйста!       Первым рассказ начинает Чонин. Парень говорит сбивчиво, быстро и иногда теряется в мыслях, резко меняя тему и направление своих мыслей с «Чан-хён надоел постоянно работать, я его почти не вижу и от этого вечно психую и хочу прибить» до «О боже ну вы видели его вообще, это что, аполлон». С одной стороны, Хенджин понимает, что Чонин просто морально истощен и у него эмоциональное голодание из-за недостатка чанового внимания. С другой же кажется, что у младшего пубертатный период затянулся, и спермотоксикоз прогрессирует на фоне отсутствия элементарного всего со стороны любви всей его жизни. К слову, первой любви.       Как бы Хенджину не хотелось это признавать, но первая любовь проходит. Люди взрослеют и меняются, отстраняясь друг от друга. И он всеми силами надеется на то, что Чонина и Чана эта участь обойдёт стороной, и все, что происходит сейчас, никак не отразится на будущем этой пары, которое казалось всем максимально радостным.       Тем временем Чонин продолжает рассказывать о том, как он злится и ругает Чана, притом не самыми лестными эпитетами. Настолько красивыми, что уши вянут, даже фикус, стоящий в углу комнаты, тоже немного, вроде бы, начинает впадать в уныние. Хан глаза смешно выпучивает, а у Феликса лицо такое, словно вся вера хоть во что-то хорошее в этом мире испарилась пару секунд назад вместе с мнением о том, что их милашка Йени на самом деле милашка. — Ты серьёзно все это ему говоришь? — глаз Хенджина непроизвольно дёргается, но он старается держать себя в себе, выпивая очередной глоток пива. — Ну да, — Чонин не понимает реакцию старших, оглядываясь на них и ища поддержки. — Не, чувак, это реально жесть, — Ли берет со стола бутылку и прикладывается к ней головой. — Я бы тебе язык оторвал, — Джисон грозит пальцем правой руки, а левой крутит у виска. — Ещё меня дебилом называют. — Ну да, немножко разошёлся, — Ян как-то разом зажимается, неловко ерзая на стуле и гипнотизируя лежащую на столе пивную пробку. — Но это все равно не повод на меня не реагировать! Я к нему и так и сяк, и жопой об косяк, и головой об стенку! — Ну хоть не писькой об коленку, — бубнит Джисон, немного хихикая, от чего его гоготание подхватывает и Феликс. — Прости, но правда смешно, — Ликс старается сдерживаться, но получается откровенно говоря говено, но чем богаты.       Хенджин уже думает о том, что зря он в это ввязался. Чонин казался из этой тройки самым адекватным, и даже если у него в голове такие тараканы и в жизни такая шушара, то что у двоих оставшихся — ему и представить страшно. Из вежливости он пытается успокоить двоих ржущих, потому что лицо Чонина, откровенно говоря, уже покрылось багровыми пятнами, и от стеснения или злости — сказать было сложно. Второй вариант, конечно, очень сильно пугал своей неопределённостью в действиях младшего. Если он Чану-то не боится лишний раз пиздюлей вставить, то этих двоих может и в щепки разнести. Звучало страшно даже в голове. — Так, ладно, с одним понятно, — Хван спешит перевести тему, замечая, что его бутылка уже пуста. Он достает соджу и несколько рюмок сразу, чтобы больше не вставать, переводя взгляд на Джисона, которому уже не смешно. Хан сидит надутый, словно мышь, которую поймали в мышеловку, но сыр он при этом не сожрал, потому что тот отлетел за дохумиллион километров, а жопу механизмом уже зажало — не достать. — У тебя что? — спрашивает Хенджин, наливая алкоголь и сразу же опрокидывая в себя стопку.       Хан опускает взгляд в пол, смотрит несколько долгих секунд, а в глазах его такая грусть и вселенская печаль, что, кажется, её хватило бы, чтобы затопить весь мир. От улыбки, что была пару минут назад, не остаётся и следа. Джисон приоткрывает рот, тут же закрывая его, и это длится буквально минуту, после чего он сильно зажмуривается — Хенджин готов поклясться, что до тёмных пятен перед глазами — и выпаливает то, что никто не ожидал услышать. — Минхо меня бросил, — коротко и по делу.       В этот момент повисла гробовая тишина. Чонин в удивлении поднял брови, Феликс поперхнулся, допивая свое пиво, а Хенджин тупо сидел разинув рот. Вот это было уже серьёзное заявление. — Почему? — самый логичный вопрос, который интересовал всех присутствующих, но задать его почему-то решился лишь Хван.       По Джисону видно, что говорить причину ему не хочется. Остальным выпытывать тоже. Чонин лишь говорит о том, что если причина неизвестна, то и помочь они ему вряд ли смогут. Хану сложно сказать и слово, но он борется сам с собой, буквально переступая свою гордость и страх. — Просто у нас не было секса, — Джисон глубоко выдыхает и прикрывает глаза, ожидая реакции. — То есть, как это, не было? — уточняет Чонин. — Вы же встречались почти год. — Ну да, это в какой-то степени дико, — бубнит Хан в ответ, протягивая руки к стопке, забывая о том, что пиво он так и не допил. — Ну не могу я так, понимаете? Мне страшно, а Минхо, вместо того чтобы как-то, не знаю, мне помочь преодолеть этот блядский страх, просто смылся. — Да и нахуй он бы тебе был нужен, — произнёс крайне возмущенный Ликс. — Тоже мне, цаца обосраца, ни напиться ни подраться. — Я понимаю его, — тихо отвечает ему Хан. — Это сложно так долго без интима, при том, что дальше каких-то лёгких касаний мы вообще не заходили.       Хенджин наблюдает за Джисоном, и ему кажется, что именно в этой ситуации нужна особая терапия. Он встаёт, крепко обнимает друга, и к нему сразу же присоединяются остальные, от чего объятия становятся удушающими, но очень тёплыми. — Что делать с этим, я знаю, — говорит Хван, потрепав Джисона по светлым волосам. — А вы, — он кивает на Чонина и Феликса, — мне поможете. — Да без проблем, — соглашаются парни.       Они решают, что выпить за счастливую будущую сексуальную жизнь Хана — это святое. И одной стопкой не ограничиваются. После пятой наконец настаёт очередь последней проблемы. — Он меня за-е-бал, — громко хлопнув по столу, выдаёт Феликс. — Я даже в туалет сходить спокойно не могу! Чанбин словно липучка, которую запутал мне в косички! Навечно!       Ли рассказывает о том, что после того, как он пофлиртовал с Чанбином пару раз, от того совершенно нет покоя. Миллионы сообщений во всех соц. сетях, где Феликс только есть, три тысячи звонков, проводы от дома до института, оттуда до дома и хоть куда и хоть когда. Со было слишком много в его жизни. — Если бы от передоза Чанбина умирали — я бы сдох уже через два дня. А мы ведь даже не встречаемся! Что дальше будет? Он поселится у меня на подоконнике? — Ну, с его ростом это возможно, — шуткует Хенджин, на что получает злой взгляд Феликса с недобрым блеском.       Что бы он не говорил, как бы не отнекивался, но Чанбина Ликс любит. Давно. Ещё со школы, даром только что старший на него внимания не обращал, а когда наконец обратил, превратился в дикого фанатика, от которого нет спасения. Ликс бесился, буквально рвал и метал, а потом зацикливался на каком-то моменте, где Со Чанбин был милашкой, и умилялся с минуту, а потом начинал орать по новой примерно полчаса.       Выслушав все три истории, Хенджин просто охуевает. Он знал, что будет нелегко, но чтобы настолько сложно и подумать не мог.       Тем временем парни напиваются. Настолько, насколько это возможно. Моральное истощение даёт о себе знать, поэтому Хван решает дать друзьям немного расслабиться и раскрепоститься перед тем, как начать решать их проблемы. — Короче, — тон Хенджина слегка громче, чем обычно, поэтому все внимание парней фокусируется на нем, — я все придумал. Ты, — он указывает на Чонина, — держи голову в холоде. Ты, — переводит взгляд на Хана, — мудаков в тепле. А ты, — старший сочувственно смотрит на Ликса, — Чанбина на расстоянии! Особенно Чанбина на расстоянии! Все все поняли? — Да! — уверенно и хором отвечают парни. — Но было бы лучше, если бы ты объяснил, что делать, — улыбаясь, произносит Чонин.       Голова в холоде это, конечно, понятно, но куда засовывать свою импульсивность и желание Чана всегда и везде непонятно.       Хенджин долго и муторно впаривает Яну, что разгромы и скандалы в отношениях — не выход, и не сделают они их любовь крепче, сильнее и уж тем более не продлит. Истерики на пустом месте и маты-перематы даже терпеливого Чана рано или поздно доведут, а тогда начнётся апокалипсис с разносом всего мира и даже галактики. Чонин просто не переживёт, если они разойдутся. Поэтому Хван упорно вдалбливает азы управления гневом и моральные устои в светлую головушку их макнэ, а после демонстративно набирает номер Чана и заставляет Чонина с ним говорить. А конкретнее извиниться и высказать свои чувства.       Всё проходит гладко, за исключением того, что Чонин начинает буквально реветь в трубку и давиться слезами. Младший выговаривает Чану то, как он сильно скучает и что уже просто не может без него. Чан же, в ответ, уговаривает любимого Нини перестать плакать и клятвенно обещает, что заберёт его через час от Хвана к себе и посвятит любви всей своей жизни завтра целый день.       С Ханом дела обстояли совершенно в другом русле. Парни взяли его в охапку и буквально держали за голову и не давали закрыть глаза, показывая гей-порно. Сначала он отбрыкивался, потом немного втянулся, а потом начал расспрашивать. На этом моменте Хенджин вообще пожалел, что живёт эту жизнь и сидит сейчас тут, а не в обнимку с Сынмином у того дома. Чонин и Феликс охотно делятся с Джисоном своим опытом, Хенджин же рассказывает другую сторону ситуации, так сказать со стороны сверху смотрящих и низ ебущих. В целом, Хан более менее все понимает, но страхи не проходят так быстро, а вот Минхо приходит по первому звонку. Он крепко обнимает Джисона, а после берет его лицо в ладони и буквально зацеловывает каждый миллиметр, попутно прося прощения и говоря об общеизвестном факте — что он мудак.       Минхо забирает Хана, который буквально виснет на нем и прощается, довольно улыбаясь. Следом же уходит и Чонин, которого Чан уносит на руках и обещает не отпускать ближайший день точно. В квартире становится тихо, Феликс помогает прибраться, а после того, как его телефон начинает вибрировать, подпрыгивает на месте, сразу же меняясь в лице.       Хенджин берет трубку и выходит перекурить на балкон, о чем-то мило беседуя с Чанбином, а по возвращении обещает Феликсу как минимум двухнедельный перерыв от курицы наседки и сасэн фанатки по имени Со Чанбин-доебин. Ли скептически изгибает бровь, но словам старается верить, потому что Хван никогда не обманывает и обещания свои держит. Во всяком случае, Феликс на это молится.       Хенджин предлагает для пущего эффекта пожить в его квартире некоторое время, на что Ликс охотно соглашается, слезно умоляя не выдавать Со его местоположение и, получив утвердительный кивок, облегченно выдыхает.       Спустя час Хван покидает свою квартиру, весело щебеча по телефону с Сынмином и предупреждает того, что тот от него теперь ближайшие две недели не отвертится, на что Ким счастливо смеётся в трубку, отвечая лишь единственное «жду». А Хенджин улыбается тому, что он смог помочь друзьям и идет сейчас весь такой счастливый и пьяный навстречу к любимому человеку.