Эльфы, орки и третья сторона. Северный север

Вот где-то солнышко греет, птички поют и травы цветут, а прелестные эльфийские девы лица и тела свету подставляют. А кто-то в море плещется, хвост полощет и в золотых лучах купается. А другие снег наблюдают, холодный и вообще «брр». Так-то север как север, но чем дальше, тем севернее. И очень уж северно на самом севере, на одной точке в горах, куда никто из северян даже не сунется, но, конечно же, эльф пролезет везде… Мариэль про себя чертыхался — это слово уже половину заменило. Оно и как ругательство — ну вас к Северу! , и как угроза — в север выброшу, сссдохнешь там, олень ссеверный! , ну и ландшафт здесь тоже, как ни описывай, а север, везде север, сплошной север и север на севере. И чем дальше, тем севернее. Он никогда не думал, что север это так страшно. Нет, песчаная буря цветочным садом покажется рядом с самым северным севером из всех северных северов. Север-север-север-север… — Эй, опять вампиры прорвали контур, — рыкнул Фарг, схватил свою дубину и вылетел из хижины — только дверь открытая стукнулась громко о стену. «Гуп» и ледянющий северный ветрюган огонь в камине потушил. Мариэль подорвался, ноги в снег сунул, синея на глазах, дверь зацепил и запер, вздрагивая. Нет, в домике тепло. Они, северяне, их хорошо делают, на совесть. И не продувает нигде, и слой дерева такой, что даже… орк не сломает. Десяток орков не сломают, будет точнее. И камин большой, вытяжка правильно сделана — и обогревает всё, и дым внутрь не идёт. Алениэль-то хорошо, она шубу натянула, магией своей себя окружила — лунной аурой, Крыку на плечо села и поехала на ту самую гору, куда никто не ходит… Говорят, там трава ценная растёт, очень дорогая и редкая. И костей там под снегом у подножья много — неудачные охотники за наживой, которых зверьё съело. И вид оттуда должен быть просто невероятный. А ещё, хоть в это слабо верится, там горячий источник, что омолаживает и любые раны лечит. Алениэль пошла, а они все остались в домиках, что местные одолжили. Здесь население мельчает, вот недвижимости и с избытком. А всё потому что вампиры повадились набеги устраивать. Им-то что холод, что зной — всё одинаково, везде кровь вкусная. Вот и нападают. Говорят, при старом князе мирно жили, а как новый появился — так сразу войной пошли. Мариэль в грызню не лез, пока кто-то не пронюхал, что эльф в деревне появился. Теперь вот стал народным достоянием, пусть и живёт здесь без дня третий месяц всего. Конечно, ещё бы в герои-мученики записали, вампиры-то все теперь здесь ошиваются. На его «сладкую» кровь бегут. Вот Фарг и реагирует, стоит только кому-то защиту периметра нарушить. Ворф и Ург тоже от драк не отказываются, но живут отдельно. Мари как первый раз это место увидел, решил, что они здесь надолго не задержатся. Не порисуешь в условиях, когда краска меньше чем за минуту замерзает. Но Алениэль и памятью на красоту не обделили — она гуляла, а потом рисовала. Эльф взял кочергу, пошевелил угли, дров подбросил, и вновь огонь заплясал. Он первое время его магией поддерживал, но слишком уж затратно, да и не греет так. А Фаргу всё равно нечем заняться, вот дрова и колет. Они всей мордатой командой выходят в лес, нарубят деревьев, притащат, а потом машут топорами. Всё же хорошая вещь — орк. Полезная в хозяйстве. Правда, Мари до этого всем покупным пользовался — ни готовить не умеет, ни в доме убирать. Для чего-то магия есть, для чего-то ларьки. Зачем штопать дыру, если можно купить новое? Он и покупает, а вот орки не заморачиваются. Обычно вампиры хлипкие, их дубиной раз огреешь и хоть как жёлуди ходи собирай. Орки их за черту стаскивают, а Мариэль магией как можно дальше отбрасывает. Не переживает почти — уже в лица знает, не помирают, снова приползают через время. Но в этот раз что-то долго никто в дверь не стучал, не кричал: «Уже можно, выходи!». Мари к окошку подошёл и уселся на табурет, поглядывать обеспокоенно. Привык он к жизни с орками, как когда-то привык к причудам Алениэль. Может, и правильно она сделала, что именно его себе в компаньоны взяла. Может, и ведала будущее. Снежная буря началась, а орки всё не возвращались. Мариэль места себе не находил, в окно смотрел, уже хотел идти искать их, когда наконец-то через плотную завесу снега разглядел фигуру вдалеке. Даже эльфийский взор не помогал ему, когда снаружи всё белым-бело. Подорвался, дверь приоткрыл, а когда шаги приблизились — распахнул, впустил внутрь и закрыл быстро, вздрагивая от мороза. Фарг не сам пришёл — принёс кого-то на себе. И кровь на нём тоже чужая была, его Мари по запаху узнавал. И этот кто-то, раненный, точно не орк, мелкий слишком. Ну, как для мужчины — нормальный. — Странное заметил, — начал Фарг, стаскивая шубу, за ней телогрейку, одну пару штанов. Сам уже потный был, но дальше не разделся — раненного поднял снова и на кровать опустил. — Не за тобой пришли, а гнались за кем-то. Жалко стало. Они, орки, вообще жалостливые. Мариэль мимо нищих проходил, и ухом не поведёт, а эти сразу какого-то хлеба дадут, пирогов притащат. И собак раненных стаскивают, выхаживают. Вообще, странный народ эти орки. Но Мариэль привык уже, и лечить эти находки тоже привык. Знал, что если не поможет — это всё надолго затянется: пока раны осмотрят, пока что-то сделают, пока на ноги поднимут… Поэтому холоднючим телом занялся и только хмыкнул в процессе раздевания: — Вампир, надо же. Да и странный такой, не как те, что нападали. Кажется, аристократ. Волосы полосатые, с сединой, а тело слишком сильное. Вампиры же все твердят: «Мы — элита, мы — лучшие, мы — идеальны», и только на способности и полагаются. А этот сразу видно — воин. — Он ещё и отбивался! Такой магией их глушил, мы аж засмотрелись, — поделился Фарг, тихонечко сидя рядом, чтобы не отвлекать. — Воды, — коротко попросил Мари, когда всю одежду с клыкастого снял. Раны у него всего три имелось, но тяжёлые очень. Удивительно, что до сих пор жив. Живот почти вспороли, только металлической пластиной и держались потроха внутри. На груди прямо цветок из плоти — словно до сердца чем-то тупым ковыряли, да не доковыряли. И голова разбита, волосы слиплись. Воду Фарг принёс быстро — небольшое ведро, а сам пошёл на улицу за добавкой. Может, снег собирать и топить, а может и до колодца. Мариэль веко оттянул, поглядел, как зрачок резко сузился, и прежде чем колдовать начать — живот принялся зашивать. Быстрее так будет. Потом, уже когда потушил свет на руках, взялся за отмывание крови. Дурное это дело, ещё и постель испортили, но не выкидывать же этого в снег? Да и не видел его Мари ни разу. Значит, этот не нападал. Фарг уже успел и воды наносить, и дров подкинуть, за ужин взялся, когда эльф устало прилёг прямо на полу, глядя в дощатый потолок. — И как там? — Жить будет, но крови ему надо. А я не дам, пока в сознание не придёт. Все знали, что бессознательный вампир всё равно, что обезумевший. — Ну и ладно. Иди чай пить. Одежду вампира решили не выбрасывать всю — штаны оставили, ибо целые, а сапог и не было — босиком бежал, босиком и принесли. — Глаза красные, — пожаловался эльф, когда за столом сидел. Орк посмотрел на него непонимающе, и он пояснил: — Магия у него необычная, род древний. Старик твой найдёныш. — Ну, тогда и хорошо, что помогли, — кивнул Фарг, а Мари угукнул неуверенно. Почему-то эти глаза покоя не давали. На улице рано темнеет, но от снега всё равно никогда до черноты не доходит. Часы в этой местности роли не играют — когда потемнело, тогда и вечер, когда звёзды зажглись — тогда и ночь. Уже луна давно светила, как Мариэль решил раненного проверить — раскрыл одеяло, а дыра в груди снова такая же, словно и не лечил совсем. Фарг им постель на полу постелил, у камина. Мягкую, тёплую. А когда Мари раздевался, негромко спросил: — Устал? Эльф подумал и мотнул головой. К нему забрался, приласкался, а орк и рад — опрокинул, зацеловал, вставил так, что тот охнул. Вампир меж тем вынырнул из кошмарного бреда, что терзал разум, горящими глазами огляделся, убеждаясь, что опасности нет, и просто прикипел к разврату, что на шкурах и покрывалах у огня творился. За свои долгие, долгие столетия жизни ему редко доводилось видеть что-то столь прекрасное, как этот белокурый эльф с косой, что золотой змеёй по полу стелилась, и кожей такой светлой и гладкой, что хотелось губами коснуться. Эльф выгибался и тихо постанывал, будто боялся, что посторонние услышат, кусал покрасневшие губы и обнимал здорового орка, что очень нежно и неспешно вторгался в его тело. Кожа орка при свете огня казалась чёрной с зеленоватым отливом, как драгоценный камень. На мгновение вампир подумал, что всё ещё спит, потому что где ещё, как не в мире иллюзий, высокородный и утончённый эльф может с такой охотой и страстью отдаваться такому дикому громиле? Но, кажется, нет, это реальность. Невероятная реальность, в которой что-то жжёт внутри, выжигает важное, и кажется, что рассвет не наступит. Эльф перевернулся и замер, расширенными глазами глядя прямо в красные вампирьи, прохрипел что-то, стукнул Фарга и указал на очнувшегося раненного. Тот чертыхнулся, видимо, не зная, что делать — бросаться с расспросами к нему, закрывать ревниво своего Мариэля или продолжать приятное занятие. Мари решил за него, углядев в красных глазах невероятную жажду. Вздохнул обречённо, будто знал, что так и будет, и приподнялся, похлопал себя по шее. Всё разрешилось само, словно так и должно было быть — Фарг не остановился, Мариэль задыхался от удовольствия, а вампир предавался экстазу, лакая его кровь и чуть не мурлыча. Всё настолько сильно смешалось, что оргазм накрыл всех троих одновременно и настолько мощный, что все силы их покинули. Правда, в отличие от потерявшего сознание Мари, Фаргу хватило сил, чтобы подгрести его под бок и укрыться, а вампир прижался к эльфу с другой стороны и уснул, стоило закрыть глаза. *** Утром Мариэль очнулся поздно, совсем поздно — в домике уже было светло и пахло кофе и чаем. Он лениво потянулся, сдул щекочущую прядь волос и открыл глаза. Сел, снова потянулся, зевнул и неожиданно тронул плечо, исследовал его пальцами, а потом осмотрел. Следа не осталось. И в домике тишина гробовая стояла. Через короткое время он уже стоял на пороге и любовался на чудную картину — труд. Прямо так, в одних штанах, валенках и здоровом орковском тулупе их найдёныш трудился во благо — колол дрова. Рядом стоял Фарг и пилил здоровенный столб какого-то дерева, что ещё позавчера мордатые всей дружной компанией притащили и так и оставили. Они не мелочились — подрубливали снизу, валили и тянули сразу со всеми ветками и брошенными гнёздами. — Вы что, с ума посходили?! — гаркнул Мари, уперев руки в бока для большей весомости своих слов. — Тебя что, Фарг укусил?! А раны?! Я что, зря старался?! — А раны только труд и пот лечат! — настоял на своём упомянутый орк, допилив очередной пень. Вампир его подобрал и принялся разрубывать на десяток более тонких. — Потным чтобы ко мне не подходил, — высказал Мариэль своё «фе» Фаргу, развернулся и вернулся в дом. — Замёрз просто, — зачем-то пояснил его быстрый уход Фарг вампиру, а у Мари уши дёрнулись и от двери он не отошёл. — И что, нервный? — спросил почему-то вампир, и только «гуп», «гуп» топором по дровам. — Да не… — орк сплюнул, напоровшись на узел древесных волокон, и поднадал, что на его речи сказалось: — Как все… женщины… Мариэлю захотелось кому-то по морде съездить, но передумал выпрыгивать, тем более шубу уже снял. — Но всё равно… люблю, — закончил Фарг, наконец-то миновав тяжёлое место. — Фух. Бери вон ту кучу, её закончим и возвращаемся. Не закончили и не вернулись. Точнее вернулись через несколько часов и не закончили — завалились в дом и попадали у камина. Мариэль не спрашивал — сам слышал, что клыкастые снова напали. Только посмотрел неодобрительно и пошёл поздний обед подогревать, чтобы «мужчин» накормить. Про себя только фыркал недовольно, но молчал. От Фарга его настроение не укрылось, он за своим эльфиком наблюдал краем глаза, отогревая руки. А как согрел — к нему подошёл, обнял, поцеловал в макушку. Мариэль только вздохнул и спросил у вампира: —  Как рана? — Ругаться будешь, — ответил тот, глянув искоса. Эльф ему на кровать кивнул и приказал раздеваться. — Зовут-то как? — уточнил, когда снова пытался залечить. — Данмор. Я старому князю служил. Оказалось, что у вампиров тоже не всё так гладко, как казалось. Старый князь умный был, мудрый, с людьми дружил, торговлю вёл и всё старшего сына воспитывал, показывал, как надо делать, чтобы, как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Старший же и сам понимал, что так и надо. Незачем воевать. А вот младший… Младший высокомерным больно уродился, всё мнил о себе невесть что, получить трон грезил. И, так как тоже не дураком оказался, других подбивал. Мол, стар отец, глуп, расу принижает. Пора бы новой воле появиться, на путь истинный всех направить. Молодые все за него стояли, а каждый думал, что поддержи его сейчас — как взберётся на верхушку, вспомнит, кто помогал, а кто нет. Так и вышло. Всё княжество на два фронта разделилось, а от младшего старшие предательства не ждали, попались на уловку. Князя тот убил, труп диким волкам скормил, а брата просто запер в темнице, чтобы медленно мучить. Ну, а всех приверженцев, кто головы не склонил, гнать начали. Данмор говорил, что хотел реликвию украсть, чтобы новому князю не досталась. Старый её спрятал, но что за проблема найти тайник в замке? — А рана почему не заживает? — спросил Мариэль, когда всю историю выслушал. — Проклял новый князь скверной. Всё равно проявится. — Сердце не тронуло и ладно, — только и сказал эльф. Не идти же войной против всех вампиров? И недоговорки заметил, но расспрашивать не стал. — С потом скверна выходит, — гнул своё Фарг. Любовью заниматься при постороннем Мариэль не хотел, так что спать все легли рано и очень долго вертелись, пока орк не поднялся и не пошёл снова топором махать. Мари сел под стенкой у камина, колени обнял и на тени смотрел. Неуютно ему стало. Данмор лежал тихо, едва слышно дыша. Тоже не спал, но не показывал, всё вслушивался в шумы. Стук топора, вой ветра, уханье совы, треск дерева в огне, вздохи эльфа. Он его как при свете рассмотрел, подумал, что влюбился. Коса толстенная, золотая, лицо миловидное, глаза зелёные-зелёные. Ну, точно как в книгах пишут — сам он их не видел, не захаживали так глубоко на север. Только что характер вредный, но, может быть, это только из-за постороннего в доме. — Как вы здесь оказались? Мариэль вздрогнул от неожиданности, но ответил: — Мы с художницей путешествуем, Алениэль. Я её компаньон. — У нас в замке пару картин её. Старая война, чтобы молодые смотрели и знали, как это больно. Новый князь их сжёг. — Дурак. — Да, дурак. Не доглядели за ним, думали, родных не тронет. — Гнилые яблоки на любом дереве есть. Данмор помолчал немного, думая, что эльф очень прав. А потом спросил: — Как так-то, эльф с орком? Я не осуждаю, нет, просто любопытно… Мариэль конец косы взял и вертеть принялся, рассказывая: — Алениэль прокляли тогда, вот с ними и связалась. А Фарг… прилип. Они-то с ней, а он… почему-то за мной увязался. — Любит он тебя. — Я знаю. Данмор думал, что третий для них лишний. Третий им точно не нужен. А потом вернулся Фарг и сон всё же сжалился над ними. На следующий день прибежал Ург, сказал, Алениэль вернулась. Данмор не понимал сначала, почему они не бегут к ней сразу. Пришли только под вечер, и по витавшему запаху секса всё понял. Эльфийка как-то не очень походила на своего сородича — волосы короткой чёрной копной, глаза такие же тёмные, а кожа настолько белая, словно её в луне купали. И странная такая же — говорит и рисует, болтает и кисть не выпускает из рук. А на полотнах клубы пара среди льда, рыжие, страшные пузыри на земле, откуда пар бьёт, и умирающий в агонии человек. — Нет там чуда, Мари, нет. Газ ядовитый, кожа угрями покрывается, лопает, плоть плавится. Кошмар, а не место. А трава, о какой болтают, костяной пустырник. На костях вырастает, семена только в плоти прорастают. Мариэль кривился и иногда вздрагивал, глядя на её художества и слушая рассказы. — А ты, вампир, не врал бы, — продолжала она, когда услышала ответ на вопрос «кто это?». — Пойдёшь к своим когда? — Завтра и пойду. Мариэль стыл ледышкой, чай пил, не вмешиваясь, только уши дёргались. А Фарг хмурился и смотрел подозрительно. — Так не выживу, если князя не убить. Рана не затянется, — пояснял тот, но, кажется, никто и не верил. — Ну, и это верно, — соглашалась Алениэль, уже пейзаж с высоты открытый рисуя. — Только зря не открылся. Может и иначе всё бы вышло. Сердце большое. Данмор отвернулся и больше не говорил ничего. Сердце-то может и большое, вот только если умрёт завтра? — Зайдёшь утром перед уходом, — попросила его эльфийка, когда уже прощались. И этой же ночью Данмор решил в последний раз… счастье почувствовать, пусть и горькое. Рубашку снял, проверил повязку и очень неуверенно спросил: — Можно мне… сегодня третьим быть? — Твой выбор, — сказал Фарг, глядя на своего эльфа. А Мариэль подумал, что так, как прошлой ночью, спится совсем плохо, и кивнул. А когда вампир его поцеловал — отчаянно, пылко, горько, понял слова Алениэль. И ночь была тёплой, кровь — горячей, а дыхания смешивались и звонкие стоны звучали, как колокольчик. И спали трое хорошо, правильно — эльф на орке, вампир в эльфа вцепившись, а орк всех обнимал и похрапывал негромко. Алениэль утром ждала, даже не рисовала, хмурый Ворф блины жарил, а все остальные отсыпались. — Раздевайся, — приказала, и отчего-то Данмор не стал противиться. А эльфийка кисть взяла, в красную краску макнула и на нём, как на холсте начала узоры выводить. За одно и говорила: — Мари хрупкий, не рань его. А Фарг отходчивый, да и… давно они третьего хотели, хоть и не признавались. Ты как вернёшься — сразу к ним. Ничего не говори, сами всё поймут, само всё сложится. Судьба их ведёт и тебя вести будет. Его рождение солнце благословило, птицы тогда пели, весь лес приветствовал. Давно никто не помнит, даже мать его, а я помню, картину так и не нарисовала. Она многое говорила, а в сердце Данмора тоска и надежда смешивались. А как не выживет? А как не примут? — А Мари знает, вспомнит, как у вас братоубийство происходит… … смертельный поединок, который не может закончиться миром. Никакая рана не затянется, пока один из них жив. Алениэль жёлтым цветом дыру в груди обвела, затушевала полосами, как решёткой. А на лбу луну серебром вывела. — Ты же не хотел никогда править, против отца не шёл. — Другого ребёнка у него не было, — ответил странно, не шевелясь. — Так и пойдёшь, понял? Не нужна тебе одежда, не нужен и трон. Куда сердце тянет, туда и вернёшься, — заговаривала. — Ты и так сильный! Долги отдай, сторицей выплати, — наказала, жутко улыбаясь. — Иди. Данмор только радовался, что может холод не чувствовать. Но её рисунки подобно одежде грели, а солнце на ране жгло, напоминая. Больше он не боялся. *** — Да не вернётся он, что князю у нас делать?! — зло рыкнул Мариэль, не вытаскивая головы из книги. Внутрь задул ветер, но дверь быстро закрылась. Запахло кровью. Эльф оглянулся на Фарга и в лице изменился — вредность пропала, бледность всё затянула, только большие зелёные глаза и сверкали. Подлетел быстро, совсем уже забыв, что недавно высокомерно фыркнул: «Ну и скатертью дорожка, всё равно не нравился, вампир к тому же», под мышки взял и на кровать затянул. А кровать у них широкая, крепкая, вампир в шкурах утонул, постанывая болезненно. Мари как с цепи сорвался — клинок эльфийский призвал, всю одежду в мгновение порезал и за раны взялся — ту самую на груди, да множество царапин от когтей и порезов от оружия. Ещё и в бедре какой-то осколок застрял. Эльф его потянул щипцами, что Фарг где-то в ящике нарыл, едва вытянул, а это железка оказалась — прямоугольная ровная пластинка с какими-то рунами, он не присматривался, просто отбросил. Мёрзлые раны вообще сложно лечить, так что он первым делом себе запястье черкнул и ко рту приставил. Данмор присосался, с трудом себя сдерживая, и спустя недолгое время согрелся и порозовел. Фарг, как клыкастик пропал, поглядел на натянувшего старую маску Мари и к Алениэль сходил. Не сказать, чтобы она как-то успокоила — пусть и знал теперь, зачем ушёл, тоже не думал, что от княжества откажется. А Мариэль всё печалился в душе, но очень стойко делал вид, что всё в порядке и его это совершенно не беспокоит. Только вечерами вздыхал устало. Вот Фарг и завёл себе привычку патрулировать местность. Всё надеялся вампира углядеть, хоть одного. — Убил? — поинтересовался орк, оттаскивая уже дрожащего Мариэля от раненного — последние силы на исцеление тратил, чуть в обморок не падал уже. Присел на кровать рядом с Данмором, затянул эльфа к себе на колени, обнял, а тот всё бледную вампирскую руку не отпускал. — Да, убил, — выдохнул, стискивая пальцами тонкое запястье Мариэля. — Ты, клыкастик, так больше не делай. — Не буду, — улыбнулся и спросил, пряча страх глубоко внутри: — Третьим примете? — Уже приняли, — выдохнул орк, придерживая полубессознательного Мари поперёк груди. А клыкастик выдохнул облегчённо, приподнялся, поцеловал сладкие губы, делясь энергией. И когда эльф очухался и, обняв за шею, потянул на себя, только засмеялся хрипло. — Ты чего? — спросил подозрительно Мариэль, отстраняясь. Задрал голову, чтобы на орка посмотреть, а тот тоже улыбался. — Да… счастлив просто, — выдохнул Данмор. — А ты? — спросил уже у Фарга. — Не ревнуешь? — Нет, — хмыкнул, заваливаясь на постель. И вампира к себе притянул, чтобы в кучке все рядом грелись. — Мне клыкастик тоже по душе. Вампир нервно хохотнул, рефлекторно поджав ягодицы, но, подумав, расслабился, обнял эльфика, руку орка на бедре у себя спокойно воспринял и закрыл глаза. А Мариэль ещё спросить успел, пока не уснул: — Ты надолго? Данмор глаз приоткрыл, увидел перед собой ту самую толстую косу и хмыкнул: — Пока не выгоните. — А… Ну смотри, а то вернёмся в лес, а там эльфов много… — А такой только один, — парировал вампир, рукой по боку его провёл и только выдохнул довольно: — Ещё и мой… Наш. Да, наш. — Ага, наш, — бахнул сверху Фарг весомо, да ближе их к себе придвинул. — Алениэль завтра скажем, спите. — Ваш-ваш, — полусонно пробормотал Мариэль, чувствуя, как уставший от магического перенапряжения организм расслабляется. — Налево пойдёте — яйца отрежу. Кто-то хрюкнул, но он вообще-то быстро забыл о собственных словах. А если бы и вспомнил, сказал бы, что это не он, это… Второе Я вмешалось. Ага. — И съешь, — добавил орк. — И съем, — подтвердил, уже уснув почти. Вампир глянул на орка, а тот улыбался своей жуткой улыбкой. И тихо спросил: — Он вообще знает, что в нашем роду только однолюбы? — Сам обрадуешь, — ответили ему. — Артефакт забрал? — Да. — А что это было? — Амулет плодородия. Он же и браки закрепляет — изменить невозможно. Отец до смерти матери был верен. И валялся этот амулет сейчас рядом с их кроватью, как насмешка над судьбой, сиял мягким светом. Пусть плодородие здесь и не требуется, а мужская сила и страсть никогда лишними не будут. Так что артефакт выполнил свою миссию и потух, превращаясь в обычный кусок железа ровно до явления следующего «наследника крови». А будет тот или нет, предмет не волновало.