Санкт-Петербург — Воронеж — хрен догонишь

Притираться к своему соулмейту оказалось удивительно. Удивительно сложно, если этот соулмейт — ублюдок по имени Арсений Попов. Он, казалось, делал всё возможное, чтобы они не смогли быть вместе. Первым, чего он потребовал, стал полный отказ от курения. После пошли проблемы на профессиональном поприще, так как оба выбрали жизненной стезёй юмор, а усукаблялась ситуация ещё и тем, что жили ребята в разных городах. Спасибо, хоть часовой пояс одинаковый и звонить можно было спокойно. Однако даже при таких условиях любитель не спать всю ночь или встать с рассветом Арсений-сука-Попов, бывало, вытаскивал злого как сам Сатана Шастуна из постели просто «посмотреть, какой рассвет». На минутку, совсем не такой, как в благословенном Питере, но, чёрт побери, совершенно прекрасный, если учесть, что он дополнен литровой чашкой чая и хрипловатым голосом в трубке. — Тебе не холодно? Какая трогательная забота! Знай Антон его чуть меньше, повёлся бы. — Нет. — Он, зажав в зубах сигарету, безуспешно пытался прикурить: разошедшийся не на шутку ветер трепал короткие шорты, хватал тонкими пальцами за карман толстовки и задувал к чёртовой матери огонёк зажигалки, которой приходилось щёлкать снова и снова. А каждый новый щелчок, как секундная стрелка на часовом механизме бомбы, приближал их к ссоре на почве его курения. Сныкавшись в угол, Антон смог наконец прикурить и с удовольствием выдохнул пар с дымом. — Я соскучился, Арс. — Это прозвучало так инородно, как будто кто-то приклеил поверх основного текста стикер с написанной от руки фразой. В трубке воцарилось молчание. Шум прибоя (самого настоящего; ведь где встречать рассвет, как не на берегу залива?) приятным шорохом ласкал ухо. Арсений то ли потерялся от счастья, то ли не хотел врать — кто знает? — Сможешь приехать? — Решил, очевидно, не лукавить. — Я собрал на билеты, полетишь самолётом, чтобы время не тратить. Не первый класс, но вполне хороший рейс. — Не знаю, у меня хвосты в универе и репетиции с Макаром. — Билеты лучше вернуть? Знаешь, я придержу их, вдруг ты передумаешь. — Хорошо. *** Они поцеловались. Это было так глупо и неуклюже, что даже страшно. Болтали на кухне до самого вечера обо всякой чепухе. Оказалось, что ту книгу, которую купил Арс, Шастун успел немного изучить, и теперь можно было сладостно предаваться ничего не значащему трёпу. Впереди было расставание, которое — как знать? — могло быть и навсегда. Впереди была ночь, которую ещё надо как-то пережить, и впереди же был Антон Шастун двадцати двух лет от роду. Вот же судьба-злодейка, чёртовых восемь лет разницы — пропасть. Он трогательный, ушастый и такой тощий, что единственным осознанным желанием было накормить до отвала. Но вообще хотелось отоспаться: у Шаста был не самый удобный матрас, и Арсений, видимо на нервах, плохо спал всю ночь. А как будет теперь, он мог только гадать. Лезть ни в штаны, ни в душу особо не хотелось. Да, они побывали друг у друга дома (не сказать, чтобы очень этого желая), да, они идеальная пара, да, лучше уже не будет и, да, он — парень. Пацан. Мальчишка. Арс поднялся, чтобы налить ещё чаю им обоим и, возможно, нарезать бутербродов, а Антон поднялся, чтобы покурить. Они как-то удивительно не смогли разойтись на впечатляющих размеров кухне и уставились друг на друга как пятиклассники. У Антона уши казались красными из-за солнечного света, льющегося из окна за спиной, а глаза выглядели такими тёмными, почти пугающими. И Попов не придумал ничего лучше, чем просто потянуться, впервые в жизни оказавшись ниже того, кого собирался целовать, привстать на носочки и коснуться сухих, горячих губ своими. Антон не ответил и даже не закрыл глаз (а мог бы, всем неловко вообще-то). Он подхватил Арса за талию, когда тот уже опускался на пятки, зачем-то совершенно бестолково её сжал и, протиснувшись мимо, ушлёпал курить. Вот тебе и магия, вот тебе и идеальная пара. Девственник что ли? *** Жить вот так, зная, что там, за тысячу с лишним километров, твоя пара, та самая половина (меньшая, но явно лучшая), было стрёмно. Ира ушла, забрав с собой сладкий запах парфюма, пару свитшотов и длинную футболку, единственную, которая не задиралась до линии обзора трусов. И что-то ещё забрала такое, что нельзя потрогать. Ощущение принадлежности, взгляды и улыбки. Всё это она безжалостной рукой сгребла в сумочку вместе с косметикой с полки в ванной и ушла. Тихо, без истерик и, кажется, даже без слёз. Квартира сразу показалась такой одинокой и до странного чужой. Он снимал её, родители помогали, и, оказавшись в ситуации, когда она, в общем-то, не нужна (у Арса своя есть, да ещё и в Питере), Антон как-то иррационально затосковал. И к предкам не вернёшься, и тут совсем безрадостно. Учёба подвернулась удивительно кстати, да и Макар не давал скучать, генерируя под пиво нелепые сценки и охотно разыгрывая кого угодно: от его старшего брата до сварливой мамы. Сценки выходили фееричные, и их отлично принимали на всех техничках — можно было пробоваться на телевидение. «После Нового года», — как мантру раз за разом выплёвывал Шаст. В какой-то момент фраза совсем побледнела, затёрлась из-за частоты использования и потеряла не только вес, но и всякий смысл. Макар знал, что на праздники друг махнёт в Питер, знал о непростых не-отношениях парней и о страхах Антона. Знал обо всём, поэтому молчал, пил пиво и только смотрел. Сами разберутся. У Макара не было соулмейта и он не мог ничего подсказать, так что просто был рядом. *** Декабрь выдался сказочным: город засыпало пушистым белым снегом, сулившим весёлые зимние развлечения в Новогоднюю ночь, морозы не лютовали, и находиться на улице было не просто приемлемо, а даже приятно. Арсений уверенно вёл машину, слушая надоедливую композицию (уже седьмой раз на репите, потому и надоела немного), подпевал и радовался: небо было чистым, и проволочек с посадкой быть не должно. А снегопады обещали на следующие четыре дня, как будто впервые на его памяти погода всерьёз решила подыграть людям. Это сбивало с толку — может, знак свыше? Хотя что же ещё? Шастун смотрелся в здании аэропорта по крайней мере странно. Трогательно длинный, он вертел головой в попытках (впрочем, бесплодных) отыскать свою судьбу. Арсений подождал некоторое время, позволяя Антону найти себя, но, убедившись, что это бесполезно, подошёл сам. У Шаста с собой был небольшой чемодан и большой рюкзак. А ещё такой растерянный вид, словно он всерьёз решил, что Попов его разыграл и не явился. — Молодой человек, могу я с вами познакомиться? — как можно ниже произнёс Арсений и, увидев широкую улыбку на лице Антона, тоже улыбнулся. Шастун обнял его, уткнулся тёплым носом куда-то в ухо и горячо выдохнул. — Конечно. Меня Антоном зовут. А тебя? — А меня Арсением, — выпутавшись из объятий, Попов протянул руку для пожатия, — но можете называть просто Арс, не возражаю. — Подбросишь до гостиницы? — А вы сняли номер? — Нет, меня должен был встретить мой соулмейт, но он не приехал, поеду ночевать в другое место. Попов кивнул и пошёл к выходу. Игра затягивалась и затягивала. Они не могли нормально познакомиться, у них не было шанса влюбиться, узнать человека постепенно, за них всё решила судьба. Арс открыл багажник, помог Антону закинуть чемодан и сел за руль. — Если не возражаете, то можем поехать ко мне. — Он посмотрел на Антона и сам себе не поверил: Шастун, сидя в его машине, в своей ужасной чёрной куртке, похожей на мешок для трупов, отвёл взгляд и явно стушевался. — Поехали, — прохрипел он и, прочистив горло, повторил уже увереннее: — А поехали, — и улыбнулся. *** Питер завораживал. На дорогах ютились сотни, тысячи машин. Мигая габаритами, они сновали туда-сюда в слишком плотном потоке, совсем не таком, к которому привык Шаст. Город, украшенный к празднику, поражал. На площадях стояли ёлки, деревья и дома были декорированы гирляндами, а над дорогой на кой-то чёрт висели растянутые в воздухе украшения — какие-то колокола и снежинки. Машина не торопясь ехала по широкому проспекту, и Антону казалось, что он попал в какой-то другой мир. В тот свой визит в Питер он почти ничего не посмотрел: слишком сильным было потрясение, слишком чужим был Арсений. Пообедав вместе, они отнесли его заявление в Бюро, прогулялись по набережной, как оказалось, канала Грибоедова, прошлись по мосту с Козерогами и, получив СМС-уведомление, покатили в аэропорт — сажать Антона Шастуна на самолёт в Воронеж. В тот момент обоим было сильно не до красот города на Неве. А сейчас, спустя почти полгода переписок, звонков, видеовызовов и отчаянных попыток найти что-то такое, к чему бы тянуло, что бы нравилось, они вместе. Арсений рядом расслабленно вёл машину, за окном, переливаясь, горел бывший Ленинград, город-герой, то место, про которое каких только легенд не ходит. А в груди у Антона горело иррационально. Они так и не смогли проникнуться друг к другу чувствами. Как ни странно, но это ощущалось в каждой вынужденно сказанной фразе. Каждое «скучаю» или «рад тебя слышать» отдавало пыльной фальшью, как будто взятой с антресоли. Но оба они продолжали говорить, звонить, писать, жить. Сосуществовать в одной вселенной, в одной системе координат. Захотелось курить. Шаст проверил карманы и, убедившись, что сигареты на месте, прикрыл глаза. Слишком много переживаний для одного дня… *** Подъехав к дому, Арсений припарковался под окнами, заглушил мотор и не торопясь натянул перчатки. — Наше путешествие подошло к концу, вы можете поаплодировать пилоту и пройти на выход. Реакции не последовало. Он нахмурился, повернулся к Антону, желая уточнить, что сказал или сделал не так, и замер. Шаст просто уснул. Он прислонился лбом к стеклу и, приоткрыв губы, тихонько сопел, согревая гладкую поверхность окна дыханием. Будить не хотелось, но и оставлять в машине на морозе было не лучшей идеей, так что Арсений, положа руку на плечо Антона, чуть потрепал его. — Эй, вставай, мы приехали. Ша-а-аст, давай. Просыпайся. Антон не поддавался. Ситуация становилась абсурдной. Логично рассудив, что ещё тупее её сделать сложно, Арсений извернулся как мог и, уперев одну руку в приборную панель, а вторую — в кресло Антона, раскорячившись, подлез ближе и мягко поцеловал его в тёплые губы. В этот раз снова сухие. Антон во сне шевельнул губами, как будто отзываясь на ласку, и открыл глаза. Череда эмоций, сменившихся на его лице за несколько секунд, пока он приходил от пробуждения к осознанию, стоила всех неловких моментов, какие Арсению пришлось претерпеть. Вывалившись из машины, Шастун сразу закурил. Так и не избавился от этой дурной привычки… Арсений вылез следом, забрал пачку из окольцованных пальцев и, вытянув сигарету, прикурил от зажигалки, которую нашёл в пачке. Затянулся, выдохнул дым пополам с паром, такой густой, будто облако, и ухмыльнулся. — Ты же говорил, что не куришь, — буркнул Антон. Он нахохлился, натянул шапку на уши, явно недовольный морозом на улице. Снег перестал и теперь лежал белым покрывалом на земле, машинах, лавках перед парадной. Он переливался в желтоватом свете фонарей так, словно был бриллиантовой пылью. — А ты говорил, что бросишь, — отозвался Попов и посмотрел на Антона. Тот затянулся снова и, выпустив облако дыма, мгновенно скрывшее его лицо от взгляда, пошёл к урне. Наверх они поднялись молча. Арсений пустил его в квартиру, закрыл дверь. С непривычки толкаясь в коридоре, они так же молча избавились от верхней одежды. — Кроссовки можешь оставить здесь, на коврике, я потом уберу их. Где ванная — ты знаешь, мой руки и проходи, я тебя накормлю. Будь как дома, — звучало натянуто, но они оба на это согласились. Одинаково чужие друг другу, решили попробовать в последний раз. Не получится — так не получится. Арс подхватил чемодан Антона и ушёл с ним в комнату. Шаст разулся, чувствуя, как в груди что-то пульсирует, как боль расползается внутри и стихает. Совсем не сильная, но от этого не становившаяся приятной. Таким чужим он не был даже на пороге Ириной квартиры. Хотя они, как и все влюблённые идиоты, успели убедиться, что не соулмейты (просто произнесли одно слово одновременно), но всё же решили пробовать. Молодые, увлечённые… Её родители знали, что они не предназначены друг другу, но не протестовали. То ли уважая выбор дочери, то ли понимая, что она ещё успеет найти того единственного. Дозатор мыла налил на пальцы прозрачный гель и, размазывая его, Антон думал. Что он будет делать? Зачем вообще сюда приехал? В Воронеже остались его друзья, семья, все близкие люди. А Новый год он будет отмечать в компании Арсения. На кухне что-то грохнуло и, наскоро смыв с рук пену, Шаст пошёл на шум. Оказалось, ничего страшного — на полу валялся стул и его рюкзак. — Ну кто вешает тяжёлые предметы на спинку стула? — беззлобно уточнил Антон и, подхватив свои вещи, посмотрел на Арсения. — А где я буду спать? — мысль о том, что Попов может постелить ему в гостиной, показалась одновременно и пугающей и такой желанной, что стало не по себе. Внутри снова что-то болезненно запульсировало, и Шаст малодушно решил, что ему не помешал бы врач. — Вот здесь, — Арс вышел и, последовав за ним, Антон едва не вздохнул с облегчением — в гостиной. Я принесу бельё, и ты сможешь расположиться. Ты вообще голоден? Устал с дороги? — Да, я бы поел. Ужинали в тишине. Арсений приготовил запеченное мясо с картофелем и теперь, сидя перед своей порцией, уныло ковырял вилкой в еде. Антону от этой картины было как-то не по себе. Закрадывались самые странные мысли. Зачем было звать, если сейчас молчит? Зачем было оплачивать билеты? Звонить? Писать? Настолько ли очевидно, что они не подходят друг другу? *** После того поцелуя Арсений больше не давил. Реакция Антона не была радостной и, смутившись собственной ребяческой выходки, Попов старался взять себя в руки и вести себя как взрослый человек. А ведь он купил новый комплект белья — батистовый, чёрный, — думая о том, что Антону такое должно понравиться, но постелил ему в итоге на жёстком диване. Радушный хозяин, ничего не скажешь! Он так тщательно готовился к приезду Шастуна, всё рассчитывал, ужимался в деньгах, чтобы обновить посуду, прикупить кое-что из мебели, что сейчас ощущал себя полным идиотом: его соулмейту это явно ни к чему. Сидит, даже не ест почти. — Не нравится? — Нет, очень вкусно, что ты, — откликнулся Антон и сунул кусок за щёку. На лице не отразилось ни капли удовольствия. Арсений улыбнулся для вида и подумал, что завтра они пойдут в Русский музей. Если выйти прямо с утра и приехать к открытию, то можно даже обойтись без толп китайских туристов. И у Мефистофеля не будет никого. Чудесно. Эту скульптуру очень хотелось показать Антону. Шаст встрепенулся, начал болтать о какой-то ерунде, и Арсений его поддержал. Отвечал, сам что-то говорил, не придавая этому значения. Внутри всё сильнее ныло. Ему достался очень милый парень. Жаль, что ничего не выйдет. Он улыбнулся. Глядя на Антона, невозможно было этого не сделать. Они выпили немного и, поболтав, разошлись. Арсений выдал комплект постельного белья, дал короткий инструктаж по обращению с диваном и ушёл к себе. Спать не хотелось совершенно. Руки чуть подрагивали — он хлопнул Антона по плечу, когда уходил, и всё ещё чувствовал на ладони тепло его тела, прикосновение к ткани футболки. Арсений взял книгу и, включив настольную лампу, лёг в постель. ** Лежать в одиночестве на диване казалось самым дебильным, что можно было придумать. Даже если бы Арсений не явился его встретить и ночевать пришлось бы в хостеле или на вокзале, было бы не так тупо. Там, за стеной, лежал его соулмейт, человек, к которому тянуло невероятно. Источающий такую энергию, бьющую через край, живую, кипучую. Его хотелось трогать, слушать, на него хотелось смотреть. Да Антон и смотрел… Надо же было крашнуться в собственного соулмейта, который совсем не заинтересован в тебе! Антону приснилось, что Арс поцеловал его, а когда он проснулся, лицо Попова было так близко, что он испугался и вылетел из тачки. Надо было что-то сказать, наверное, или сделать, но рядом с ним сознание как будто отключалось. Антон перевернулся на другой бок. Шорох нового постельного белья немного раздражал. Шаст дотянулся до телефона и полез на Ютуб посмотреть глупые ролики. Всё лучше, чем тупо лежать. Но даже это со временем надоело. Он отложил телефон, прикрыл глаза и попытался заснуть. Ничего. Перевернулся на живот. На бок. Сел в итоге — не спится. Тяжело вздохнув, Антон принял поражение. Поднялся и, ощущая себя так, будто вернулся в детство, когда от кошмаров он сбегал в спальню к родителям, пошёл к Арсу. В комнате было темно и тихо. Тонкий месяц давал очень мало света, позволяя скорее угадывать очертания предметов, чем видеть их. Шаст прошёл к кровати, забрался под одеяло и обнял Арсения. Прижался сзади к горячей спине всем телом и прикрыл глаза. Стало так хорошо, как будто всю жизнь искал и наконец нашёл. — Не спится? — голос раздался так неожиданно, что Антон непроизвольно дёрнулся. Арс в его руках повернулся, оказавшись нос к носу, и продолжил невозмутимо, — Мне тоже. Он потянулся, прижался к губам, целуя ласково, нежно, и Антон ответил. Голова закружилась немного, он прикоснулся кончиками пальцев к щеке Арса, углубил поцелуй. Арсений прижался теснее, обнял, придвинулся вплотную, тяжело дыша, поцеловал сам, торопливо как-то, будто очень хотел, очень ждал. И Антон понял со всей странной ясностью: всё получится. Не может не получиться. Новый год они встретили в квартире Арсения. Антон попал на телевидение, успешно выступив с Макаром в шоу «Не спать». Они продолжили писать сценки, стали зарабатывать на этом. Арсений раскрутил свой театр, встретил Стаса Шеминова, который познакомил его с Дмитрием Позовым, и вместе они начали работать над проектом шоу «Импровизация». Антон присоединился к этому, а дальше — уже совсем другая история.