we belong together

Прохладный ветерок треплет её длинные золотистые волосы. Она — запыхавшаяся, раскрасневшаяся, такая растрёпанная — он буквально видит каждый вылезший волосок из-под ободка. В уголках её голубых глаз блестит серебро слезинок, и в этот момент она кажется ему самым дорогим сокровищем на свете. Хотя — почему только в этот? Нет, Марко знал, всегда знал, что она была бесценным сокровищем с самого начала. Хочется бежать со всех ног, несмотря на то, что в лёгких почти нет воздуха, грудь схватывает, а глаза застилают слёзы. В висках бешено стучит, и Диаз ещё не может никак отойти от чувства, что он потерял её, когда у него был шанс увидеться вновь. Но вот она, живая, не призрак или видение — стоит и дышит порывисто, глубоко, смотрит на него, и губы её невольно растягиваются в такой улыбке, которая, Марко убеждён, способна осветить весь мир. Он встаёт, и тело будто само несёт его, потому что ноги ватные, его трясёт, он не может в это поверить. Марко даже не оглядывается по сторонам, перед ним — лишь она. Подходя ближе, Стар тянется ладонью и аккуратно, нежно, почти неосязаемо касается его щеки, проводит шершавыми пальчиками, а вдоль её собственных щёк извилистыми узорами сбегают слёзы. — Привет, — и голос словно сорвавшийся, и в этом «привет» всё, что он чувствует, всё, что сейчас раздирает его сердце на части. Они оба до ужаса, до боли, до безумства боятся, что это сон, что через секунду они оба рассыплются в зыбучий песок. Марко берёт её за руку — тонкую, такую худую, холодную, не веря, что снова обрёл её, не веря, что она тут — перед ним, улыбается так широко, плачет, гладя его щёку, и не может остановиться. Она — его светило, запускающее такт сердца, сила, способная перекроить все швы волшебного измерения, готовая пожертвовать всем ради спасения тех, кто ей дорог. — Привет, — на выдохе говорит Стар, и он порывисто тянет её за руку, и она падает прямо в его руки, которые никогда больше её не отпустят. Осознание, накрывшее их с головой, греет продрогшие сердца, и тогда Марко, ещё державшийся, начинает рыдать, рыдать на разрыв аорты, всё крепче прижимая её себе, пока Стар судорожно ладошками гладит его спину, уткнувшись в грудь, и беспрестанно всхлипывает. — Ты здесь, Марко, ты здесь! — Стар крепко сжимает его худи, слёзы давно промочили ему всю майку, но важно ли это сейчас вообще? Стремление почувствовать, прикоснуться, ощутить подушечками пальцев, телом, душой друг друга овладевает ими, переполняет до опасной отметки. Стар потихоньку успокаивается, как и Марко, она плотнее приставляет ухо к груди, чтоб послушать шум неистово бьющегося, громыхающего сердца. Оно жаркое, тёплое, живое. Ей было так уютно, словно не было того страха, что они никогда не увидятся, словно не существовало той битвы, в которой они чуть не потеряли друг друга навсегда. Тепло заполняет её до кончиков пальцев, Стар чувствует себя маленькой девочкой, которой всего лишь нужна забота и ласка. Гулкое сердце и жар Марко убаюкивают её. Его обветренные руки, горячие, сцепляющие её всё сильнее, укачивают Стар. Наверное, впервые за такое долгое время она может сказать, что была в безопасности. Марко разводит объятья лишь для того, чтоб обхватить ладонями её лицо. Парень чуткими и пронзительными прикосновениями тоже гладит её щеки, нежно смахивает слезинки с глаз. Он любуется, ему чутка непривычно, что её сердечки исчезли, но это ничего в ней не меняет. Стар для него остаётся и останется всё такой же, какой он в неё влюбился. Стар вздрагивает, её плечи дрожат, а грудь поднимается от тяжёлого дыхания. Ей жизненно необходимо было набрать побольше воздуха, чтобы не потерять сознание. Слёзы — общие, падают с глаз на траву, становятся мелодией их счастья. В глазах Марко сейчас столько любви, заботы, надежды и счастья, Стар упивается этим и не отводит взгляда, не моргает. Родной, такой близкий, любимый Марко и его чудачества. Она до глубины души, до умопомрачения, до асфиксии любит их объятья. Они дарят ей новое дыхание, словно ей подключают баллон после кислородного голодания. Дышать становится легче, свободнее, хоть и воздух одновременно нагревается буквально до температуры кипения, когда она ощущает себя такой хрупкой в его сильных руках, но защищённой. В их объятьях — всё. Всё, что у них не выходило высказать, выплескалось в эти такие простые с первого взгляда проявления заботы друг о друге. В них всегда столько заботы, тревоги друг за друга, в них прямо читалось: «ради тебя я сделаю всё что угодно», «я защищу тебя», «я буду с тобой». — Конечно, я здесь. Потому с магией или без… — шепчет Марко, его голос тоже дрожит, он улыбается ей в ответ, наблюдая за трепетом этих длинных светлых ресниц. — Мы должны быть вместе, — заканчивает Стар, шмыгая носом. Марко, всё ещё держа её красное от слёз лицо в ладонях, притягивает к себе, как она тогда, когда они признались в своих чувствах, и потрескавшимися губами накрывает её мягкие губы. Никто из них ещё не привык к поцелуям, и каждый раз — это взрыв, это бег крови по венам, это дурман и громкое биение сердца на максимуме. Стар подаётся ему навстречу, обвивая руками шею, углубляя сладостный поцелуй. Чувства разгорались с каждой секундой, она закрывает глаза и ловит золотистые вспышки где-то далеко. И только губы Марко, его сильные руки, в ссадинах, мозолях, которые удерживали её и трепетно поглаживали. Марко здесь, Марко сейчас, вкус Марко на её губах опьяняет, как и в первый раз. Кровь приливает к разгорячённым щекам, краснеющим, и на мгновение чудится, что её отметки вновь вернулись, загорелись яркими всполохами огня, но это был лишь румянец от переполнявших чувств. Изнутри опаляет, воздух в лёгких оставляет ожоги, пока этот спасительный поцелуй распаляет их обоих дотла. Руки Марко опускаются ниже и обхватывают её за тонкую талию, прижимая к себе крепче. Он уверенно сминает её пухлые губы, и Стар зажмуривается от удовольствия, расходящегося по каждой венке, она зарывается пальчиками в его мягких волосах. И оба не могут насытиться, и этот вкус поцелуя со слезами, горьковато-сладкий, влажный, тёплый — будоражит внутри всё. Оторваться, кажется, совершенно невозможно. Оторваться — это значит упустить, оставить, исчезнуть. А того никто из них не хочет. Но кислород неумолимо заканчивается, и им приходится вдохнуть, но никак не расцеплять объятия. Стар неустанно улыбается, за такое время она могла бы и устать, но ей неважно, в её улыбке, сияющей — высказано всё, что заставляет её чувствовать себя где-то на вершине, явно в другой вселенной. — Что теперь будет? — спрашивает она и целует Марко в раскрасневшиеся щеки, у уголков губ и в лоб. За Стар — очерченная граница Мьюни — теперь единственное напоминание о том, что их миры как-то разделены. Отблески сиреневого неба похожи на северное сияние. Он обнимает её, заставляя буквально упасть на него, но Стар сейчас так слаба, она больше не держит саму себя и беспрекословно доверяет Марко, зная, что он никогда не даст ей упасть. — Что-то определённо новое, — заявляет Диаз, пока Стар прячет лицо за плечом, и он мягко целует её в шею, — и мы стали этому свидетелями. Им страшно, что их ждёт дальше, ведь теперь им нужно будет по-настоящему объединить два их мира, научить остальных принимать и ценить того, кто будет отличаться. Но они вместе, не такие трудности они уже преодолевали, чтобы бояться. Крепко-накрепко сцепленные руки — нерушимый союз, посыл в их общее будущее, полное новых приключений и преград. Стар смотрит на Марко, как в первый раз, когда поняла, что нет никого дороже, и понимает, что вдвоём им дано преодолеть всё. Глаза Стар — такие по-детски честные, но по-взрослому уверенные. Марко, поглаживая её ладонь, знает, что их снова ожидает долгий путь, который им уготовано пройти вместе. И так теперь будет всегда.