Тепло

"На самом деле, зимний лагерь ничем особо не отличается от летнего," - говорит себе Матсукава, сильнее кутаясь в одеяло и закрывая пяткой просвет, через который ускользает драгоценное эфемерное тепло, которого и так ужасно мало. Подумаешь, прохладней на несколько десятков градусов. Жить-то ещё можно, ага. Липкий холод мгновенно окутывает, проникает под кожу и, разносясь кровью, миллионами мурашек оседает в немеющих пальцах. Он не позволяет уснуть даже после адски тяжёлой тренировки. В ночной тишине прекрасно слышится равномерное дыхание сокомандников, и Иссей даже пытается угадать где чьё, чтобы не сойти в этой холодрыге с ума. Вон то, похрапывающее, наверняка принадлежит брутальному Ивадзуми, а, например, вот то, резкое и посвистывающее, Бешеному псу. А то детское сопение, кажется, принадлежит "самому великому" капитану Аоба Джосай. Иссей не может быть уверен, что угадал, поэтому он просто усмехается с предположений. Однако тихое, почти неслышное дыхание Ханамаки он узнает из миллиарда других, хоть и сам не знает почему. Шестым чувством Матсун ощущает ту особую интонацию, тон и даже «шершавости», звучащие только у его Такахиро. Спят ли они в одном помещении, играют ли в волейбол, просто гуляют – он знает где, с кем и в каком состоянии Ханамаки. Юноша не знает, когда стал настолько хорошо чувствовать друга, но точно может сказать, что это длится уже не первый месяц. Вполне возможно, что это началось с их первой прогулки до ночи и разговоров обо всём на свете. А может, с момента их встречи, когда они вместе начали подшучивать над Ойкавой, уже после этого практически не разделяясь друг с другом. Или вообще это пошло с самого рождения. Говорят же, что есть невидимые нити, связывающие две родственные души, не позволяющие им отдалиться друг от друга. Родная мать так не знает Иссея, как Такахиро, и наоборот. Но Матсун не может даже представить себе реакцию друга, если, к примеру, он заползёт к тому под одеяло под предлогом диких холодов. Макки может как и с энтузиазмом пустить к себе под бок, так и с отвращением выгнать, да ещё и разозлиться из-за того, что разбудил. Ну а дальше, как говорится, "финита ля комедия". Они знают друг о друге всё, вплоть до полного спектра расцветки и принтов на трусах в гардеробе. Знают всё, кроме, что удивительно, ориентации. До этого момента волейболисты как будто избегали темы отношений, словно боясь услышать смертный приговор. Ханамаки наверняка тёплый. Может, даже слишком. Матсукаве хочется улизнуть к нему под одеяло, притянуть к себе, обвить руками, дотронуться ледяными ладонями его спины и ощутить вызванную ими дрожь. Хочется увидеть, как хитро заблестят в темноте наглые карие глаза, а потом ощутить не менее холодные ладони на пояснице, слыша тихий, почти беззвучный, такой родной смех. Хочется почувствовать, как тот будет устраиваться поудобнее в объятиях и засыпать, наверняка уткнувшись в ключицу. Хочется вдохнуть яркий аромат цветочного девичьего шампуня, которым пользуется Макки, уткнувшись в русые, чуть отдающие розовым короткие волосы. Хочется… Много чего хочется, если говорить по правде. И это совсем не вписывается в общепринятые рамки дружбы даже для лучших друзей. И уж тем более двух парней. Оттого к этому ещё прибавляется страх быть отвергнутым Ханамаки, командой, страх увидеть разочарование в глазах матери, отца и кота, страх стать изгоем в обществе. Ведь, хоть на дворе и 21 век, но отношение к чему-то чужеродному у многих осталось как в средние века, когда за красоту жгли на кострах. Копошение резко выбивается из ночной идиллии и отвлекает Иссея от тяжёлых мыслей. Любопытство оказывается сильнее нежелания замёрзнуть, и парень слегка приподнимает голову с подушки, осматривая помещение в поисках источника звука. Холодный воздух пробегается по незащищенным одеялом шее с лопатками и стекает по позвоночнику до самой талии, растекаясь табунами мурашек по всему телу. А вид едва слышно стучащего зубами Яхабы, укутанного в одеяло, как в кокон, тепла не прибавляет. А тот медленно, стараясь не скрипеть половицами, обходит спящих волейболистов. Его поход замечает не только Матсун. Пропадает тихий свист чьего-то сбившегося дыхания и, Матсукава селезёнкой чувствует, у Такахиро меняется тональность: звук становится более быстрым, рваным, глубоким. Шигеру тем временем подходит к футону Кьётани и, чуть помявшись, бесстыже ныряет тому под бок. Иссей уже ожидает услышать недовольный такой дерзостью рык, но его не следует. Вместо этого в темноте он смутно видит, как Кентаро подгребает под себя довольно фыркнувшего второго связующего, и снова свистящее сонное дыхание возвращается в этот музыкальный ночной хор. А к нему присоединяется до зелёной зависти удовлетворённое сопение. Чёрные брови-гусеницы ползут вверх. «Охохо, какие страсти,» — думает Матсукава, укладывая кучерявую голову обратно на подушку. Но не проходит и минуты, как снова кто-то подозрительно шевелится. Но на этого полуночника Иссей поднимает голову совсем чуть-чуть, усвоив предыдущий урок. Просто ради того, чтобы увидеть, какие ещё сюрпризы преподнесёт им эта ночёвка. Глаза удивленно распахиваются, видя Макки, который быстро подползает к Иссею.       — А ну двинься, толстяк, — нагло заползая на спальное место друга, шепчет тот. И парень подчиняется. Двигается на самый край и даже незаметно щипает себя за запястье, когда друг беспардонно укладывается, близко-близко прижимаясь к Матсукаве, довольно блестя глазищами. А сам холодный, как лягушонок, и оттого Иссей шипит. И лёгкая боль оказывается вполне себе реальной.       — От Маугли слышу, — почти беззвучно шепчет в ответ юноша. Но Ханамаки слышит. Усмехается. И кладёт ледяные — в морях Антарктиды, что ли, был? — ладони на поясницу, отогревая их и медленно убивая несчастного волейболиста. Под одеялом быстро становится тепло из-за жара двух тел, но никто не спешит отстранятся. Это размаривает сильнее бани после целого дня работы на бабушкином огороде. Глаза уже не удаётся держать открытыми, а дыхание самопроизвольно выравнивается. «Слишком хорошо, чтобы быть правдой...» — последнее, что думает Матсун, утыкаясь в любимую макушку. И всё же зимний лагерь лучше летнего.