прощение

Кевин прощает его. С этого все начинается, он учится прощению почти с пеленок, учится раньше, чем ходить или забивать голы в матчах, привыкает, что Рико на ступеньку выше него. Они словно заключают негласное соглашение: «стой смирно, не дергайся!» — рука Рико мелькает перед его глазами, взгляд расфокусируется сам по себе от настолько близкого расстояния, Кевин чувствует влажное прикосновение маркера к своей скуле. «Теперь твоя очередь». Пальцы Кевина подрагивают от волнения, он делает вдох и решительно рисует единицу на том же месте, где Рико нарисовал ему двойку. Цифры означали безмолвное признание того, что они друг другу нужны, что Кевин всегда будет охранять спину Рико, пока тот будет их вести. Наверное, сперва так и было, но потом Рико дал им другое значение, озвучил его, и оно ощущалось неправильным, искаженным, как голос Рико, неуловимо меняющийся в такие моменты. Рико впервые бьет его наотмашь перчаткой в лицо, когда Кевин ошибается во время их тренировки, Кевину семь, и его щека горит от неожиданной боли. Конечно, после этого Рико извиняется перед ним, говорит, что разозлился и не хотел травмировать его, и слова звучат так искренне, что Кевин не может в них не поверить. Прощение Кевина превращается в крохотные песчинки, падающие на стеклянное дно. В комнате темно и прохладно, лунный свет не пробивается через плотные шторы, и в этой темноте невозможно разглядеть даже свою ладонь, из-за этого Вороны начинают во многом ориентироваться на слух; Кевину не удается заснуть, несмотря на выматывающие занятия на протяжении всего дня, и он лежит тихо и без движения, уставившись открытыми глазами прямо перед собой, когда пол едва слышно скрипит от чужих шагов. Кевин задерживает дыхание. Рико забирается в его кровать, сворачивается за его спиной, уткнувшись в спину Кевина, и глухо бормочет: — Ты же не спишь. — Ага, — просто соглашается Кевин, не предпринимая никаких попыток повернуться, в прошлый раз Рико довольно больно ударил его за это в солнечное сплетение. Больше Рико ничего не говорит, и уходит к себе только под утро. На экранах они всегда звездные братья, самая подающая надежды пара в мире игроков в экзи, улыбка Кевина ослепительна, а улыбка Рико отзеркалена от его, в этом они практически идентичны. Черные рубашки идеально выглажены, и, глядя в объектив камеры, Кевин думает только о синяках, скрывающихся под ними. После каждой съемки настроение Рико сначала на пике морального самоудовлетворения, но оно начинает стремительно портиться, и первому достается Жану, который не говорит ни слова, пока ботинок Рико впечатывается в его плечо. — Мы сделаем татуировки, — бросает Рико в сторону Кевина, и тот вопросительно приподнимает брови. — С цифрами. Прямо сейчас. Обещание быть всегда рядом становится клятвой никогда не предавать и следовать за ним, что бы с ними ни произошло. — Ты принадлежишь мне, — вот, что говорит ему Рико, удерживая за подбородок пальцами, прежде, чем прижаться к свежей, все еще кровоточащей татуировке губами. Кевин смотрит на него широко распахнутыми глазами, и его внутренности сворачиваются в тугой узел от волнения, непонимания и тревожного смирения, хочется упасть на колени, чтобы Рико снова проявил к нему хотя бы немного подобного внимания. Едва ли не всю следующую неделю Кевин проводит с Жаном, они готовятся к зачетам, обмениваясь недостающими конспектами, смотрят фильмы по вечерам, и у Кевина просто не остается времени и желания находиться в напряженном ожидании, а в один из дней ему крайне неохота перебираться посреди ночи обратно в свою комнату, так что он решает остаться у Жана и вернуться утром. В этот момент он совсем не думает, что скажет Рико. В общем-то, Морияма не говорит ничего. Он ждет, пока откроется дверь, хватает Кевина за футболку, и тот рефлекторно дергается, пытаясь закрыться руками. — Какого хуя, Рико? Вместо ответа его с силой толкают к стене, выбивая из легких воздух, Рико отпускает его футболку и замахивается, бьет кулаком в лицо так, что во рту моментально появляется металлический привкус и в голове начинает звенеть. — Что я, блять, сделал? — кашляет Кевин, ощупывая онемевшую челюсть, но Рико молчит и бьет снова, дожидаясь, когда Кевин сползет на пол. — Ты не спросил разрешения, — наконец отвечает он, и его голос дрожит от злости, губы кривятся в саркастичной улыбке. — Ты все дни возишься с этим мусором, а вчера ты не пришел спать сюда. Я что, недостаточно дал понять твое положение? Кевин сглатывает кровь, и ему кажется, что его сейчас стошнит. Его сознание внезапно словно парализовано, он не может ни слова из себя выдавить, только шипит сквозь зубы: Рико задрал на нем футболку наверх и с нажимом ведет ногтями от груди до живота, оставляя бордовые борозды содранной кожи. — Я думал, ты будешь умнее и будешь слушаться. Ты же хороший мальчик? Кивни, если согласен. Прекрасно. А чей ты хороший мальчик? Рико наклоняется к нему еще ближе, и Кевин двигает непослушными разбитыми губами: — Твой. — Тебя плохо слышно. — Твой, Рико, я твой хороший мальчик, в следующий раз я спрошу у тебя разрешение. Его гордость с каждым словом надламывается где-то внутри, битыми кусками стекла встает поперек горла, и в эту минуту Кевин ненавидит Рико до бессильных слез, так отчаянно, как никого никогда не ненавидел в своей жизни. Рико отпускает его и встает, протягивая ладонь, чтобы помочь подняться. — Пойдем умоем тебя. Ночью Рико снова забирается в его постель, прямо как в детстве, но не сворачивается в беспомощный клубок, а обхватывает Кевина руками со спины, обнимая его первый раз за все проведенное вместе время, гладит запекшиеся корки царапин на его животе и утыкается носом в шею. По ощущениям это все можно сравнить с еще парой нехилых ударов под дых, потому что от его действий перехватывает дыхание, но Кевин все еще злится, этот коктейль из несовместимых эмоций за сегодня его пиздецки вымотал, и он просто закрывает глаза, ощущая всем телом тепло Рико позади себя. Кевин прощает его за это тоже, постепенно, но со временем в нем не остается ни капли ненависти, максимум — зудящее раздражение, зубной болью отдающееся где-то на фоне. Он приучивает себя ходить на невидимом поводке, угадывать настроение Рико по малейшим намекам, ему не хватает разве что вовремя падать на спину под команду «умри». Если играть по его правилам, то жизнь даже вполне неплоха. Кевин понимает это, и видит это понимание в глазах Жана. Повреждения зажили довольно быстро, потому что Рико лично отводил его в медпункт и менял пластыри; единственное, к чему Кевин до сих пор не привык, это к диссонансу между яростью Рико и его больной лаской, с которой он касается его после. Кевин закрывает глаза, вспоминая, как Рико задерживает ладонь на его груди и касается губами уха, едва слышно выдыхая, что Кевин никуда от него не денется, даже если для этого потребуется переломать ему ноги и руки. Кевин прощает ему и это тоже, но не может простить себе болезненное возбуждение пополам с отвращением от потребности Рико присвоить его себе полностью, от интонации, с которой он об этом ему говорит. На поле и в повседневной жизни Рико ведет себя абсолютно как раньше, подсказывает, злится, когда Кевин недостаточно быстро реагирует, ходит с ним на обеды, но иногда он зажимает его в каком-нибудь неприметном углу, оставляя на плечах темные следы от зубов и засосы. Он не трогает шею, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов, а вот под одеждой у Кевина почти не осталось живого места. Кевин привыкает к его одержимости, скачущей от «я тебя ненавижу ты полное ничтожество ты не достоин даже находиться возле меня» до «я люблю тебя кевин я готов убить каждого кто попробует тебя у меня отнять», а потом что-то идет не так, его жизнь дает трещину, когда Рико переходит все выставленные собой же границы и ломает ему руку. В голове Кевина огромной мигающей надписью одно слово — бежать. Рико найдет его где угодно, но это не важно, если прятаться на виду, он ничего с ним не сделает, если Кевин не останется один, и первые дни без Рико его буквально ломает от необходимости вернуться, вымолить прощение, хватая Рико за руки, да, Рико изобьет его за это до полусмерти и, возможно, сломает вторую руку, но это не будет иметь значения, потому что Кевин его простит. Кевин задыхается, лежа в пустой кровати, ненавидя себя за приступы паники. Рико в его сознании хищно улыбается, держит его лицо в ладонях и нежно обещает свернуть шею, когда доберется до него. Кевин натягивает одеяло до головы и считает в обратном порядке от ста. Глубоко внутри, несмотря на усилия и вклад в его психическое состояние всех Лисов, Кевин знает, что все еще простит Рико все, что угодно. Последний год превращается в калейдоскоп ужасных и охуенно прекрасных событий, в алкогольные трипы, в панические атаки, в опустошающие тренировки и бесконечные матчи, в которых Кевин растворяется без остатка, пока не раздастся финальный сигнал, и он наконец может вдохнуть. Время пролетает незаметно, за исключением встреч с Рико, который не изменился вообще, и от его взгляда у Кевина предательски дрожали колени и ему стоило поистине огромных усилий держать себя в руках. А потом он узнает, что Рико больше не существует. Рико мертв, и за все долгие годы впервые Кевин принадлежит самому себе. Да, он радуется этому вместе со всеми, ощущая не просто оглушительную пустоту внутри себя, а черную дыру, засосавшую в себя все его чувства, воспоминания, мысли, желания — все, от этой новости в нем ничего не осталось, словно вселенная схлопнулась и перестала существовать. Кевин не вытирает свое мокрое от слез лицо, горло ужасно саднит от сдавленных рыданий, и он трогает пальцами перебитую двойку на скуле. Кевин прощает его, и когда-нибудь ему станет легче.