like all the rest of the world isn't there

      Занятия старшей группы по хип-хопу начинаются на полчаса позже, чем занятия старшей группы по танго. Рич всегда пользуется такой чудесной возможностью, чтобы посмотреть на дам в облегающих платьях с красиво-неаккуратными юбками и слегка откровенным декольте, и, конечно же, парней в костюмах. О, Божечки, Рич такой би.       Самым лучшим в этой группе был, по мнению Горански, несомненно Майкл Мэлл. Чертовски хорош, когда не закрывается в своей безразмерной красной толстовке, когда не прячется от мира в наушники, когда не избегает откровенных, чувственных взглядов и резких движений. Ноги Мэлла всегда передвигаются по полу с особой грацией, он крадётся как пантера, он делает дип* так, словно погружается в воду на несколько секунд, и очень эффектно выпрямляется, поднимая за собой партнёршу, словно выныривая. Зрелище захватывающее, Рич глотает накопившуюся слюну и обычно бежит в раздевалку, потому что уже начинает опаздывать. Слишком привлекательно.       Занятия старшей группы по танго заканчиваются на полчаса раньше, чем занятия старшей группы по хип-хопу. Чем конечно всегда умудрялся воспользоваться Майкл, быстро скидывая форму в рюкзак, зная, что найди его мама костюм в таком состоянии в его сумке, она бы его отлупила веником.       Майкл приходит к приоткрытой двери второго танцевального зала, где напротив зеркала повторяют давно заученные движения танцоры, чьи движения слишком резко сменяются от резких к ещё более резким, и иногда опасным. Но Мэлла завораживало всё, что делают эти ребята. Особенно Ричард Горански, чёртова спичка. Почему спичка? Потому что он ебать как горяч без футболки, которую откидывает к своим бутылке с водой и рюкзаку ещё где-то в середине занятия. Потому что в его взмокших русых волосах, откинутых назад и зафиксированных зелёной повязкой на голове, почти светится, почти горит ярко выделяющаяся красная прядь. Майклу от одного взгляда на Рича под конец тренировки становится жарко. Слишком горячо. – Опять пялился на меня, а, Мэлл? – подначивает Рич, выходя из зала, закинув на плечо рюкзак. – Ты не можешь меня винить, Рич, – отвечает Майкл, заглаживая ладонью волосы назад. – Если ты думаешь, что твой любопытный взгляд из-за двери никому не видно, то ты чертовски ошибаешься.       Рич пожимает плечами, и кидает Мэллу напоследок жест, означающий «жди здесь, я скоро». Майкл знает. Это не первый раз, когда они уходят с танцев вместе, абсолютно впечатлённые и сражённые наповал друг другом. Рич скрывается за дверью мужского душа, и, по мнению Майкла, слишком долго дверь за ним закрывалась. Он не мог бы пялиться на задницу Горански так долго, если бы дверь закрывалась как обычно, нет.       Когда же Рич, наконец, выходит, его торс всё ещё оголён, и Мэлл всеми силами старается не смотреть. Нет, Майкл, фу, нельзя, прЕКРАТИ! На Риче только его чёртовы камуфляжные штаны, которые висят на бёдрах ниже, чем следовало бы, и маленькое голубое полотенце на плечах. Он вытирает лицо и волосы, собирает лишнюю влажность с рук, и, будь он проклят, подмигивает Майклу, заходя в раздевалку за своими вещами. Майкл горит, но не буквально конечно, нет, его лицо полыхает смущением, пока его партнёрша по танцам проходит мимо с двумя другими девушками. Она хлопает парня по плечу, и когда он отвлекается, желает удачи, и прощается с ним типичным для каждого из них «до завтра». Майкл тоже прощается с ней, элегантно целуя ручку (да, сразу после того, как девушка застала его за самым гейским из его проявлений); девушка хихикает, и забирает свою руку обратно в своё личное пользование. Майкл улыбается ей напоследок и продолжает сверлить взглядом табличку «Мужская Раздевалка», пока спустя три минуты оттуда наконец не вываливается Рич, улыбаясь кому-то из товарищей напоследок, и, очевидно, пожимая ему руку.       Как только он полностью выходит из раздевалки, он поворачивается к Майклу, строя намеренно излишне театральную гримасу уныния и скуки. – Они меня достали сегодня, пошли быстрее. – Солидарен, идём.       Они почти вылетают из здания, а потом за ворота, и сворачивают в парк, что начинается прямо тут — в одном-двух шагах от секции. Удобно и красиво, чёрт возьми.       Какое-то время парни идут в тишине, пока Рич, наконец, не берёт Мэлла за руку, и становится немного ближе. – Ты сегодня как всегда сногсшибателен, – тихим низким голосом говорит он, поднимая взгляд на Майкла. – Взгляд от тебя еле оторвал. – Ооо, я чувствовал! – усмехается очкастый, не удосуживаясь даже наклонить или развернуть голову к собеседнику, но пиля его взглядом сверху, что выглядело странно, и немного пугающе, но Рич знал, что это нисколько не угроза или что-то в этом духе. – На моих брюках, по-моему едва-едва дырка не образовалась, настолько ты внимательно смотрел на мой зад, придурок.       Они оба тихо хихикают, и Майкл останавливается, по инерции остановив и Рича. – Но ты отжигал не хуже, поверь. – А, да ладно, я раз пятнадцать споткнулся, – начал отговариваться Горански, но Майкл развернул его к себе лицом, и одним только взглядом заставил его заткнуться. – Тем не менее, ты был крут, и это не обсуждается! – твёрдо говорит Майкл, смотря на низкого друга так, как отец, возлагавший большие надежды, смотрит на получившего очередную хреновую оценку сына.       Тот снова дёргает плечами, как бы говоря «хорошо, ты прав», и Майкл довольно кивает, притягивая Рича к себе ближе, чтобы накрыть его губы своими, в поцелуе, который держал в голове целый день. Он так ждал этого момента, и вот, наконец, он. Рич тут же отвечает, кладя руки на плечи парня, приобнимая и притягивая к себе ближе, и он прижимается к Мэллу всем телом, передавая всю любовь и всё своё желание быть к этому человеку настолько близко, насколько позволяет физика человеческих тел и здравый смысл, а так же законы приличия и просто законы. Их поцелуй настолько долгий, насколько выдерживают их натренированные лёгкие, настолько чувственный и страстный, что никаким танцем никогда не передать эту страсть, которую они делят между собой. Они так чертовски восхищаются друг другом, так любят наблюдать за движениями за интенсивной работой натренированного тела, они так любят. – Домой, живо, – командует Майкл, едва отлепившись от горячих и таких желанных губ Рича.

***

      Едва захлопнув входную дверь, Майкл схватил Рича за руку, потянув к соседней стене входя в танец. Привыкший уже, и научившийся чему-то Горански тут же отзеркалил его элегантные, выверенные шаги, своими всё ещё немного неловкими и неуклюжими, но Мэлла кажется устраивало, поэтому он просто мягко толкнул Рича в стену, тут же прижимая к ней запясться партнёра и нападая губами на его открытую шею. Хип-хопер в ответ мягко простонал, извиваясь под Майклом, пока тот продолжал атаковать его шею, плечи, руки, лицо. – Блять, Майкл, ты сегодня слишком дохера активный, – на выдохе промямлил Горански. – Тебя что-то не устраивает? – Майкл оторвался от своего занятия, чтобы посмотреть Ричу в его бесстыжие глаза. – Нет, продолжай.       Темноволосый снова приложился губами к плечу Рича, намереваясь оставить на нём засос, пока его руки шарили ниже, приподнимая лёгкую майку Горански, едва касаясь кончиками пальцев чувствительной части живота, там где тонкой линией росли волоски, прочерчивающие тропинку в штаны юноши. Рич только продолжал томно вздыхать, хватаясь за майкловы короткие волосы на затылке, и движениями тела умоляя двигаться уже дальше. Майкл движения тела понимал, понимал очень хорошо, ведь уже слишком долгое время изучал искусство такого танца, как танго — одного из самых откровенных, страстных танцев; танца, который рассказывал о чувствах больше, чем могли бы сказать слова или действия. Именно поэтому он оттягивал момент истины, потому что Рич, танцуя хип-хоп умел делать сразу и быстро, спонтанно; Рич умел удивлять внезапностью, умел делать по-своему красиво и страстно, но у них кардинально разные стили, и действовали они по-разному. Надо было бы уже привыкнуть, Рич.       После мучительной минуты долгих, нежных (и не очень, считая тот неуместный, но всё равно вписавшийся в атмосферу, укус в ключицу) прилюдий, Мэлл наконец решил прекратить мучить партнёра так сильно, так что его руки наконец резко поднялись вверх, вместе с предметом одежды Рича — той самой злополучной майкой. Рич облегчённо застонал, когда почувствовал как нежные руки быстро снимают с него майку, но его голос резко подскочил сразу на несколько тональностей вверх, когда руки Мэлла так же быстро, так мимолётно задели возбуждённые соски низкого парня. Он уже едва не шипел от того, насколько сильным было его возбуждение, и он знал — Майкл тоже уже возбудился достаточно сильно, но он всё тянет, всё нежится. – Ох, да блять, – протянул хип-хопер, хватаясь за плечи Майкла, притягивая его к своей вновь покрывшейся лёгкой испариной груди и нежно взяв его щёки, заставив смотреть на себя, – прекрати уже эти мучения, Майкл, сколько ж можно?       Едва договорив, он меняет позиции, прижимая высокого юношу к стене и грубо целуя его. Он устал ждать, он инициирует дальнейшие действия. Инициирует, ставя ногу между майкловых двух, ощущая бедренными мышцами его возбуждение. Инициирует, не отлипая от губ Мэлла, инициирует, опуская руку на штаны партнёра там, где отчётливо ощущается чужое возбуждение, трогает Майкла через ткань джинс, двигает ладонь вверх и вниз, кусая его губы, томно выдыхая, когда тот кусает в ответ и снова перехватывает ведущую позицию.       Майкл снимает с Рича штаны, и трётся ширинкой о его бедро, так что Горански, не долго думая, тоже стягивает спортивки Майкла, запуская руки под его футболку. Тот лишь опускается на колено, всё ещё находясь при этом немного выше положенного, позволяя Ричу стянуть с себя футболку, и тут же принимается за активную работу, цепляется зубами за резинку трусов парня, и оттягивает её, отпуская, чтобы услышать характерный шлепок о кожу Рича, и его же почти недовольное шипение.       Приняв это за хороший знак, Майкл уже руками стягивает трусы Горански и накрывает губами его достоинство, почти сразу же принимаясь за работу. Рич в восторге прикрывает рот ладонью, но даже так не может сдержать уйму неприличных звуков, пока Мэлл ублажает его, двигаясь так профессионально, словно всю жизнь только этим и занимается. Когда-нибудь Рича хватит сердечный приступ или обморок от того, насколько Майкл хорош, насколько сильные пробуждает внутри него чувства, насколько он в целом великолепным.       Он не может терпеть достаточно долго, так что он успевает только за волосы оттащить Майкла от своей промежности, перед тем как сложиться пополам, кончая со слишким громким стоном.       Майкл посмеивается, стирая с уголков рта остатки чужого прошедшего возбуждения. Рич почти что подползает к нему, втягивая в медленный глубокий поцелуй, и Мэлл отвечает, пока рука его партнёра аккуратно заползает в его трусы, грубо хватая, но потом медленно продолжая тягучие движения вверх-вниз, на которые Майкл отозвался нежным стоном прямо в поцелуй. Рич усмехается, и делает его наслаждение ещё более невыносимым, двигая только пальцами по его возбуждённой плоти. Майкл пытается двигать бёдрами навстречу его руке, но Рич резко хватает ствол прямо у основания и ускоряет движения, так что Майкл просто кричит, не успевая за скоростью Горански, он уже даже почти не пытается толкаться в чужую руку, он просто лежит на полу бессильной возбуждённой амёбой, и громко стонет, ловя губами губы Рича.       Рич откровенно кайфует, наблюдая за Майклом, когда он... Такой. Красный, потный, но не на занятиях, а под ним. Он может делать с Мэллом всё, но делает только приятно. И сам получает удовольствие.       Когда Майкл кончает Рич всё ещё целуется с ним, кусает его нижнюю губу и ухмыляется. Отстраняется, оставляя напоследок невесомый чмок в уголок рта. – А теперь в ванную, – говорит Горански, поднимая с пола своё нижнее бельё и штаны, а так же поднимаясь сам, и подавая партнёру руку. – Ну конечно, – Мэлл принимает его руку, и встаёт, собирая так же и свою одежду. – Кто первый? – Оба, – ехидно ухмыляется Рич, снова нападая поцелуем.       Майкл не против.