Возможно

Ацуши всегда был хорошим мальчиком. Аккуратный, вежливый и отзывчивый, он вовремя сдавал директору все необходимые отчеты, мыл за собой посуду, доставал низким девочкам в магазине продукты с верхних полок, не шумел и старался ложиться спать до одиннадцати часов вечера. С радостью помогал их штатному врачу проводить опись всех имеющихся лекарств – даже если разноцветные пузырьки за стеклом строгих шкафчиков и кучи нетронутых бластеров в коробках-аптечках играли больше декоративную роль для создания нужной атмосферы, чем имели какое-либо практическое применение, первым правилом их липового медпункта было никому не рассказывать об их липовом медпункте, особенно проверяющим из министерства; на пару с Кенджи поливал офисные цветы, количество которых, кажется, постепенно начинало расти в геометрической прогрессии, без возражений бегал в ближайший гипермаркет за сладостями для ленивого Рампо, по просьбе придирчивого Куникиды раскладывал по стеллажам объемные папки с документацией и мастерски отыскивал снова и снова придумывавшего гениальный способ покончить с собой Дазая. Он был эдакой милой коричной булочкой. Домашней, сладкой, пышненькой, липнущей к пальцам, в некоторых отношениях немного наивной, иногда – с твердой сахарной корочкой, порой даже горячей, однако всеми любимой коричной булкой. И в каждой булке, как известно, можно встретить неприятный сюрприз в виде случайно попавшей с другой выпечки изюминки, маленькой, но от того не менее противной, увы – сколько бы его недостатков нельзя было бы записать в ряд относительных достоинств, у Ацуши, пожалуй, была одна такая. Возможно, он, как говорила Йосано, относился именно к тем хорошим мальчикам, которым по каким-то определенным причинам нравились плохие мальчики. Возможно, он, как говорил Осаму, просто-напросто был самоубийцей. Возможно, он воспринял однажды случайно брошенное наставником «держи друзей близко, а врагов – еще ближе» слишком буквально. Зато теперь мог похвастаться своим горячим опасным парнем, Рюноске Акутагавой. Неубедительно? Что же, со всеми бывает. В Агентстве тоже не верили, хотя Ацуши предупреждал, на полном серьезе предупреждал – а потом Куникида чисто случайно столкнулся с наматывающим круги вокруг общежития лидером Черной Ящерицы и чисто случайно заработал себе первый седой волос немногим раньше положенного. Впрочем, вряд ли его можно было винить в недоверии. В день, когда Осаму Дазай стал Осаму Накахарой – он кричал об этом так громко, что не услышали разве что Куриллы – южную часть города накрыло мощным тайфуном. В ночь, когда босс Портовой мафии и директор Вооруженного детективного агентства неожиданно заключили брачный договор, весь порт к чертям смыло сумасшедшим ливнем. На фоне всех этих катастроф тихо назревший и совершенно внезапно начавшийся роман нового Двойного черного казался легким аперитивчиком: тихо, мирно и ни одной калечной тучки на небе, даже для каких-нибудь скудненьких спецэффектов, и черт поймешь, то ли это первое предвестие грядущего апокалипсиса, то ли они и впрямь особенные. Это все звучало до гадкого гладко и имело некий тонкий налет полнейшей абсурдности. Чтобы Портовая мафия, да под окнами детективного агентства – и с букетами цветов? Они едва успели привыкнуть к Мори Огаю, теперь разгуливавшему по их офису как у себя дома, разве что не в халате и не в тапочках, прости Господи, ко вписавшемуся во всех возможных смыслах в общежитие Накахаре, который теперь каждое утро до начала рабочего дня в Портовой Мафии сидел с отчетами в небольшой кафешке на первом этаже, неосознанно, но с нескрываемым удовольствием перетягивая на себя все внимание увиливающего от работы Осаму... никогда такого не было – да вот опять?! – Это совершенно точно секретный хитрый план, говорю вам, – в который раз заводил шарманку Куникида. – Их босс собирается по одному переманить всех членов Агентства на темную сторону! – Темная сторона, серьезно? Ты что, без перерыва Звездные войны марафонил? Остынь, чудила, – пресно фыркал Чуя, дожевывая какую-то жутко крошащуюся на все вокруг ягодную слойку и по-хозяйски придерживая довольного Осаму за талию. – Трижды нужна Мори-сану ваша контора. И без вас профанов хватает – отдел кадров настарается, а исполкому потом с этими безнадегами проблем невпроворот! Вопреки всем спорам, Ацуши, слава богу, никуда переманиваться (вроде как) не спешил. Бегал с улыбкой от уха до уха и шилом в интересном месте каждую чертову субботу на свидания, тихо вздыхал за бесконечными бумагами и телефона из рук не выпускал, но Агентству и собственным принципам оставался верен, вопреки тысячи и двум заранее заготовленным пошлым шуткам Дазая – даже если он и оказался безрассудно влюбленным идиотом достаточно, чтобы взять себе громкую фамилию Накахара, для всех вокруг он по-прежнему оставался привычным безрассудным просто идиотом Дазаем. Противоположности действительно притягиваются, и это неоспоримый и проверенный факт. Другой причины тому, почему такого светлого и наивного мальчика, как Ацуши, постоянно облепляла Портовая мафия, никто из них придумать не мог: Кёка была его закадычной подругой, Осаму считался наставником, Чуя частенько покупал сладости – даже зачастивший под предлогом неотложных дел Мори Огай каждый раз весело ему улыбался, неизменно клича… «Суши-мальчиком»? Ацуши принял и смирился, что на Портовой мафии определенно лежало что-то вроде проклятия, мешавшего ее членам запоминать настоящее имя Накаджимы. Или же Мори-сан просто дразнился? В любом случае, Акутагава Рюноске официально был его чертовым парнем и до сих пор называл «тигром» с лицом, как будто все определенно шло по плану, а вся Черная Ящерица без вопросов ему подражала, так что – да, это совершенно точно было чертовым проклятием. Изящный и хрупкий, но абсолютно беспощадный ко всем вокруг Рюноске казался эдакой вечной хмурой грозовой тучей на фоне более крепкого и неуклюжего, а все-таки такого милого Ацуши. Однако было в их странном дуэте что-то завораживающее, и, спасибо Вселенной, куда менее разрушительное, чем масштабные перебранки Двойного черного: они медленно учились понимать друг друга, находить общий язык – куда более спокойно и успешно, чем можно было бы ожидать после всех случившихся неприятностей, возможно, потому что у них была какая-никакая почва в виде схожего прошлого и нескольких вполне успешных совместных заданий. Во всех так удачно сложившихся обстоятельствах возникновение судьбоносной искры между новым крайне перспективным дуэтом в любом из возможных случаев было, несомненно, лишь вопросом времени – иначе, что, зря Осаму долгими бессонными ночами так старательно перекраивал графики всех запланированных миссий? Не зря, довольно констатировал Чуя, потягивающий свой сладкущий до смерти латте и внимательно пролистывающий каждый из сотни снимков, присланных случайно запечатлевшими новый крышесносный дуэт подчиненными. Осаму под боком лучился гордостью и смахивал скупые отцовские слезы себе на язык – потому что это абсолютно точно нельзя назвать кофе, Чуя, это, мать его, концентрированный сахарный сироп, Чуя! Этот рассвет романтических отношений настолько напоминал какое-то замудренное соревнование в духе «кто первый», что заинтригованное Агентство – чисто из спортивного интереса, конечно же – начинало делать первые ставки: Накаджима с такой нескрываемой гордостью хвалился их первым поцелуем (после невинного уточнения «в щеку» Осаму в тихой истерике съехал под стол), что сразу же после его ухода на очередное задание Йосано вывалила на стол весь свой кошелек и выпалила – она не она, если предложение сердца и почек поступит не от Акутагавы. Портовая мафия подтягивалась – кинув на стол одну из своих многочисленных кредиток, Чуя весело сверкнул глазами и сказал, что поднимет ставку в три раза, если этого не случится в ближайший год; Мори-сан вряд ли в восторге погладит всех причастных по головке за ту букмекерскую контору, что развернет свою деятельность у него под носом буквально через считанные часы после азартного поступка Накахары, но ради спортивного интереса можно было и хлебнуть немного наглости… пару дополнительных жизней чисто в профилактических целях, конечно, тоже бы очень не помешали. Ацуши, несмотря на природную свою регенерацию, находился в числе нуждающихся: абсолютно перестав опасаться старающегося казаться (обманчиво) ласковым Рюноске, он столкнулся с принципиально новой для него проблемой в виде убийственно милой и ранимой до ножа в горле Кёкой, так тепло любившей пушистых кроликов и так холодно смотревшей на Акутагаву каждый раз, когда им удавалось встретиться. После инцидента с Шибусавой между ними негласно установилось нечто вроде своеобразного перемирия, но это вряд ли помешает им крупно поцапаться при первом же удобном случае – особенно сейчас, когда Ацуши днем кормит десертами Изуми, а вечером его самого кормит десертами Рюноске. Ситуацию Накаджима собирался решать, и решать максимально в своем стиле, тихо, мягко и без лишней крови… собирался, потому что априори смирился с тем, что все непременно пойдет наперекосяк. Всё шло удивительно гладко до того момента, как навязчивые предложения Акутагавы переехать к нему – «негоже занятому юноше жить со свободной девчонкой, тигр» – и ненавязчивые расспросы на удивление быстро принявшей факт их отношений Кёки о том, насколько они близки и не собираются ли съезжаться, не начали вызывать у недогадливого Ацуши логически всплывающие вопросы. Запоздало всплывающие вопросы: Изуми отнеслась к этому подозрительно спокойно, вещи оказались собраны в рекордные сроки и почему-то при переезде потерялись именно те класснючие подранные джинсы, которые так любил Ацуши и ненавидел Акутагава. Как бы Накаджима потом ночами не спал, беспокоясь о душевном состоянии хрупкой подруги, Кёка выглядела абсолютно… собой, не больше, не меньше. Они по-прежнему продолжали тесно общаться на работе и вместе ходить на задания, а спустя неделю Изуми даже пригласила его в гости, угостить пирожными и показать своего нового сожителя, маленького карликового кролика – Ацуши удержал себя от вполне закономерных вопросов о том, откуда у неё зверушка и почему сладостями забит весь холодильник. – Неужели я был настолько прожорливым, что и не замечал, как пропадает вся еда в доме? – уже позже делился своими переживаниями потрясенный Накаджима, закрывая ладонями своё краснеющее лицо. Акутагава сверлил его нечитаемым, но наверняка участливым взглядом, привычно молчал – и разрывался между желанием сохранять запланированную непринужденность, ликовать об удачно свершенной сделке с вредной девчонкой и с тяжелым вздохом покрутить пальцем у виска. Он сам выбрал этот путь. Он знал, на что идет, когда впервые начал засматриваться на невероятно очаровательного – и ровно настолько же тормозящего тигра из, какая ирония, детективного, мать его, агентства. Он не мог не признать, что иногда это выгодно играло ему на руку. Интересно, когда тигр приметит тот факт, что Люси стала приходить в кафе намного раньше обычного? Какой бы шокирующий эксклюзив из этого не раздували первые сплетники Йокогамы, роман нового Двойного черного внезапным концом света ни для кого не стал – а за кого Акутагава мог быть стопроцентно точно абсолютно спокоен, так это за собственную сестру. Её реакция на побледневшего Ацуши, неловко топчущегося на пороге с сумкой в руках, колебалась от искреннего удивления до «ну-ка выйдем на секундочку, дорогой братик», Рюноске же нагло сохранял абсолютную непринужденность в лучших собственных традициях: уже несколько месяцев Гин выедала ему сломанной палочкой от мороженного мозги по поводу того, что она жуть как хочет котенка, и, наконец, вот он, самый настоящий представитель семейства кошачьих, так что ей снова может быть не так? Настойчивые пронзительные взгляды и недельный бойкот – ему не стоило произносить последнюю фразу вслух, ой не стоило – сблизили Ацуши и младшую Акутагаву в разы лучше любых семейных вечеров. Настолько, что Рюноске практически не собирался мстить им за увлекательный опыт сна на узком невыносимо жестком диване, откуда он только такой черт возьми взялся: Гин влюбилась в Ацуши так, как влюбляются маленькие дети в подаренные плюшевые игрушки, с трепетным восхищением и тихим восторгом, и теперь таскала его за собой куда только можно было, расспрашивая и рассказывая обо всем на свете. Накаджима послушно следовал за ней, вежливо поддерживал беседу и без возражений активно брался помогать по дому – он и вправду был каким-то магнитом для членов Портовой мафии и молоденьких девочек, чутких к чужому печальному прошлому. Рюноске мог бы даже приревновать… Но нет, он был полностью и окончательно бесповоротно уверен в преданности своей сестры и своего возлюбленного. И да, фраза «знакомься, тигр, это Хигучи, моя помощница, девушка Гин» вырвалась из его рта совершенно случайно. Правда-правда! Возможно, идиотская идея с парными кольцами была не такой уж и идиотской, как на первый взгляд? Не обручальное, отдает сахарной банальщиной и детской наивностью, но тигра точно оставили бы в относительном покое. Почему же тогда у Накахары-Чуи-сана чай пошел носом, когда Рюноске решил спросить у него совета на этот счет? Возможно, он, как говорила Гин, относился именно к тем плохим мальчикам, которым по каким-то определенным причинам нравились хорошие мальчики. Возможно, он, как говорил Тачихара, просто-напросто был сумасшедшим. Возможно, он воспринял однажды случайно брошенное Чуей «держи друзей близко, а от вот этих идиотов – беги, сломя голову» слишком буквально. Зато теперь мог похвастаться своей вредной коричной булкой, Ацуши Накаджимой.