Ярослав, Елена и ежи

(вольная фантазия на тему реальной технической накладки во время мюзикла «Последнее испытание» 24 марта 2019г. в КЦ «Москвич»)       — Я приведу к тебе этого зверя.       Я в это верю,       Твой гордый враг склонится пред тобой,       Я в это верю!       Отец мой, дозволь, я в это верю!       Голос Елены Ханпиры прозвенел в оглушающей тишине КЦ «Москвич», который спустя какой-то миг грянул аплодисментами и затопил стихший зал овациями.       Посередине арии Крисании выключился звук фонограммы. Такого еще не случалось. И как действовать, пока еще было не совсем ясно.       Антон Круглов бежал к звукачу.       Крисания мужественно начала рассуждать про то, как Рейстлин Маджере окажется в Бездне. Услышавший слова Светлой Жрицы и понявший, что в этом форс-мажоре спектакль продолжается, на сцену выскочил Ярослав Баярунас. Выскочил быстрее, чем положено по сценографии, дергано, по-мальчишески вприпрыжку, но он вообще не собирался этого делать, дружно со всем закулисьем полагая, что спектакль будет остановлен, но уж никак не продолжен.       — Открыть врата способны темный маг и светлый жрец, объединив усилия, — Ярик метнул взгляд на «башню». Ладно, играем. Раздалось тиканье фонограммы. Хороший знак.       Подумав мимолетом, что где-то там, за кулисами, весь бекстейдж, наверное, дружно «родил ежей» с перепугу, Елена снова «вернулась» на сцену. Спектакль продолжался.       Отговорив свой диалог с Даламаром, Крисания устремила взор на соседнюю «башню», где по идее находился темный маг. Оттуда должно было донестись «А как иначе?». Но не донеслось.       «Ладно. У меня не сработала фонограмма, у Рейста микрофон… Стоп. Рейстлин, Рус, ты где?»       Руслана не было. Угадывался распластанный плащ на площадке лестницы, но Руслана в нем не было.       Зато… зато у Рейстлина вдруг появилось новое обличие. Из-за кулис почти однородно-белый, если не считать черного грима на лице, показался Ярик. И почему-то начал петь:       — Он даст тебе имя, — и поскакал, явно глядя под ноги, на башню. Отпевая арию Рейста в третьем лице, он с осторожностью поднял с лестницы плащ темного мага. Крисания, с которой персонаж должен как бы по идее отыгрывать сцену внизу, удивленными глазами следила за действиями ученика мага. А тот продолжал петь о Рейстлине и, спускаясь, держал на вытянутых руках плащ, создавая перед собой фантомную человеческую фигуру.        — Он выкликнул — ты откликнулась.       Он имя рек — ты отозвалась       Ты себя назвала Спасителем —       Так спасай, если вызвалась!       Если вызвалась! — это было пропето Ярославом, который о-о-очень выразительно смотрел на нее. Лена не понимала, что происходит. Что такого он узнал за кулисами? А, точно. За кулисы. Ей тоже надо за кулисы. Но за кулисами она… не обнаружила никого. В смысле, в смысле, совсем никого. И только под ногами что-то шевелилось.       — Ежи. Все стали ежами, — следом со сцены прилетел Ярик. — На башне тоже.       — Ежи?! — боже, только бы в зале не было слышно! — А звуковик?       — Ежи только здесь, я проверил.       — Что делать?       — Либо выходим и говорим, что вся труппа переродилась в ежей, либо доигрываем дуэтный спектакль, — развел руками Ярик.       В зал уже щебетали птички из «Кабака». Только переставить клыки было некому. Как некому было и играть массовую сцену.       Мимо шокированной Ханпиры, ещё не определившейся с тем, как реагировать на этот сюр, прошествовало несколько ежей. Один мужественно тащил меч и шлем.       — Саша?!       — Яр, нас слишком мало… тут чертова уйма людей… Тьфу, Ежи, а ну брысь обратно! — рыкнула Лена. Ежи посмотрели на нее и остановились. Назад не пошли. Им тоже было интересно, как выкрутятся эти люди. — Нас только двое!       — Это не тебе совмещать Карамона, Тику и ансамбль! Ты сама за себя играешь, — Яр лихорадочно соображал, как ему самому с собой ругаться. Ладно, пьяного Карамона еще осилит, три года в «Джекилле» же бомжа успешно играет, да и тут тоже ансамблевая роль нетрезвая. Но Тика? А потом что?       Нет, ладно, Даламара он играл в одиночку, не проблема, Лена, может, отыграет за весь конклав. Драку на мечах придется отложить. Этого он в вузе пройти не успел. Чёрт, почему в мюзикле так много сцен с более чем двумя персонажами? ТАК СТОП! Ему же ещё и Такхизис придется играть! В «Изиде». А Рейст? Нет, спеть ещё нормально, это он может, но зрительный зал не поймет. А потом как Суккубу охмурять Рейстлина? Что за селфцест? Как-то вдруг идея моноспектакля перестала его радовать. Шутки шутками, но вот тебе реальная ситуация, Крисания — одна штука, зал — одна штука, спектакль, который он знает наизусть, — одна штука, ролей — много штук. Но что-то это уже перебор.       Спотыкаясь об ежей, в закулисье влетел Антон Круглов. Моментально оценив ситуацию и отложив на потом обморок (ежи кинулись к композитору как к отцу родному), он, увидев живых и человекообразных Ярика и Лену, возвел руки к небу (ну, потолку):       — Ну хоть кто-то! Ребят, осилите на двоих самый финал?       — Мы не отменяем?! — Ярослав только уже решился идти в зал говорить, что тут непредвиденные обстоятельства, не уточняя, правда, что фраза «родить ежей» как-то странно трансформировалась в «переродиться в ежей». А тут композитор…       — Ну, Ярик, ты же отыграешь за Рейста и Такхи?       — Такхизис? Платье?! — взвизгнул Яр. Про Рейста он предпочел немного не заметить, его больше волновало не это.       В зале тем временем при абсолютно пустой сцене и без освещения шла инструментовка «Кабака». Зрители звучно выражали свое недоумение.       — Финалку я спою за тебя, Даша, — посмотрела на стайку притихших ёжиков сообразившая, в чем замысел композитора, Лена. А что? Когда вся труппа тут ежи, и не на такое согласишься не раздумывая.       — Споешь! Ребята, даём в зал «Жертву», — в рацию рявкнул Антон. — Труппа, все в угол! Артисты, марш на сцену.       Ежи организованной толпой поспешили в угол. Композитор — он сейчас за главного. Номинально главный ёж сидит на башне-лестнице и все равно ничем помочь не может. У ежа лапки и иголки, а у Круглова руки, ноги, рация и Ярик с Леной.       Зал дружно ахнул, когда, прервав «Кабак», зазвучала минусовка «Жертвы» и появилась Крисания. «Фига се историю сократили!» — пронеслось по партеру и улетело на балкон. Но выбора залу все равно не оставляли.       — Доверь мне сердце свое, и в ладонях моих пусть забьется оно опять, — Лена обнимала зачем-то оставленный Яриком на сцене плащ Рейста.       — Только прошу: живи, живи! — вознесла она руки к потолку. Ежи, станьте людьми! Пожалуйста!!!       — Мне жаль тебя, детка, но пламя всегда оставляет свой след, — появился на сцене… Рейстлин. С растрепанным хохолком и чёрно-белым лицом. Но в нужном плаще. Плаще?! Его же с него сняли, нет? И где нашел второй? До костюмерки успел добежать? Ну, Ярик, молодец. — Глаза не солгут тебе более, когда их нет.       Ярик безумно хотел сыграть что-то не свое. Но не напяливать же платье Такхизис при гриме Даламара?! Господин Режиссер на данный момент ёж и бегает в гневе и бессилии по верхней ступеньке лестницы. Что он им сделает? Для разнообразия ослеплять Крисанию будет не Такхи, а Рейст.       «Легенда чародея» получилась крайне своеобразной. Новоявленный Рейстлин, неожиданно для себя сменивший роль в этом спектакле и подсидевший режиссера, причём теперь уже дважды, отрывался, искренне полагая, что это его последнее выступление в проекте. Попытка спасти спектакль вряд ли будет зачтена в плюс. Но ладно, вроде, Антон к нему благосклонен, без работы не бросит, тем более, что и на сцену выпихнул его именно он.       Костюмеры тоже спасибо не скажут. На «Да, я полюбил, я не отрицаю» Рейст стал поливать себя из бутылки. Мицелляркой. И грим Даламара стал медленно стекать по лицу артиста. Зал, заворожённый явленным в неожиданное время незапланированным Рейстлином, оторопело смотрел на это. Получалось, что Рейст весьма метафорически смывает с себя в этой арии свое лицо, причем лицо ученика, который так теперь оказывается схож с ним самим, обнажая свое настоящее, но оно такое грязное и чёрное?.. «А этот Баярунас ничего такой. Придумал же», — пронеслась мысль по залу.       Пока Крисания пела про бессмысленную жестокость, Ярик с Антоном быстро обсуждали, как быть с тем, что балет на «Властелина Ничего» не выйдет. Но этот мелкий уже был такой довольный и вдохновленный собой, и музыкой, и ролью, что вряд ли сцена будет пуста. Да, Руслан так не любит, но куда деваться, не ежей же высыпать на сцену, чтобы Рейст бегал, прыгал и вопил от того, что наступил на кого-то из ансамбля или бекстейджа. Босиком. Нет, идея неплохая, но в предыдущей арии Круглов успешно донес до Лены свою другую новопришедшую идею. Только Яру он это говорить не торопился. Эффект будет интереснее. Справятся сами, без ежей. Которые, кстати, техничненько перебазировались уже поближе к сцене: они же слышали идею Антона, так что посмотреть хотелось сильно. Вряд ли кого-то удивит стайка ежей на передней линии декораций. Сегодня вообще вряд ли кого-то что-то уже удивит.       Окончательно размазавший свой грим по лицу, Яр вышел и с левой относительно зала лестницы стал вещать про то, как обещал, что ничего не будет иметь над ним власть. Все больше узнавая в тексте самого себя. И про то, как его мир стал гибнуть. Его мир во вселенной «Последнего испытания» тоже сейчас гибнет. Окей, будем петь как в последний раз. В первый и последний. Зато в настоящем плаще Рейстлина. У кого-то «увидеть Париж и умереть». У Ярослава намечалось «Спеть Рейстлина и умереть». Как артисту этого спектакля.       На экране появилась Даша, голос был ожидаемо Ханпиры. Зал уже с откровенным любопытством следил за происходящим. Почему спектакль с Герасименко стал спектаклем с Баярунасом и безо всех, они будут узнавать потом, Елена же обязательно все напишет на своей странице, в этом все были уверены. А пока на сцене тоже интересно.       Стараясь не сорваться на сильные эмоции раньше времени, вошедший, если не сказать впрыгнувший, в роль Ярик осторожно пел первый припев. Рано ещё раскрываться.       На второй лестнице на самом верху некогда бесновался, а теперь уже смиренно смотрел за всем ёжик Герасименко, думая над бренной колючей жизнью и над тем, каков Яр в этой роли. «Нет» насчет этого артиста в роли Рейстлина постепенно переходило в «не знаю».       Световик был предупрежден. На втором куплете партии Такхизис посередине так и стоявших собранными в кучку клыков появилась… Крисания. Поющая за Такхизис и двигающаяся вместе с ней. Лена отлично знала все движения Темной госпожи. Наконец это пригодилось.       — Ты разыграл свой дебют фигурою белой,       Все получил твой король за размен королевой.       Зал ахнул. Как это получалось многозначно. Во всех видеоверсиях Такхизис поет с Рейстлином со сцены, но чтобы Крисания вдруг стала петь за Такхизис, то есть, сама стала Такхизис… Это что же, если обидеть Светлую жрицу и погубить, она станет сама Темной Госпожой? Как интересно! Как обычно, нет ничего страшнее обиженной женщины. А вот тогда вопрос, кто погубил светлое начало в самой Темной госпоже? Ммм… Как получилось концептуально! А еще было так тематично, что про белую фигуру поет белая же фигура…       Ярику было думать обо всем этом некогда. Но он умел быстро ориентироваться в ситуации. Если ему поет не столько Такхизис, сколько Крисания… хотя нет, на путь размышлений зала он все-таки встал. И ему тоже нравилась концептуальность этой ситуации.       Нравилась она и Герасименко. Еж постарался занять такую позицию, чтобы видеть и новую Темную жрицу, и этого мелкого грязного мага.       — Вот он один на доске застыл обреченно.       Что ж, ты прекрасно провел этот эндшпиль за черных…       — Ты? — в лохматую голову пришла новая идея. Сгорел сарай — гори и хата, как говорится.       Пока Крисакхизис допевала куплет, ЯроРейстлин отыгрывал самого себя (ну, как ему виделось) из «Кошмаров», только тогда мерещились голоса из детства, а теперь — вроде как бывшая девушка. Девушки. Обе сразу.       — Еще не поздно настроить скрипку, взять верную ноту, исправить ошибку, — Рейстлин с внутренним нарастанием начал петь свою часть дуэта. Вообще-то обычно этот кусок поется лицом в зал, но какое тут «обычно»? На него смотрит труппа ежей, а он играет Рейста. Так что в Бездну все «обычно».       Он пел, глядя на Крисанию. Со страхом, с мольбой. И про новое небо, и про новые звезды. «Послушай», — он побежал к ней и очень натуралистично отскочил, как будто от какого-то невидимого барьера. Круглов одобрительно хмыкнул. Герасименко расширил свои ежиные глаза. Ханпира стала манить Рейстлина еще более активно.       — Не поздно жить без фальши, создать новый мир лучше, чем раньше, — Ярослав успешно отыгрывал эту свежепридуманную историю с невидимым обжигающим барьером. — Не поздно. Послушай! — он развернулся в зал и фактически прокричал эти слова, — Я так не хочу быть один. Властелин ничего! — не уйдя на фальцет, пропел он высоко и очень уверенно. Первые ряды уже утирали глаза.       Ханпира спустилась к нему ближе. Совершенно по-такхизисовски зашипела, приманивая Рейста. Тот, после последней строки упавший на колени на краю сцены, от этого подскочил и подбежал к ней:       — Поздно считать ошибки — никто не даст тебе новой попытки, — протянул он руку к ней, помня о фантомном барьере. Лена ответила ему этим же жестом.       — Поздно молить о смерти, — жрица отдернула руку, — кричи, не кричи — никто не ответит, — решительным шагом пошла к своей любимой лестнице с левого края сцены, на которой все и началось.       — Поздно, послушай, не ты ли хотел быть один, — надменно пропела Лена, глядя на Ярослава, который уже снова рухнул на колени и пытался закрыться полами плаща       — Я так не хочу быть один! — прокричал с болью в голосе Рейст.       — Властелин Ничего! — она начала подниматься по лестнице. Световик принял одно интересное, хотя, возможно, небезопасное решение.       — Отзовется одно лишь эхо, — с трудом поднялся на ноги Рейстлин и, запахнувшись в плащ, пошатываясь (и уверенно и твердо, но потрясающе в образе пропевая свою партию), направился ко второй лестнице, где наверху был Герасименко, — ни женской улыбки, ни детского смеха не будет отныне, ты один в холодной, мертвой пустыне, — Ханпира, которую теперь вместо белого луча прожектора, подсвечивал красный, была почти на самом верху. Рейстлин остановился примерно посередине.       «Как концептуально! То есть, все равно ему не достичь ее величия», — пронеслась сквозь слезы восторга мысль у зала. Руслан тоже оценил решение Ярослава. Но тут все было куда менее тематично и куда более банально и жизнеспасательно. Баярунасу наверх не хотелось, там все же оригинальный Рейстлин сегодняшнего дня, у него иголки, он опасен.       — Поздно, послушай, уже не спасет никого Властелин Ничего! — звонко и надрывно, даже не замечая, что музыка снова вырубилась, во вновь тихом зале «Москвича», стоя на противоположных лестницах, пропели Ярослав и Елена. — Поздно…       Снова тишина. Снова аплодисменты, сотрясшие стены КЦ. Погас свет.       В темноте, через собственное тяжелое, словно после длительного забега, дыхание, Ярослав почувствовал, как его кто-то теребит за плащ:       — Одёжку отдай, самозванец, — это был голос Герасименко. Опа. Больше не ёж? Звуковик, чертов маг, ты когда «Хогвартс» окончил и трансфигурацию освоил? — Я подумаю. Но в Петербурге играешь вторую линейку ансамбля!